Страница 59 из 76
Подражая своему вождю, странствующие миссионеры-иезуиты упорно стараются добиться поставленных целей путем своей умелой адаптации к духу времени, обстоятельствам, национальным обычаям и особенностям правителей, дабы влияние Римской Католической Церкви возрастало на всем пространстве от Лондона до Шанхая. Сам Лойола практически не покидает своего штаба в доме Каса де ла Страда, опасаясь даже на короткое время отвлечься от текущих дел и активной двухсторонней шифрованной переписки со своими людьми на местах. В чем секрет эффективности таких мощных бумажных потоков? Генерал устраняет из них пространные размышления на богословские темы, предпочитает конкретные директивы и четкие донесения обо всем, чем занимается каждый член Ордена без исключения.
Заставляя начальников писать отзывы-характеристики на подчиненных и подчиненных - на начальников, Лойола считает такой "обмен любезностями" священным уставным ритуалом в назидательных целях духовного воспитания, как бы движением кровяных телец для поддержания жизнедеятельности всего организма. Сам он излагать свои мысли на латыни не может, диктует тексты на испанском своему личному секретарю Хуану де Поланко, а тот уже переводит на официальный язык Римской Церкви. Тем не менее, Генерал постоянно оттачивает свой стиль эпистолярный, уделяет каждой фразе чуть ли не провидческий смысл, каждое слово ставит на надлежащее место и даже прощает ошибочную оценку, но только если это сделано в безукоризненной форме. Идеально подготовленные доклады часто передаются им в папскую личную канцелярию Папы, потому любое сообщение в свой адрес он требует делать из двух частей: в одной должны ясно проглядывать результаты работы Ордена, в предназначенной исключительно ему разрешается быть и пооткровеннее.
Вот для иллюстрации фрагмент из его директивного письма от 27 июня 1549 года, где он приструняет высокопоставленного священника в Португалии, дерзнувшего поставить под сомнение методы Ордена. "С подобными лицами такое частенько случается, особенно если их ослепляет пелена какой-то страсти (как и произошло с этой персоной), и они выдают сомнительное, даже ложное за истинное, - диктует Генерал своему помощнику. - Обман их облегчается ещё и тем, что посредством неблагоразумных телесных и умственных упражнений они наживают себе разного рода болезни (нам представляется, что этот субъект страдает харканьем крови и другими состояниями). Таким образом, я опасаюсь, и похоже, так оно и есть, что у него испорчен орган воображения с поражением оценочно-познавательных способностей отличать истинное и доброе от ложного и злого. Плохое состояние данного органа обычно приводит к сумасшествию..."
Одним членам своего братства Лойола уготавливает монашескую аскезу, другим - ведение исследований по разработке и совершенствованию приемов полемики, написание и издание трактатов на злободневные темы, преподавание в университетах и воспитание юношества в школах. Наиболее подготовленные, взявшие на себя четыре обета профессы, духовные и светские коадъюторы рассеивают "мрак плачевных предубеждений в свете истинного просвещения" и под эту усыпляющую словесную "музыку" глубоко проникают в структуры государственной власти, развивают там свое духовное влияние. Отмеченные ораторским даром проповедуют. Самоотверженные носители священнического сана исповедуют или направляются в дальние страны миссионерами. Никто в отдельности не предпринимает ничего самостоятельно, по одному лишь своему внушению. Всем иезуитам надлежит считать истинным объектом своей любви и привязанности не родственников или отечество, а сам Орден и его начальников-родителей.
Акробат изощренного ума, обладатель незапятнанного сертификата аскета, Игнатий Лойола даже на смертном одре откажется от услуг исповедника. Ему ли просить отпущения грехов! Душа покинет его тело незаметно, во сне. В печени у него врачи обнаружат три камня, причинявшие ему долгие годы непомерную боль, и искренне удивятся, как это он умудрился жить - обычно человек такого не выдерживает.
Все последующие четыре столетия основатель Ордена иезуитов будет выставляться Римской Католической Церковью примером того, что нельзя во всем уповать только на милость Всевышнего, что человеку надо и самому стремиться к достижению богоугодных целей. Следуя завещанию своего Генерала, его сподвижники попытаются превратить религию утешения в средство духовного завоевания всего мира и предупредить, как опасно разрешать проповедовать учение Христа скомпрометировавшим себя лицам и как бессмысленно создавать рай на земле вместе с теми, кто уже фактически там живет и не заинтересован в новых поселенцах. То ли в шутку, то ли всерьез Пьер Беранже однажды заметит: "Когда Сатана умрет, на его место попросится святой Игнатий Лойола."
Из общения с иезуитами у мирянина действительно может сложиться впечатление, будто между святостью и порочностью проложена совсем незаметная граница. В беседах они избегают говорить о наказуемости греха здесь на земле, подчеркивают всячески благонамеренность собеседника, чистоту его личных стремлений. Оправдывая человеческие слабости, тут же исподволь проводят мысль об угрызении совести, что терзает любого смертного: "Это глас Божий, от которого никуда не денешься." Страх перед согрешением внушают, но делают так, чтобы в людях укреплялось почтение к Римской Церкви, светской власти и закону. Исходят они из того, что в душе каждого смертного неслышно звучит своя сокровенная мелодия и, только отгадав её, настроившись на неё, можно попытаться воздействовать на человека в нужном Ордену ключе. Скажем, приходит мирянин исповедоваться. О чем это говорит? Наверняка переживает свое согрешение, хочет оградиться от гнусных дел, освободиться от ложного стыда и гордыни. То есть самый подходящий момент для оказания духовного воздействия на него.
Уставные предписания поощряют сокрытие начальниками Ордена грешных поступков подчиненных от светской власти - во избежание большего зла, за которое им же придется и взыскивать. Грехом не считается говорить дурно о каком-то не связанном с иезуитами лице, но оглашение совершенного ими преступления с упоминанием конгрегации, которой принадлежат виновные, - это уже смертный грех.
Орденское наставление под названием "Мозжечок богословия" запрещает иезуиту даже для вида отрекаться от истинной веры, исповедовать ложную словом или каким-либо иным знаком, наговаривать на себя или признавать несуществующее. Однако можно для вида утаивать существующее, прикрывать истину словами или иными двусмысленными и по себе безразличными знаками, если только речь идет о пользе для Ордена, ради законной причины и когда нет необходимости в признании. Разрешается прибегать к убийству для защиты орденского собственности или того, на что Орден предъявляет свои права владения. Позволяется убивать лжесвидетеля, лжеобвинителя и судью, от которого наверняка ожидается несправедливы приговор, если только обвиняемому и невиновному иезуиту не представляется другого способа избежать беды.
Высшая иерархия Ордена учит своих монахов не только уметь рассуждать, но и распознавать обман, с проницательностью рыси видеть людей насквозь. Подозрительность почитается разумно необходимой наравне с той же проницательностью, ибо, хоть и не гарантирует верное впечатление, помогает за внешними проявлениями разглядеть глубинные мотивы поступков. Иезуит всегда начеку. По его поведению не должно быть заметно, что он тщательно скрывает свою подозрительность, дабы не вызвать к себе настороженности. Разумеется, нужно отнестись с недоверием к чьему-то стремлению втереться в доверие и выведать даже незначительные тайны Ордена. Вместо того, чтобы засомневаться или выразить удивление, иезуит должен показать свое восхищение, поощрить обман и хвастовство, сознательно как бы не замечать в словах собеседника несоответствие фактам. И вечно помнить, что вдвое прозорливее тот, кто себе на уме, прикрывает собственную выгоду чужими интересами, таская каштаны из огнями не своими руками.
Кто такие иезуиты четырех обетов, как не интеллектуальное ядро служителей Римской Католической Церкви. У каждого из них изощренный, но весьма практический склад ума. Правая рука такого монаха твердым движением подписывает обет вести нищенствующий образ жизни, левая открывает собственную лавку на подставное лицо, снаряжает суда в коммерческое плавание, создает банки, продает и покупает, подбирается к крупным наследствам. Обычно он пристраивается к военной или дипломатической экспедиции за границу в роли купца, врача, ученого, аптекаря и везет с собой разного рода диковинный инструментарий задаривать нужных лиц. И, конечно, всё это не для себя, а в интересах Ордена.