Страница 106 из 109
Этот шум всё нарастал, пока не начал расслаиваться, позволяя распознать более мелкие детали. И самой отчётливой из них был истерический смех...
Отвратительный, самодовольный смех. Он был словно отголоском крика гиен после проведённой удачной охоты. Он хранил в себе алчность, когда кто-то хочет доказать соседу -моё. Это моё. Не прикасайся. Но в то же время он содержал в себе некий самодовольный призыв. Расслабься. Веселись. Ведь мы - одна стая. Мы - те, кто обладает похожим сознанием. Мы - выше всех Земных запретов и законов.
- Мы не успеваем,- еле совладав с голосом, прошептал Женя.- Надо ускориться. Скоро полночь.
Остальные лишь молчаливо кивнули, ускоряя шаг.
Звуки всё нарастали, переходя в многоголосый вой, от которого на спине Жени и демонов выступил холодный пот. А потом между деревьями стал пробиваться яркий свет от костров. Он плясал отголосками зарева на земле и деревьях. Он пытался играть с ночью, как кошка с мышью. Он желал доказать своё превосходство над миром, так же, как и стая животных, что упорно продолжала называть себя людьми. Что претендовала в эту ночь на покровительство пламени.
И вдруг бесформенными силуэтами на фоне зарева проступили человеческие силуэты. Самодовольный смех превратился в истерические повизгивания. Яркий свет от костров всё сильнее приближался к ним. Он всё старательнее разгонял мрак, давая рассмотреть огромную поляну, на которой бесновались люди. Много людей, что изгибались в каком-то диком, почти животном танце.
Они были опасны. Они не принадлежали миру, к которому причислял себя Женя. Точно так же они были далеки от мира демонов. Настолько разительный контраст заставлял сознание Жени и остальных леденеть от страха. Каждый шаг стал настоящим испытанием для силы воли.
Лишь одна мысль была понятна и отчётлива. На той поляне собрались враги. Смертельно опасные, не знающие жалости враги. И судя по доносящимся оттуда звукам, они были счастливы странной, почти животной радостью. Они упивались своей безнаказанностью. Сколько же их там? Скольким разумным зверям им сегодня придётся задурить голову?
Шаг, второй, третий. А шум от этой безумной вакханалии стал настолько сильным, что передвигаться тихо уже не было необходимости. Не смех, а рёв заглушил любые звуки извне. И вдруг ночь заполнил гулкий звон колокола. Один удар. Второй. Третий.
- Что за бред?- побледнел Женя, судорожно вспоминая прочитанные дома статьи. Надеясь на то, что этот звон означает совсем не то, о чём он подумал.- Они ведь не...
Страшная догадка заставила его ускорить шаг, но он так и не смог обогнать быстроходных демонов, что тоже почуяли неладное. Контуры места сходки сатанистов с каждым шагом прорисовывались всё отчётливее. Стали различимы языки пламени от высоких, около двух метров, костров. А колокол всё звенел. Обступившие плотным кругом поляну люди взвыли в животном восторге.
Шестой звон колокола, седьмой... девятый...
И вдруг ночное пространство летнего леса наполнил крик, словно жуткий отголосок неимоверной боли. Панический, будоражащий душу и мысли крик. Он вымораживал внутренности. Он парализовал сознание ужасом.
- Амилир, время!- не выдержал Ветров.
Наполнив лёгкие воздухом, заглушая все звуки, давая фору любому льву, Амилир зарычал. И этот рёв, набирая силу, волнами отправился гулять в черноте ночи. Вдогонку за ним отголоском эха понеслась стена всепоглощающего ужаса.
И звери в людском обличье застыли. Некоторые из них отшатнулись вглубь освящённого пространства. Некоторые в испуге припали к земле. Самые смелые из них стали судорожно оглядываться, в поисках неведомо откуда пришедшей опасности.
А Амилир всё ревел, будто его лёгкие были безразмерны. Будто он решил за один раз выразить всё накопленное им негодование для тех, кто, нагло прикрываясь его именем, позволил себе творить непозволительные зверства. И волны звериного ужаса заставляли многих метаться в неистовстве. Послышался один испуганный крик. Второй. Поляну всё сильнее заполняла хаотичная суета.
- Амилир, хватит,- беря себя в руки, скомандовал Женя.- Нам они нужны в сравнительно вменяемом состоянии.
И рёв тут же затих. Наследник выпрямился, словно струнка, глядя вдаль заледеневшим взглядом. Еле сдерживая свой вспыльчивый нрав.
А суета на поляне всё продолжалась. Метались испуганными тенями люди. Сатанисты продолжали задавать себе панический вопрос. Откуда ждать опасность? Кто прервал их иступлённое веселье? Кто решился им угрожать?
И вот несколько человек, взбодрённые тем, что их перестали захлёстывать волны ужаса, указали пальцами в темноту. Туда, где во мраке ночного леса всё отчётливее стали проступать два силуэта демонов.
О том, правдивую ли информацию доносят до сатанистов органы чувств даже речи не шло. Тот ужас, который они испытали перед этим. Та мистическая сила, что окружила двоих представителей Гар. А ведь не смотря на то, что вокруг была неправильная до паники атмосфера, ведущие так и не утратили своей неповторимой харизмы, что так или иначе действовала на любого из разумных. Та сила и угроза, что таилась в скупых движениях истинных воинов. Представители элиты Эгродхайма явили себя во всей красе.
Один за другим стали затихать панические крики. Словно завороженные, люди следили за выходом демонов, неосознанно отступая назад. И вот, Амилир с Асианой уже пересекли двойную линию охранного круга. Немного зажмурились, избегая слепящего света от пылающего рядом костра.
А мир словно застыл, окутывая всех оглушительной тишиной. Горделиво вскинув головы, привыкшие владеть телом и сознанием в любой ситуации, наследники кайшинов всё шли вперёд, впитывая направленные на себя испуганные и подобострастные взгляды людей. Это привычно создавало иллюзию контроля над ситуацией. При этом демоны понимали, что это далеко не так и всеми силами старались внушить всем, что они сильнее и выше людей. Всеми силами отыгрывая роль так тщательно подготавливаемого спектакля.
Их взгляд безразлично скользил по странным, даже на вид диким людям. У большинства из них лица были либо прикрыты маской, либо разрисованы краской до неузнаваемости. Все они кутались кто в плащи, а кто и в звериные шкуры. И в глазах этой странной стаи всё сильнее разгорался благоговейный ужас перед теми, кому они, по идее, должны были служить.
Ветров же, пользуясь всеобщим замешательством, ступал за демонами, стараясь казаться их тенью. Волна ужаса, распускаемая Амилиром, задела и его, поэтому парень слабо соображал, что происходит вокруг. И это обстоятельство оказалось почти что фатальным. Ведь в следующий миг, едва привыкнув к ослепительному свету пламени, демоны остановились, будто налетев на плотную воздушную стену. И это была далеко не магия. Просто лишь здесь они сумели рассмотреть ту, что так надрывно кричала всего минуту назад.
В десятке шагов от демонов была любовно нарисована перевёрнутая пентаграмма. На чёрной земле виднелись усыпанные то ли солью, то ли дробленным мелом линии. В западной части рисунка располагался сколоченный из досок огромный ящик. А на нём лежала обнажённая, молодая человеческая женщина. И она была мертва.
От ужаса у демонов и Жени в животе, казалось, возник вакуум. Он всё рос и ширился, наполняя грудь холодом космоса. Заставляя исчезнуть мысли, а тело покрыться испариной. Продолжая смотреть на несчастную, совсем ещё молодую черноволосую девушку. Они просто не были способны до конца осознать увиденное.
Казалось, всё вокруг лишь страшный сон, мистический, жестокий, но настолько реальный, что хотелось выть. Они не желали верить в происходящее. Но взгляд их всё продолжал судорожно рассматривать мёртвую незнакомку. Оценивать глубокие, рваные раны на груди и животе, мертвенно бледную кожу, раскинутые в сторону руки, обвисшие безжизненными тряпками.
Над землёй приторно сладкой дымкой повис привкус крови и смерти. Он делал воздух тяжелым, почти непригодным для дыхания. Он заставлял желудок подняться к самому горлу, он вызывал рвотные позывы. А демоны и пребывающий в прострации Женя всё продолжали молча стоять, провожая взглядом каждую капельку крови, что скатывалась с тела несчастной, капала на деревянный ящик, впитываясь в чёрную, холодную землю. Утратившие проявление любых человеческих эмоций и чувств глаза откровенно пугали. Отражающиеся в них жаркие язычки пламени создавали иллюзию жизни в уже мёртвом теле. И лишь подёрнутое предсмертной судорогой лицо всё ещё продолжало выражать всепоглощающий ужас и муку.