Страница 24 из 35
Судя по серьезному взгляду Фрида, он вовсе не шутил.
Точно зачарованный, Лоуренс согнулся перед этой волей и принял кинжал.
И, глядя на клинок, более длинный и толстый, чем у повседневных орудий, он сглотнул.
Неужели именно этого хочет Фрид? Неужели он в буквальном смысле просил, чтобы Лоуренс отправил его в вечное странствие?
Его сюзерена больше не было; он был не нужен даже разбойникам; когда привилегии перестанут действовать, монастырь не будет больше присылать необходимые вещи и припасы. Форт уже был забыт всем миром – прибежище старого рыцаря, показавшего свою сокровищницу бродячему торговцу и скакавшему на баране вместо коня.
Самоубийство считается грехом.
Почему бы тогда не добиться того же с помощью другого?
Лоуренс посмотрел сверху вниз на Фрида.
Сжав кинжал покрепче, чтобы скрыть дрожь руки…
…он заметил выгравированные на клинке слова.
«Господи, даруй мне милосердие».
Его взгляд впился в эти слова, точно они притягивали его.
Даже если для гордости рыцаря поражение невыносимо, это еще не означает, что он желает смерти. Если он не может просить о милосердии собственным языком, достаточно написать эти слова на кинжале, предназначенном, чтобы его прикончить.
Должно быть, это родилось из пропасти между честью и истинными чувствами человека.
Лоуренс выдохнул. Его лицо расслабилось, и он отправил кинжал себе за пояс.
Как только Фрид увидел это, сила ушла из его шеи: голова со стуком откинулась, и он вновь уставился в небо.
На лице его было не умиротворение, но облегчение.
– Значит, я был помилован?
– Да. Торговцем.
Губы Фрида изогнулись, и он вздохнул.
– Значит, я больше не могу называть себя рыцарем. Это была хорошая, долгая битва.
После чего старый воин Фрид закончил свои приготовления к тому, чтобы покинуть форт.
***
Когда Лоуренс закончил свой рассказ, оказалось, что дождь успел прекратиться.
Хоро была в его объятиях; он обнимал ее сзади, а она привалилась к нему и не шевелилась вовсе. Нос Лоуренса щекотал сладкий запах ее русых волос вместе с влажностью воздуха после дождя.
Она что, заснула?
Едва Лоуренс успел так подумать, как Хоро в его руках чуть шевельнулась.
Ему показалось, что она собирается чихнуть; во всяком случае, костерок перед ними стал намного меньше.
– …Мн!
Он подумал было, что Хоро что-то пробормотала, но оказалось, что она просто зевает.
Мудрая волчица в его объятиях растопырила руки и запрокинула голову к небу.
Завершив зевок, достойный королевы лесов, она полузакрыла глаза, потом подобралась к кучке деревяшек и протянула к ней руку. Хвост, который был как раз между ней и Лоуренсом, стукнул Лоуренса по лицу – явно нарочно.
Лоуренс подумал, что, возможно, зевком она прикрывала выступившие на глазах слезы.
Ее саму попросили остаться в пшеничных полях, и она оставалась там несколько веков, когда человек, попросивший ее об этом, давным-давно умер, а люди позабыли.
– Значит… с тех пор здесь никто и не живет?
На середине фразы Хоро прокашлялась, словно ее горло отвыкло говорить.
– Думаю, да. Правда, господин Фрид сказал, что все-таки ему жалко все оставлять и что он попытается найти кому передать права на форт; но, похоже, у него не получилось.
В конце концов, все земельные споры идут по двум причинам: безжизненная земля остается безжизненной, а плодородной земли мало.
Это железный закон мира; но все равно, увидев его в действии своими глазами, чувствуешь некое уныние.
Внезапно Хоро подбросила дерева в огонь, и во все стороны разлетелись искры.
– Быть может, так устроен мир.
Голос ее звучал странно искренне. Поднявшись на ноги, она посмотрела на небо и продолжила:
– Ничто не остается неизменным. Нам остается лишь ценить то, что перед нами сейчас. Что-то в этом роде?
Если так говорила Хоро, прожившая столетия, то Лоуренсу, прожившему всего пару десятков лет, ответить было нечего.
Однако Мудрая волчица из Йойтсу, похоже, была немного смущена тем, что пришла к такому лишь через несколько веков.
Она повернулась к Лоуренсу, неловко улыбнулась и сказала:
– …Я голодна.
Лоуренс неверяще улыбнулся и достал хлеб и колбасу. Трапеза в такую ночь – это скорее роскошь, чем завтрак, но Лоуренс устал от рассказа и тоже проголодался.
Достав кинжал и поднеся к колбасе, он вдруг почувствовал на себе взгляд Хоро и поднял голову.
Хоро, глядя на него сверху вниз со зловредной ухмылкой, спросила:
– А сколько милосердия выкажешь мне ты?
Сперва Лоуренс не мог ухватить, что она имела в виду, но, едва взглянув на свои руки, понял.
Прожорливая Хоро против прижимистого торговца Лоуренса. Толщина кусков колбасы была проявлением борьбы их интересов.
Хоро требовала милосердия в виде толстых кусков, Лоуренс же просил ее быть милосердной и есть поменьше.
Все еще прижимая лезвие к колбасе и не глядя на Хоро, Лоуренс промолвил:
– Ты требуешь, чтобы я перестал быть торговцем?
И сдвинул кинжал, чтобы отрезать тонкий ломтик.
Когда осталось лишь совсем чуть-чуть надавить, чтобы надрезать тонкую кожицу, Хоро весело сказала:
– Когда такое случится, я сама тебя прикончу.
После чего села на корточки перед Лоуренсом, взялась за кинжал и сдвинула, чтобы отрезать кусок вдвое толще.
Ее большие янтарные глаза прямо перед глазами Лоуренса смотрели озорно.
Даже рыцарь Фрид, конечно, сдался бы.
Лоуренс вложил силу в держащую кинжал руку.
– Ооо, Господь даровал мне милосердие, – и Хоро довольно улыбнулась.
Здание быстро превращается в руины, когда нет человеческих рук, которые бы за ним ухаживали. Так и улыбка быстро исчезает, когда нет хорошей еды, которая бы ее подпитывала. Особенно верно это было в отношении Мудрой волчицы.
Сам не веря тому, какие оправдания он придумывает, Лоуренс отрезал толстый кусок колбасы и протянул его Хоро.
Что бы ни происходило, когда-нибудь все закончится, и они расстанутся.
А раз это неизбежно, Лоуренсу хотелось по крайней мере сохранить на ее лице улыбку, пока этот момент не настанет.
– Господи, даруй милосердие глупому бродячему торговцу, – пробормотал он. Кинжал в лунном сиянии тускло блеснул.
Волчица и пепельная улыбка
Господин Лоуренс и госпожа Хоро опять поссорились.
Причина – госпоже Хоро на ужин положили недостаточно мяса.
Господин Лоуренс сказал, что убрал из ее порции столько сушеного мяса, сколько она стащила и съела. В ответ госпожа Хоро заявила: «Хватает же тебе наглости такое утверждать, а где доказательства?» – и прочее.
Госпожа Хоро вправду стащила и съела сушеное мясо. Когда господин Лоуренс ушел в город, чтобы разведать, как там что, и поговорить с людьми на постоялых дворах, я своими собственными глазами видел, как она сидела на кровати и, расчесывая свой хвост, спокойно жевала мясо.
Однако господин Лоуренс этого знать не мог, поэтому, когда у него потребовали доказательств, ответить ему было нечего. Я подумал, что, если все расскажу, ситуация перевернется с ног на голову.
Я этого не сделал, потому что подумал, что, быть может, это был какой-то план госпожи Хоро.
В конце концов, она ведь богиня, Мудрая волчица, прожившая много столетий.
Госпожа Хоро продолжала давить:
– Ну, так где доказательства?
Господин Лоуренс, глядя исподлобья с недовольным видом, ответил:
– Их нет.
Госпожа Хоро какое-то время смотрела на него сердито, потом фыркнула и отвернулась. Позже, она заявила, что в своем праве, и, запустив руку в мешочек с сушеным мясом, вытащила целую горсть.
Свидетелем подобных перепалок я был множество раз с тех пор, как они позволили мне путешествовать с ними.