Страница 122 из 184
В начале лета 1813 г. поручик Дурова, молодой офицер уланского полка, вышла на службу после взятого по болезни отпуска. Дурова была уникальным офицером российской армии — женщиной, много лет прослужившей в армии и в течение всего этого времени хранившей свою тайну. Подобно всем шедшим на поправку военнослужащим, которые направлялись из России для несения активной военной службы, она получила назначение в Резервную армию, что сильно облегчало задачу пополнения рядов последней ветеранами. Дурову отправили в кавалерийское депо, которое на тот момент переместилось в Слоним, приказав ей и еще трем офицерам «откармливать усталых, раненых и исхудавших лошадей всех уланских полков». Она добавляла: «…на мою часть досталось сто пятьдесят человек и сорок человек улан для присмотра за ними», что является лишним напоминанием о том, как много сил отнимала забота о лошадях в кавалерийских частях. Каждое утро после завтрака «иду осматривать свою паству, размещенную по конюшням; при мне ведут их на водопой; по веселым и бодрым прыжкам их вижу я, что уланы мои следуют примеру своего начальника: овса не крадут, не продают, но отдают весь этим прекрасным и послушным животным; вижу, как формы их, прежде искаженные худобою, принимают свою красивость, полнеют, шерсть прилегает, лоснится, глаза горят, уши, едва было не повисшие, начинают быстро двигаться и уставляться вперед»[619].
Наряду с лошадьми Кологривову прежде всего были нужны подготовленные кадры. К зиме 1812 г. в составе кавалерийских полков полевой армии имелось великое множество эскадронов неполной численности, обычно с непропорционально малым числом обер- и унтер-офицеров. По предложению Александра Кутузов создал в большинстве кавалерийских полков три, два или в крайнем случае всего один полностью укомплектованный эскадрон для несения службы в боевой обстановке. Остальные обер-, унтер-офицеры и ветераны были отправлены в помощь Кологривову, работавшему над формированием резервной кавалерии. В ходе весенней кампании 1813 г. Смоленский драгунский полк, например, разместил два эскадрона в расположении полевой армии. Тогда же 18 офицеров и 89 прочих военнослужащих полка были посланы в Слоним для соединения с Кологривовым[620]. Изобиловавший статистическими сведениями подробный рапорт о Резервной армии, который Лобанов представил в конце войны, свидетельствовал, что в составе кавалерии Резервной армии было гораздо больше ветеранов и значительно больше обер- и унтер-офицеров по сравнению с пехотой. Если принять в расчет особенности кавалерийской подготовки и службы, этот факт представляется чрезвычайно важным[621].
Щедрые поступления лошадей, офицеров и опытных солдат во многом объясняют, почему Кологривов достиг успеха в формировании кавалерийских резервов, но не раскрывают всей сути явления. По свидетельству адъютанта Кологривова поэта А.С. Грибоедова, его шеф организовал не только конский лазарет, кузницы и прочие вспомогательные части кавалерийского депо, но и подбирал рекрутов с необходимыми навыками, обучал тех, кто таковых не имел, и организовывал мастерские по изготовлению конской сбруи, седел и пошиву обмундирования, тем самым не только экономя государству крупные суммы денег, но и освобождая себя от излишней зависимости от Комиссариатского департамента Военного министерства[622].
Между мартом и сентябрем 1813 г. Кологривов отправил в полевую армию 106 эскадронов. В ноябре 1813 г. он послал еще 63, и почти столько же было готово к отставке. Д.И. Лобанов-Ростовский большую часть своего времени потратил на досмотр боевых подразделений Резервной армии перед их отправкой в полевую армию. Его отзывы о кавалерии всегда были исключительно лестными. Обычно он выражал удовлетворение и состоянием своих пехотных и артиллерийских резервов, но в артиллерии нарекания часто вызывали лошади, а в пехоте — снаряжение. Хотя он считал большую часть готовой к отправке пехоты хорошо обученной, встречались и исключения. В декабре 1813 г., например, он отмечал, что личный состав резервов, отправляемых в тот момент для усиления корпуса Витгенштейна, слишком молод, и ему требуется больше времени для того, чтобы подготовиться к сражению[623].
Однако, по всей вероятности, наиболее верными были суждения иностранцев, поскольку они имели склонность к аргументированным сопоставлениям. 8 июня 1813 г. сэр Роберт Вильсон наблюдал, как Александр проводил смотр резервов лейб-гвардии и гренадер, только что прибывших из Петербурга и Ярославля. Зная о том, что они находились на марше три последних месяца, император был поражен их внешним видом:
«Тогда эти пехотинцы <…> и их материальная часть выглядели так, словно они только что покинули казармы для участия в параде. Всадники и их лошади выглядели столь же свежими. Воины и лошади в России представляют собой исключительно поразительный материал для военной службы. Если бы английские батальоны прошли одну десятую часть такой же дистанции, они бы хромали в течение последующих нескольких недель, а от их первоначального снаряжения остались бы одни воспоминания. Все наши лошади охромели бы, а их спины были бы натерты настолько, что к ним невозможно было бы прикрепить седла»[624].
Полковник Рудольф Фридрих возглавлял отдел истории прусского генерального штаба. Он не сомневался в том, что русские резервы, прибывшие во время перемирия, намного превосходили прусские и австрийские подкрепления, которые тогда же пополнили полевые армии союзных держав. Русские были «прекрасными солдатами, хотя, разумеется, не отличались умом, но были отважны, послушны и неприхотливы. Их оружие, одежда и снаряжение были очень хороши, и в целом они были хорошо обучены». Прежде всего эти солдаты, пережившие долгие месяцы изнуряющих маршей, были чрезвычайно упрямы и никогда не унывали. Что касается кавалерии, то она была «в целом прекрасно выезжена, хорошо обучена и имела безупречные обмундирование и снаряжение». Единственное критическое замечание Фридриха о русских подкреплениях состояло в том, что «только егерские полки были обучены вести перестрелку»[625].
Что касается обучения, то его успешному проведению способствовало то, что основная часть резервов прибыла в лагеря полевой армии к концу июня. Большинство резервных подразделений разделили на составные части и распределили по батальонам и эскадронам армии. В июле стояла хорошая погода, у полков полевой армии имелось свободное время, и ветераны могли спокойно завершить обучение резервов, включая интенсивную стрелковую подготовку. Ф.Ф. Шуберт был начальником штаба кавалерии барона Корфа в составе корпуса Ланжерона. В своих мемуарах он писал:
«Из России в полки прибыли резервные эскадроны, свежие рекруты и запасные лошади, а обучение и тренировка воинов и лошадей длились с утра до вечера: это была очень лихорадочная, кипучая и энергичная деятельность… То же самое происходило в пехоте и артиллерии… Наши усилия окупились сторицей, так как под конец перемирия состояние российской армии было лучше, чем в начале войны: она была полностью укомплектована, хорошо экипирована, полна храбрости и желания схлестнуться с врагом, а также имела в своих рядах больше, чем когда бы то ни было испытанных в боях генералов, офицеров и солдат»[626].
Русские подкрепления, двигавшиеся весной и летом на запад, пополнили не только полевую армию, но также и стратегический резерв коалиции, или так называемую Польскую армию, приказ о формировании которой Александр направил Беннигсену в начале июня[627]. Четыре пехотных дивизии Беннигсена весной блокировали крепости Модлин и Замостье. Часть входивших в них боевых подразделений также выполняли функции внутренней стражи в Польше. В какой-то момент их общая численность не превышала 8 тыс. человек. Однако к концу перемирия только эти четыре дивизии насчитывали 27 тыс. человек. В сентябре армия Беннигсена, вобравшая в себя корпус ополченцев графа П.А. Толстого, повела наступление в Силезии с целью соединения с основными силами союзников[628].
619
Цит. по: Дурова Н. Записки кавалерист-девицы. М., 2005. С. 210–211.
620
Годунов В. И., Королев А.Н. История 3-го Уланского Смоленского Императора Александра III-го полка. 1708–1908 г. Либава, 1908. С. 133–134. У Слонима к ним присоединились 8 офицеров и 155 ветеранов из бывшего резервного эскадрона, 7-го, который был развернут в тылу у Ольвиополя в 1812 г.
621
Рапорт озаглавлен «Отношение генерала от инфантерии князя Лобанова-Ростовского с отчетами о распределении в резервы воинов и лошадей». Вместе с сопроводительным письмом от Д.И. Лобанова-Ростовского А.И. Горчакову от 14 апреля 1815 г. (ст. ст.) его можно найти в РГВИА. Ф. 1. Оп. 1/2. Д. 3230. Резервные армейские кавалерийские корпуса направили в ряды действующей армии 543 офицера и 21 699 военнослужащих рядового и унтер-офицерского состава. С момента образования Резервной армии 1749 офицеров, 33 423 ветеранов рядового и унтер-офицерского состава и 38 620 рекрутов прошли службу в ее кавалерийских корпусах. Пехотные корпуса Резервной армии направили в действующую армию 635 офицеров и 61 843 военнослужащих рядового и унтер-офицерского состава. За все время существования Резервной армии в ее рядах прошли службу 3662 офицера, 11 6904 ветерана и 174 148 рекрутов. Важно помнить о том, что в эти данные не включены сведения о «первой волне» подкреплений, отправленной А.С. Кологривовым и Д.И. Лобановым-Ростовским весной 1813 г., еще до создания Резервной армии.
622
Грибоедов А.С. Сочинения. М, 1953. С. 363–367.
623
Статистические данные см. в кн.: Ермолов В. В., Рындин M. M. Указ. соч. С. 136. Замечания Д.И. Лобанова-Ростовского по поводу кавалерийской подготовки см. его рапорт Александру I от 4 февр. 1814 г. (ст. ст.): РГВИА. Ф. 125. Оп. 188а. Д. 153. Л. 21; Д. 47. № 135.
624
General Wilson's Journal. P. 147.
625
Friederich R. Op. cit. Vol. 2. P. 18–26.
626
Schubert F. Op. cit. P. 311.
627
Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собственной Е.И. В. канцелярии. Вып. 3. С. 96–98.
628
Война 1813 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 1. С. 123. О силе войск см.: Богданович М.И. История войны 1813 г. Т. 1. С. 722–727. Батальоны П.К. Эссена, предназначавшиеся для полков Ф.В. Остен-Сакена и А.Ф. Ланжерона, были скорее прикреплены к полкам войск Л.Л. Беннигсена, чем влились в их состав: это было сделано для того, чтобы сохранить их полковую идентичность, см.: Лахтионов С.В. История 147-го Самарского полка. 1798–1898 г. СПб., 1898. С. 66–67.