Страница 7 из 13
Сталин как персонаж – человек, который боялся смерти. Это многое определяло в его поступках и отношении к людям. Малейшее прикосновение к теме смерти, которое затрагивало его лично, вызывало в нем реакцию отторжения и неприязнь к тому, кто посмел затронуть его страх. Знаменитый разговор Сталина с Пастернаком – на каком месте он его оборвал? Когда поэт сказал: хочу говорить с вами о жизни и смерти. Будь Сталин как человек обыкновеннее, при таком страхе перед неотменяемым концом он, может, сам бы ушел. Поддался искушению оборвать собственную жизнь. Но в качестве вождя, которому ежедневно говорили, что он незаменим, избывал страсть в убийствах.
– Эти люди были готовы к смерти каждую секунду. Они так прожили жизнь свою, когда жизнь ничего не стоила – ни их, ни чья другая.
– Я бы их не усреднял, там не все просто. Их готовность к самопожертвованию, легкость, с которой они принимали в качестве должного и необходимого смерть других людей, в личном плане неодинаковы.
Вспомним Рахметова? Но ведь рахметовские гвозди – это ирония Чернышевского. Чернышевский говорит о Рахметове с частой, почему-то незамечаемой иронией. Притом что тот ему близок и важен для понимания романа. Роман сыграл гигантскую роль в жизни нескольких поколений, включая Ленина. У меня была старенькая школьная учительница; как-то будучи у нее дома, я раскрыл книжку: Чернышевский, «Что делать?». Выцветшими старыми чернилами внутри было написано: «Что делать, стало ясно!» – и дата: 1903. Год выхода ленинского «Что делать?»!
Часть 2. Русский пролог в пространстве экспансии
8. Орда – основоположница евразийской государственности. Пространство экспансии
– Ни русскую историю, ни историю русской мысли не понять вне проблемы пространства. Для России это не вопрос территории, а понятие философско-историческое, соотнесенное с понятием времени. Один из центральных пунктов русского самоосознания – отдельный человек (или тесная группа людей) среди гигантских пространств России.
Русскую историю рассматривают так, будто все равно, Россия тут или Франция. Как рассказывают нам историю? Допустим, темный человек не знал, а хочет знать. И ему объясняют: были восточнославянские племена, затем образовались небольшие удельные княжества. Далее монгольское нашествие, княжества стали укрупняться. Началось возвышение Москвы, сложилось русское государство, Российская империя… Единый процесс, казалось бы, но почему единый?
Своим ходом эти славянские княжества не могли дорасти до евразийской махины, от Европы до Тихого океана. Организовавшись в единое тело России, оно очертило собой Европу как целое, и в какой-то мере Азию тоже как целое. Между крохотными княжествами и Россией пролегло событие исключительной важности: монгольское нашествие. Крупнейшее из человеческих извержений Центральной Азии и последнее такое по масштабу. Почему оно остановилось? Могло оно дойти до Атлантического океана? Может быть, и могло, не исключаю, – но оно остановило себя и распалось.
Это было не примитивное нашествие. Впитав в себя китайскую военную технику и налоговую организацию, оно оставило после себя завоеванную территорию, административно организованную для выжимания налогов. Огромное пространство экспансии объединилось монгольским военным и административным воздействием. Тем легче было после пойти обратному движению – московской экспансии – вспять. Используя его, Москва распространялась, не находя сильных конкурентов. Но разве так было кем-то задумано?
Ни одно правительство и государство не стало бы тратить силы, не зная, к какому результату придет. Шла колонизация крестьянская, поверху за ней – военная. Крестьянин бежит от крепостного права или от своего боярина, а за ним вдогонку – власть, армия – сквозь то пространство экспансии, по которому уже татары прошлись.
Русские парни шли бить соболя с севера на юг, поэтому сперва скрещивались с якутками, затем с эвенкийскими женщинами, потом южнее – с бурятками. Наконец, выбили соболя и осели. Бежавшие от крепостного права, они теперь стали оплотом империи.
У нас загадочная, прекрасная история! В чем ее отличие от обычного перехода племен к феодальным княжествам как разновидности средневекового процесса? При Иване IV le Terrible создание нового властного тела выступает не как процесс в рамках удельного дробления, а сразу как непосредственная часть европейской истории. Причем в тот самый момент, когда и история Европы становится планетарной! XVI век, завоевания, географические открытия, движение в разные моря – и в это вступает огромная Россия, сразу как непосредственно включенная часть мирового процесса.
9. Опричный царь. Управление охолопливанием. Рождение мирового негосударства
– На место удельных хозяев земель и людишек идет царь – человек, руководимый идеей Руси, мыслящий и действующий не только в русском, а в мировом масштабе. Царь, мыслящий Миром, – совершенно новая русская фигура. Даже в отношении к своему деду Ивану III внук Иван IV в этом качестве нов. Как и в роли человека, ставшего первым на Руси идеологом.
Войдем в положение Грозного – он хочет сделать Русь государственной, а Русь противится по-разному в верхах и низах. Противится даже фактом бытия вольного города с европейской складкой, каким был Новгород. Тот давно не во врагах Москвы, но теперь он подлежал изничтожению! Царь-идеолог видел, что Новгород в его идею не вписывается, взламывает единообразное единство. Город – препятствие втягиванию Руси в государственность, зачатую в монгольском чреве.
Войдем в положение царя, с его странным загибом мысли. Отъезд в Александрову слободу, появление опричнины – безумной, казалось, идеи разделения страны надвое. Есть честное признание Скрынникова[11]. Большой знаток в этой области, он написал ряд книг об опричнине (где каждая следующая хуже предыдущей). Но он исследует факты и проверяет за другими историками – чьи интересы выражал Иван? А ничьи! Или любого, в той мере, в какой те соответствуют его персональной государевой идее. Ничьи – и всех, его мерой исчисляемых. В отношении любых сложившихся интересов Грозный им всем антагонист. Но как искусный тактик, не объявляет войну всем интересам сразу. Что ж такое опричнина? Скрынников откровенно, я бы сказал, наивно признает, что никаких социальных интересов в опричнине не обнаружил. Думали, Иван хотел сломить боярские роды, чтобы расчистить почву дворянству, но и это материалами не подтверждается.
Ничто в политических структурах, оставленных царю в наследство – ни в удельных, ни в великокняжеских, – не отвечало его тайной идее. Идею надо было подпереть силой из новых людей. Если б даже он искал опоры в дворянстве, то и тут ему сначала пришлось бы сделать дворянство опорой своей идее, а на это нужно время. Опричнина – опора в новых людях. К этому встык гипотеза покойного Веселовского Степана Борисовича[12]. Который известно как относился к Грозному – на дух не принимал. Веселовский говорит: что ж Василий Осипович Ключевский не видит, откуда идет опричнина, эта задумка царя Ивана? То единственное, что было у царя на виду и могло стать политической моделью мобилизации новых людей, – господский двор. А где двор, там холопы. Развернуть государев двор на всю страну значило охолопить Россию!
Курбский пишет: ты, царь, хорош, пока был с нами, верными боярами, и нас выслушивал… А Иван ему: да как ты, холоп, смеешь судить о таком?! «Из камней сих воздвигну детей Авраамовых!..» Из камней – читай: из рабов, из холопей. Сталин прав, опричнина для царя действительно «целесообразный инструмент»[13]. Но встает вопрос: что же строил на Руси Иван IV – государство? Пускай кровавыми методами, в кликушествующей, юродской форме, соответственной его личности и веку. Но строил ли он вообще государство – или нечто совершенно иное? Такое, что не могло оставить русских в прежнем состоянии, которое царь взломал, и что неминуемо должно было перехлестнуть через людскую нормальность вообще?
11
Руслан Григорьевич Скрынников (1931–2009) – советский и российский историк, профессор, исследователь отечественной истории XVI–XVII вв.
12
Степан Борисович Веселовский (1876–1952) – советский историк, исследователь отечественной истории XVII в., автор оригинальной концепции опричнины.
13
Известна записка Сталина по поводу сценария кинофильма «Иван Грозный» (13 сентября 1943 г.): «Сценарий получился не плохой. Т. Эйзенштейн справился с задачей. Иван Грозный, как прогрессивная сила своего времени, и опричнина, как его целесообразный инструмент, вышли не плохо».