Страница 22 из 35
Это как королевская мантия: просто надев что-то столь ценное, человек показывает всем свое высокое положение.
Но правильно ли продавать такое?
Такие мысли крутились у Лоуренса в голове, и он никак не мог подобрать слова.
– …Мне кажется, это… стоит не меньше, чем все остальное вместе взятое… но…
– Мм. Понятно, понятно. Они стоят больше, чем графские флаги и шатры, которые так героически смотрелись на поле боя. Думаю, в этих доспехах я тоже весьма внушительно бы выглядел.
Все так и было, если принимать в расчет только деньги, однако по тону Фрида ясно было, что он имел в виду нечто другое. Как яркая вышивка на алых стягах, которым люди присягали на верность и ради которых рисковали жизнью, так и эти потускневшие доспехи сохранили сейчас лишь малую толику ценности, какую имели прежде.
Как и все, что осталось позади по прошествии времени.
Лоуренс прекрасно сознавал ужасную истину: престиж, сила и тому подобное – все преходяще.
– А-ха-ха. В прежние дни мне бы и в голову не пришло продавать свои доспехи. А сейчас при этой мысли задыхаюсь не я, а торговец. Право же, забавно!
И Фрид хлопнул засмущавшегося Лоуренса по спине.
Быть может, все дело было в неверном свечном свете, но Лоуренсу казалось, что Фрид пытается храбриться.
– …Честно говоря, мне кажется, что на путешествие тебе хватит и без продажи доспехов. А чтобы содержать и дальше этот форт, тебе всего-то понадобится заплатить каменщику и садовнику.
– Нет, все в порядке. Граф произвел меня в рыцари, чтобы я защищал этот форт. Если я уйду, мне и доспехи больше не понадобятся.
В торговле – что в городах, что в деревнях – труднее всего вести дела с упрямыми стариками. Какими бы сговорчивыми они ни казались, они никогда не отходят от своих любимых идей. Лоуренс чувствовал это и во Фриде, но отказаться от мысли переубедить старого рыцаря его заставило тоскливое выражение на лице того.
Фрид и сам не хотел продавать доспехи.
Однако они, окутанные накопившимися воспоминаниями старика, были для него слишком тяжким бременем.
Что он чувствовал, было очевидно.
– Что ж, давай поднимемся и немного выпьем. Раз уж я собираюсь отбыть, сначала хотелось бы откупорить кое-какое винцо.
Лоуренс поддразнил Фрида, сказав ему, что раз тот собирается пить еще до полудня, значит, он по-прежнему так же бодр, как во времена своей юности.
Убрав шлем на место и закрыв ящик, Лоуренс и Фрид покинули сокровищницу и направились вверх по лестнице.
– Я во множестве больших сражений участвовал. То была война, которую еще тысячу лет будут помнить. Я сбился со счета, сколько стрел угодило мне в шлем. Когда вражья секира отскочила от моего доспеха, искры были такие, что меня почти ослепило. Когда я ждал, пока его починят, кузнец сказал – то было благословение Господне, что он выдержал.
Белое вино, которое Фрид достал из погреба и разлил по кубкам, было чуть мутным от осадка. В отличие от дешевых вин, куда добавляют имбирь, чтобы скрыть привкус гущи от давленого винограда, здесь можно было осушить кубок и лишь потом увидеть гущу на дне – признак отменного вина; Лоуренс об этом прежде слышал, но сам никогда не видел.
Это явно не тот напиток, который пьешь, сидя на крыльце и играя со свиньей, пока твои башмаки постепенно лохматятся из-за того, что их клюют куры.
Увидев, что Лоуренс стесняется пить, Фрид расплылся в ухмылке.
– Поистине сам Господь направил ко мне этого юношу, знающего цену вещам!
И он грандиозным жестом поднял свой кубок и осушил его одним глотком.
У Лоуренса не оставалось выхода, кроме как выпить тоже.
Вино было настолько хорошим, что Лоуренсу захотелось позже выплюнуть его во фляжку, закупорить и продать в городе.
– Я мечтал когда-нибудь выпить его с графом, но тут уж ничего не поделаешь.
Внезапно его улыбающееся лицо показалось Лоуренсу вовсе не лицом старика, прожившего в несколько раз дольше, чем он сам, а лицом своего ровесника – нет, даже подростка, по-прежнему жадно впитывающего героические легенды.
Фрид снова наполнил кубок Лоуренса таким прекрасным вином, что оно чуть ли не слепило. Лоуренс, опасаясь, что уже опьянел, спросил:
– Куда ты собираешься идти, когда покинешь это место?
Фрид посмотрел на Лоуренса исподлобья, но с улыбкой в глазах, наливая вино себе. Вино было из тех, какое пьют аристократы за обедом, однако Фрид наливал жадно – его кубок переполнился, и то, что пролилось, тут же принялась слизывать случившаяся рядом овца.
– Я подумываю навестить своего друга. Он время от времени шлет мне письма. Путь к нему проходит как раз мимо монастыря, который так любезно присылает мне все необходимое.
Большинство людей даже низкопробный эль пьют аккуратнее.
Фрид осушил полкубка и впился зубами в колбасу.
– Он был крепок, однако сейчас уже в почтенном возрасте. Быть может, это последний раз когда я смогу поговорить с кем-то о былых временах. Кроме того, я хочу увидеть своими глазами, как поживает город, который я когда-то защищал. А может, я еще зайду в церковь в городе, который когда-то грабил, исповедуюсь в своих грехах. Даже я хочу отправиться на небеса.
И он ухмыльнулся. По нему сразу было видно – вот человек, который в молодости был привычен к полю брани; и в этом было свое очарование. Лоуренс даже немного пожалел, что едва ли будет похож на Фрида, когда сам доживет до старости.
– И я подумал, что хорошо бы пожить в дороге, как вы, бродячие торговцы, и когда-нибудь свалиться на теплую травку, чтобы испустить последний вздох.
Вот куда подвел свой рассказ Фрид.
– Эээ, правда?..
– Ты, должно быть, испытывал такое. Живот пуст, и ты одним погожим деньком лежишь на травке, думаешь, что можешь умереть, и глядишь в небо… Такое странное возбуждение тебя охватывает.
При этих словах Фрид и впрямь посмотрел на небо.
Лоуренс взял в рот немного вина, словно дуясь немного.
Ибо с тех самых пор, как он сам стал независимым торговцем, его взгляд был приклеен к земле в поисках выпавшей у кого-нибудь монетки. Будучи голоден, он воображал, что варит кожу, или даже пристально разглядывал мускулистый круп своей лошади.
Не было у него врожденного мужества, позволяющего лежать, раскинув руки, смотреть на небо и готовиться к смерти. Он даже представить себе такого не мог.
Сожалея об этом, Лоуренс глядел перед собой.
– Думаю, мне хотелось бы умереть так, если бы только я мог. Но на самом деле… – и Лоуренсу показалось, что Фрид затем пробормотал еще что-то, но что именно, он не разобрал.
Лоуренс переспросил, но Фрид, будто вовсе ничего не говорил, просто запил свои слова вином.
– Что осталось скрывать рыцарю, который показал торговцу свою сокровищницу?
Эта фраза показала себя особенно действенной против благородного рыцаря.
Фрид хлопнул себя по лбу и весело рассмеялся, затем кинул кусок хлеба с колбасой бродящему рядом в поисках еды Шутиккенгальту.
– Да, ты верно подметил. Я столько всего наговорил – и сам удивлен, что дожил до таких лет, когда могу так думать.
Шутиккенгальт подобрался ближе в надежде получить еще что-нибудь. Фрид пихнул его пятачок в сторону миски, стоящей на крыльце, потом продолжил:
– Вообще-то лежать на травке и глядеть в небо мне уже доводилось – во время моего первого сражения.
Лоуренс даже представить себе не мог, как давно это было, однако Фрид рассказывал так, будто все произошло вчера.
– Я был в тяжелых доспехах, на незнакомом коне и воображал себя великим воином. Я встретился с врагом и обменялся парой ударов копьями. Я подумал, что убил его, а потом пришел в себя, и оказалось, что я лежу на спине и смотрю на небо. Доспехи были безумно тяжелы; они крепкие, но если в них упадешь, то сам уже не встанешь. Мне оставалось только ждать, либо пока придут друзья и выручат меня, либо пока меня проткнут.
Лоуренс едва не рассмеялся, представив себе рыцаря в доспехах, лежащего на спине подобно перевернутой черепахе.