Страница 44 из 184
Двумя самыми образованными штабными офицерами в окружении М.И. Кутузова были П.М. Волконский и К.Ф. Толь. Оба они хорошо усвоили уроки 1805 г. и сыграли ключевую роль в организации эффективной работы Главного штаба в последующие годы. П.М. Волконский был коренастым человеком небольшого роста и, будучи офицером Семеновского полка, знал Александра I с юности. Несмотря на это, он испытывал некое благоговение перед монархом, которому он был всецело предан и чью волю никогда не оспаривал. Добрый по характеру, тактичный и скромный Волконский получил неплохое образование и обладал исключительной работоспособностью. Он хорошо управлялся с делами, быстро вникая в самую суть проблемы. Его спокойные хорошие манеры и умение проявлять терпение, помогли ему выступить в роли ценного дипломата в ставке коалиции в 1813–1814 гг., когда разногласия, вызванные соперничеством самолюбий и государственных интересов, грозили выйти из-под контроля. Никто и никогда не говорил, что Волконский обладает выдающимся умом, а уж тем более, что он был великим стратегом. Но у него были первоклассные помощники, прежде всего К.Ф. Толь и И.И. Дибич, и он умел доверять им и поддерживать их суждения. Без напряженной работы Волконского, его политических дарований и связей Главный штаб российской армии занимал бы гораздо более слабые позиции и действовал бы гораздо менее эффективно в 1812–1814 гг. Но даже несмотря на все усилия, предпринятые Волконским, к началу войны в 1812 г. в российской армии было слишком мало штабных офицеров, а многие из тех, кто находился в строю, были молоды и неопытны[189].
Вернувшись из Парижа, где он изучал устройство французского штаба, П.М. Волконский установил хорошие профессиональные отношения с М.Б. Барклаем де Толли, которые сохранялись между ними и в дальнейшем. За два года, предшествовавшие вторжению Наполеона, Волконский поставил свиту Е.И. В. по квартирмейстерской части на ноги. Действуя в качестве помощника П.М. Волконского, К.Ф. Толь составил и распространил инструкцию для штабных офицеров. Согласно инструкции, в их компетенции находились все вопросы, связанные с развертыванием армии, ее передвижениями и выбором мест для проведения сражений. Параллельно с этим А.И. Хатов вел подготовку все большего числа подававших надежды молодых кадетов, которые должны были стать младшими штабными офицерами, а сам П.М. Волконский работал над переводом в Главный штаб наиболее способных офицеров, среди которых самым известным суждено было стать И.И. Дибичу — еще одному офицеру Семеновского полка. Введение в состав штаба ряда офицеров, имевших опыт боевых действий на передовой, и некоторого числа российской знати помогло сократить разрыв между Главным штабом и генералами, командовавшими корпусами и дивизиями, а также уменьшить их подозрения по отношению к этой структуре. Этому способствовал и боевой опыт, приобретенный штабными офицерами в 1805–1812 гг.
Тем не менее определенное недоверие сохранялось. Ключевым моментом стал 1810 г., когда Александр I постановил, что отныне все должности штабных офицеров в штабах должны были занимать специально подготовленные офицеры Главного штаба. Традиционно начальник штаба управлял своим штабом через дежурного генерала и нескольких адъютантов, многие из которых приходились ему родственниками, друзьями и подчиненными. Отчасти — и это было типично для российской армии и бюрократии — штабы напоминали расширенный вариант домашнего хозяйства. Теперь же некоторый дисбаланс в столь удобное и имевшее длительную историю положение вещей начинали вносить профессиональные качества офицеров. Стоявшим во главе штаба генералам было непросто с этим смириться. Их также терзал вопрос, насколько компетентными окажутся присланные к ним никому не известные молодые офицеры, часто нерусского происхождения, в условиях настоящей войны, сильно отличавшихся от тех, в которых прокладывались маршруты движения войск и составлялись карты.
Кроме того, большое преимущество генеральских друзей и подчиненных, которыми традиционно был укомплектован штаб, заключалось в том, что они были лояльны по отношению к своему покровителю. Мог ли последний быть уверен в том, что так же будут вести себя не известные ему штабные офицеры, предположительно получившие назначение вследствие своих профессиональных качеств и не состоявшие с ним в личных отношениях? В своей инструкции для штабных офицеров К.Ф. Толь отводил первостепенную роль лояльности по отношению к своим начальникам штабов. Это не помешало Александру I отдать распоряжение начальникам штабов армий М.Б. Барклая и П.И. Багратиона писать напрямую императору обо всех делах, находившихся в их ведении. Не удивительно, что структуре российского командования в 1812–1813 гг. потребовалось некоторое время, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам. Историк Главного штаба высказывал предположение, что Третьей Обсервационной армии А.П. Тормасова удалось сделать это быстрее, чем Первой Западной армии М.Б. Барклая или Второй Западной армии П.И. Багратиона потому, что сам А.П. Тормасов и ключевые офицеры его штаба ранее работали в похожей структуре, созданной генерал-фельдмаршалом князем Н.В. Репниным[190].
Как было показано выше, если в некоторых отношениях российская армия в 1807–1812 гг. обновилась, то в других сферах по-прежнему господствовали старые привычки и имелись нерешенные проблемы. В целом российская армия в июне 1812 г. не просто численно превосходила ту, что выступила против Наполеона в 1805 г., но и была качественно лучше. Помимо специальных преобразований, проведенных в 1807–1812 гг., позиции российской армии укрепились благодаря тому, что теперь у нее было гораздо больше боевого опыта, полученного на полях сражений в Европе, чем семь лет назад. Прежде всего это касалось лейб-гвардии. Павел I начал процесс превращения лейб-гвардии из украшения императорского двора в военную элиту, но когда полки лейб-гвардии приняли участие в кампании 1805 г., их боевой опыт был минимален. Например, среди преображенцев ни один офицер званием ниже полковника до этого не участвовал в сражении; среди старших унтер-офицеров это удалось сделать очень немногим[191]. Понеся первые потери в 1805–1807 гг. и пополнив свои ряды за счет ветеранов, переведенных к ним из полков тяжелой пехоты, гвардейцы стали гораздо больше похожи на элитные резервные войска, чье участие могло решить исход сражения. Тем не менее основные сильные и слабые стороны армии после 1805 г. так и остались без изменения. К числу первых могли быть отнесены численность и хорошая подготовка легкой кавалерии, а также невероятная храбрость, дисциплина и выносливость пехоты. Слабой стороной являлось высшее командование российской армии. А это означало прежде всего наличие соперничества между генералами и трудностей, связанных с подбором компетентного и авторитетного главнокомандующего.
При попытке разобраться в деталях проблема размещения российской армии в целях отражения внешней угрозы неизбежно оказывается трудной для понимания. По этой причине полезно представить силы российской армии разделенными на три линии обороны.
Переднюю линию образовывали лейб-гвардия, гренадеры и большинство армейских частей армии. Изначально все войска распределялись между 1-й Западной армией Барклая де Толли и 2-й Западной армией Багратиона. Когда в мае 1812 г. в Петербурге стало известно о франко-австрийском союзе, была образована 3-я Обсервационная армия под командованием генерала А.П. Тормасова, оборонявшая возможные пути вторжения противника в северной Украине. Всего в трех армиях, включая казачьи полки, насчитывалось только 242 тыс. человек, что составляло едва половину численности первой волны сил Наполеона. Если бы они были уничтожены, война бы закончилась. Не располагая подобными кадрами, было бы невозможно воссоздать армию, способную противостоять Наполеону в ходе войны.
189
А.И. Михайловский-Данилевский, бывший подчиненный П.М. Волконского, удостоил его деятельность невыразительной похвалы: Михайловский-Данилевский А.И. Мемуары, 1814–1815 гг. СПб., 2001. С. 156–157.
190
Глиноецкий Н.П. Указ. соч. // Военный сборник. 1874. № 11. С. 11.
191
РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 1. Л. 215 и далее.