Возвращение русской гейши

Время было позднее, и на наше счастье неожиданно пошел довольно сильный дождь. Мы подхватили бесчувственного Степана под руки и выволокли на пустынную улицу. Уложили его прямо на асфальт в нескольких метрах от входа. Сейчас мне кажется странным, почему мы не оставили его прямо во дворике. Разница была небольшая, на улице мы его нашли или во дворике. Потом я пошла уничтожать следы, а Лиза вызвала «Скорую». Приведя себя в порядок, мы раскрыли зонтики и стали ждать возле неподвижного бесчувственного Степана. Милиция и «Скорая» подъехали практически одновременно. Врачи тут же осмотрели его, вкололи какой-то препарат и увезли. А молодой серьезный милиционер зашел в агентство. Мы дружно сказали, что выходили после работы и наткнулись на тело. И больше знать ничего не знаем и ведать не ведаем. Милиционер записал наши показания, не стал ничего осматривать и даже предложил подвезти нас до дому.

— Время сейчас такое, девушки, — серьезно проговорил он. — На каждом углу грабят, душат, насилуют. Хорошо, что вы позвонили, парень-то еще жив был. Когда очнется да выздоровеет, спасибо вам скажет.

Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:

Мы всегда устремляем наш взгляд к яркому ориентиру, который указывает в будущее, в сторону жизни. Это воззрение указывает на то, что наш рациональный гуманизм постоянно занимает наше внимание перспективой свободы и прогресса и тем самым вытесняет смерть из сознания в подсознание. При этом инстинкт смерти становится взрывоопасным… Мы за бываем, что присутствие смерти на уровне сознания является важным условием душевного здоровья… Ведь если мы каждый день проживаем с мыслью о том, что это, возможно, последний день нашей жизни, мы замечаем, что наши действия наполняются радостью и смыслом…

Мисима Юкио

Верно, что, когда дрова догорают, огонь угасает. Но если после догорания одних дров огонь переходит на другие, такой огонь будет гореть вечно. То же самое можно сказать о человеке. Когда он умирает, его тело распадается и исчезает, но, если у человека осталось желание, оно влечет за собой его дальнейшие перевоплощения. Желания такого рода называются кармой. Поэтому, даже когда человек умирает и теряет тело, его карма сохраняется.

Не понимая этого принципа, мы не можем постичь подлинную природу смерти. Полагая, что после смерти ничего не остается, мы совершаем ошибку. Что происходит, если после догорания дров и потухания огня вы не подбрасываете новых дров? Говорить в этом случае, что огонь потух, было бы неправильно. Дрова сгорели, огонь погас, но природа огня не перестала существовать… Человек подобен огню. Даже если он умирает и его тело исчезает, подлинная природа человека пребывает вечно.

Такуан Сохо

Но Степан ничего не смог сказать. Он пролежал в больнице какое-то время, но, так как при падении у него повредился позвоночник и были задеты какие-то важные нервы, Степан остался полностью парализованным и немым. Через два месяца мать забрала его домой все в том же состоянии. Милиция больше нас не беспокоила, и мы зажили по-прежнему. Первое время я еще чувствовала себя крайне нервно, но потом, убедившись, что Степан может долгие годы оставаться в таком виде, понемногу успокоилась. Мы договорились с Лизой, что никогда не будем вспоминать о том, что произошло. Но она удивила меня, сказав как-то:

— А хорошо все-таки, что я не прикончила этутварь! Умер бы и не мучился. А сейчас в таком виде распластанного безмолвного растения он пройдет все круги ада здесь, на земле, и, может, его душа хоть как-то очистится.

Я молча кивнула. И впервые за долгое время в моей душе шевельнулась жалость.

Как-то утром в начале декабря я сидела в своем кабинете и тщетно пыталась расписать все наши новогодние заказы. Персонала явно не хватало. Хотя Ханако уже работала в полную силу и была задействована по максимуму.

«Н-да, — подумала я, нервно грызя кончик ручки, — нужно еще девушек набирать. А то мы большие прибыли упускаем, особенно в новогодние праздники».

Дверь в этот момент приоткрылась, и заглянула немного испуганная Лиза.

— Танюша, — тихо сказала она, — к тебе помощник прокурора.

— Пусть входит, — ответила я и машинально пригладила волосы.

Лиза скрылась, и почти следом появился Всеволод. Я встала, поздоровалась и пригласила его присесть. Он опустился в кресло, оглядываясь по сторонам. Я позвонила Лизе и попросила принести чай.

— Чем обязана? — спросила я, усаживаясь в кресло напротив него.

— Да вы не волнуйтесь, Татьяна Андреевна, — сказал он, улыбаясь. — Я неофициально. Можете обращаться ко мне по имени. А я как могу?

— Просто Таня, — улыбнулась я.

— Или Аямэ? — тихо уточнил он и заглянул мне в глаза.

«Шила в мешке не утаишь», — подумала я, а вслух сказала:

— Как вам удобнее.

— Дело вот в чем, Танечка, — начал он.

Но в этот момент за дверью послышалась какая-то возня.

— В чем дело? — громко спросила я.

Дверь открылась, и я увидела раздраженную Лизу. Рядом стояла Ханако и пыталась взять у нее поднос. Всеволод даже не повернул головы. Я кивнула Лизе. Она отдала поднос Ханако и покрутила пальцем у виска, выразительно на меня глядя.

— А вот и чай, — спокойно сказала я, наблюдая, как Ханако, изящно изогнувшись, ставит чашки и чайник на столик между нами.

— Прекрасно, — заметил Всеволод и тут только глянул на нее.

— Я больше не нужна? — спросила она, скромно потупив глаза.

— Спасибо, — тихо сказала я, с трудом удержавшись от улыбки.

Ханако вышла, прикрыв за собой дверь.

— Симпатичная девчушка, — заметил Всеволод. — Тоже гейшей работает? А лет-то ей сколько?

— О, не волнуйтесь, уже совершеннолетняя, — ответила я.

Мы выпили чаю, я предложила пирожные, но Всеволод отказался.

— Мы хотели организовать частную вечеринку, — сказал он.

И я тихо вздохнула, чувствуя облегчение.

— Вот решил лично зайти и пригласить прекрасную Аямэ.

— Вы хотите только одну гейшу? — деловым тоном уточнила я.

— Если позволяет возможность, то лучше несколько, — ответил Всеволод. — Но у вас сейчас, наверное, много приглашений?

— Именно в эти дни еще терпимо, но ближе к Новому году нет ни одного свободного часа.

— Это и понятно. Но мы хотели в это воскресенье и за городом. Вы выезжаете?

— Да, конечно, — сказала я. — Договор у Лизы. Можете ознакомиться.

— Прекрасно, — сказал Всеволод.

Я подлила ему чаю.

— Спасибо, Танюша! Необыкновенно вкусный!

— Это зеленый с добавлением мяты, — пояснила я. — От этого такой аромат.

— Да, и еще вот что, — после паузы сказал Всеволод и серьезно посмотрел мне в глаза. — Тут у вас в октябре одно небольшое происшествие приключилось. Парня у вашего агентства избили. Ты помнишь?

Я постаралась взять себя в руки, но невольно покраснела.

— Помню, конечно, — ответила как можно равнодушнее. — А что такое?

— Ты не пугайся, а то вон глазки-то какие напряженные стали! Я сугубо неофициально решил кое-что у тебя выяснить. Понимаешь, какая история. Парень-то этот оказался участником, и весьма активным, секты «Аум Синрикё». Может, слышала о такой?

— Да, конечно, — сухо ответила я.

— И, как я выяснил, ты была в Токио, и не один раз. В первый — именно тогда, когда были газовые атаки в метро. И вдруг один из этой секты оказывается возле твоего агентства в весьма плачевном состоянии.

— Не понимаю, куда вы клоните, Всеволод, — пожала я плечами. — Я к этому не имею никакого отношения. Да, я ездила в Токио. Но только для того, чтобы обучиться искусству гейш и открыть свое дело. Неужели вы думаете, что я могу принимать участие в работе какой-то сомнительной секты? К тому же, насколько я помню, она запрещена в России еще с 1995 года.

— Да я тебе верю, Таня, — задумчиво сказал он.