По следам Разрушителя

Тимофей Печёрин

По следам Разрушителя

1

На свете Виктор Каледин прожил чуть больше полвека. И сетовать на эти многочисленные, оставленные за спиною, годы, почитая их прожитыми зря, ему бы и в голову не пришло. Даже в пьяном угаре. Да под какую-нибудь тоскливую, с претензией на задушевность, музыку.

Какое там! Достиг Каледин немало. Причем особняк, похожий на крепость, сверкающий глянцем внедорожник (да не один еще!) были лишь верхушкой айсберга, вишенкой на торте его успеха. Как, кстати, и супруга, по возрасту годившаяся Каледину в дочери.

Что до секрета его преуспевания, то был оный не из тех, что обожают смаковать лощеные моложавые предприниматели на бизнес-семинарах и страницах глянцевых журналов. Своим положением Виктор Каледин был обязан во многом тому факту, что не просто оказался в нужное время в нужном месте. Но имел счастье в нужном месте — родиться.

Да, родной городок Каледина, ныне превращенный в его бизнес-вотчину, в смысле экономического веса ничего выдающегося собой не представлял. Зато удачно располагался. Это через него проходили, например, маршруты поставок наркотиков из Афганистана и Средней Азии в направлении обеих российских столиц и дальше, в Европу. Как и встречный поток оружия — с запада на юго-восток, да с заметным ответвлением просто на юг: в руки террористов, мутящих воду на Кавказе и Ближнем Востоке.

Хватало, впрочем, и товаров обычных — мирных и безобидных, законом не запрещенных. Они тоже проходили через руки калединских подельников, приспешников и прислужников, через подконтрольные ему фирмы. Группы крепких ребят при стволах и бронежилетах сопровождали грузы до следующей, такой же перевалочной базы на карте страны. Сотрудники другого вида — более цивильного, при пиджаках и айфонах — улаживали дела с таможней и иными ведомствами. Чье излишнее внимание могло задержать в пути даже столь мирный груз, как кошачий корм. Ну, если, например, оный корм изготавливался и доставлялся с пренебрежением к нормам санитарии.

Про груз другого рода — так или иначе предназначенный нести смерть — и говорить было нечего.

На малой родине у себя Виктор Каледин слыл фигурой легендарной и почти всемогущей. Мог вроде даже к мэру зайти просто «на огонек» — без предупреждения и формальностей вроде записи на прием. И все же до настоящих «акул», водящихся в мировом океане товарных и финансовых потоков, Каледину было далековато.

Начать с того, что счет для «акул» идет не на партии оружия или наркотического порошка — даром, что крупные. Но на заводы-газеты-пароходы, месторождения и изрядные куски международных корпораций. Настоящие «акулы» не прозябают в провинциальных городках, предпочитая обитать среди небоскребов столиц и мировых финансовых центров. И уж конечно, с уголовной публикой «акулы» не якшаются. Ну, по крайней мере, лично.

А главное — в сети правосудия «акулы» обычно не попадают. За исключением тех редких случаев, когда большому бизнесу дорогу заступает политика, столь же немаленькая. Для Каледина же редкий год проходил без необходимости понервничать и раскошелиться. Отбивая атаки то спецслужб, то Следственного комитета, то излишне щепетильных (по неопытности, конечно!) посланцев из Москвы или областного центра.

Да, Каледин себя не переоценивал. Но и, как уже говорилось, не сокрушался — не имел такой склонности. И не очень-то сам стремился сменить родной городок хотя бы на Москву, а достигнутое положение на высшую лигу бизнеса. Вообще не стремился, говоря начистоту. По примерно той же причине, по какой первый парень на деревне не рвется к огням большого города.

Несмотря на возраст, Виктор Каледин держал себя в форме, оставаясь бодрым и крепким. Да и жену молодую держал при себе неспроста. И едва ли просто как элемент декора. А в довершение портрета Каледина упомянем его лицо. Каменную, почти не подвижную, не выражавшую эмоций физиономию-маску, что пришлась бы впору какому-нибудь языческому божеству — ответственному за войну, например. Или за иную неприглядную сторону жизни.

С таким лицом Каледин привык смотреть не то в упор на собеседника, не то сквозь него. И тем успел прославиться в соответствующих кругах еще лет двадцать назад. Во времена разборок с конкурентами или гастролерами откуда-нибудь с юга.

Самообладание Виктор Каледин с той поры выработал соответствующее. А вот собеседник его теперешний ничем подобным похвастаться не мог. Растерянное выражение, бегающий взгляд, время от времени бросаемый на двух мордоворотов, замерших за спиною, поближе к единственному выходу из кабинета. Да и возрасту в этом типчике было лет на двадцать меньше. Весь какой-то нескладный и дерганный — в калединской системе координат он числился где-то между глистом и «соплей зеленою».

Насколько было известно хозяину кабинета, звали того типчика Занозой.

«А ведь погоняло-то у него… женского рода, — посетила Каледина непрошеная мысль, — не дай бог с таким на зону загреметь! Контингенту тамошнему и меньшего повода достанет, чтобы прицепиться. То есть, кому-то прицепиться, а кому-то даже и пристроиться…»

Разумеется, и это невольное сочувствие к визави никак не проявилось на лице хозяина кабинета. Потому Заноза об оном не знал. Так и продолжал ерзать на крутящемся стуле да попеременно коситься то на мордоворотов, то на дверь, то на Каледина.

А вот последний оставался спокоен аки слон и никуда не спешил. Медленно, с расстановкой и, не сводя с гостя пронизывающего взгляда, он извлек из выдвижного ящика стола блеснувшее золотое украшение. Что-то вроде бороды или макраме из цепочек.

При виде ее Заноза ерзать и трепыхаться тотчас же перестал. Но и не успокоился. А, напротив, побледнел и покрылся потом.

— Эта цацка, — веским тоном отчеканил Каледин, — я поручил разобраться с ее происхождением.

— Да-да! — с торопливостью вспугнутого воробья выпалил Заноза, — помню, конечно. Как раз этим мы и занимались… мы с Кирпичом…

«Вот просто не мог напарника не упомянуть, — внутренне посетовал хозяин кабинета, — мы, видите ли, занимались. Мы, как же! Небось, еще и начнет на этого Кирпича валить все. Как будто я не знаю, что Кирпич из них двоих — просто пара кулаков. А мозги… хотя бы минимальные, имеются только у Занозы».

— …вот летом как раз и занимались, — лепетал между тем его гость-собеседник, — да-да… именно так.

— Летом занимались, — поймал его на слове Каледин, — итак, лето кончилось. Причем уже месяц как. А донесений от вас я так и не дождался.

— Ну, донесения… да будут вам донесения, Виктор Захарович! Мы ведь с Кирпичом, — Заноза и не сей раз не удержался от этого ну шибко важного уточнения, — мы ведь «Васю» одного намотали. Он местным шестерил, да и накосячил. Вот и отвезли в тот лесок. Чтоб, значит, в ту хрень загадочную слазил и все выяснил.

— Вот как? — Каледин хмыкнул, — а вы не забыли, что «местные» — это, прежде всего, я? Не могли у меня спросить? Насчет этого «Васи»?

На последних фразах он допустил в свой тон хотя бы что-то живое. Едва заметное выражение недовольства.

— Вот-вот! — с готовностью подхватил в ответ Заноза, — я сам Кирпичу точно так и говорил! Но в итоге мы решили, что шнырей таких много… а результат важнее. Вот!

— Трудно спорить, — молвил на это Каледин, — а коль так, то где же результат?

— Вы про косячника того? — словно бы не понял вопроса его собеседник, — так он… того. Без вести пропал. Возможно, погиб. Назад, во всяком случае, не вернулся. На связь не выходил. Выяснить что-то точнее тоже… оказалось невозможно.

— Невозможно составить слово «вечность» из букв «о», «п», «ж» и «а», — отрезал хозяин кабинета, — а остальное — дело техники. Как следует из ваших слов, Заноза, вы скормили лесной аномалии человека и ничего при этом не выяснили. Ничего не добились и после палец о палец не ударили. А тем временем цацка эта неслабо напугала мою Элечку. Весь дом бедняжка разбудила, чуть голос не сорвала…