Страница 4 из 14
Срывается – и молча закрывает глаза, заставляя себя расслабиться, давай тем самым самый явный из всех сигналов, что сейчас все по-честному.
- Так это правда или нет? Что ты и я? – реагируя на чужую капитуляцию, спрашивает Барнс, дергаясь к нему ближе и выдыхая вопрос в чужие губы, словно проверяя решение Роджерса на прочность.
- Правда, - выдыхает в ответ тот и чувствует, как пальцы бионической руки, невесомо пробежавшись по телу вверх, зарываются в волосы, притягивая его голову ближе, наконец сталкивая их губы в поцелуе.
- Так? – спрашивает Зимний, больно сминая в пока еще сухом поцелуе чужие губы. И Стив, как когда-то в прошлом, просто приоткрывает рот, позволяя Барнсу делать все, что тот захочет.
Но перед ним не Барнс, поэтому вместо привычных, пусть и забытых, долгих и ласковых поцелуев, Стива молча опрокидывают на пол, не утруждаясь дойти до кровати, стоящей в двух шагах. И Роджерс терпит. Пока терпит.
Но Солдат замирает, чувствуя, как напряглось чужое тело:
- Было по-другому?
Роджерс все так же молча кивает, а потом примирительно шепчет:
- Но раньше это было нужно, а теперь я суперсолдат.
И почему-то эта фраза бьет по Зимнему крайне болезненно, потому что он перестает целовать Стива, перестает двигаться, вжиматься – просто смотрит, не отрывая взгляда, в чужие глаза, и его волнение выдают только ходящие на скулах желваки.
- Не пойдет, Роджерс, ты не Рамлоу. Я не хочу, чтобы ты терпел что-либо. Это неправильно.
Солдат молча поднимается на ноги и уходит, в этот раз уже не реагируя на оклик, и Стив выдыхает с затаенным облегчением: Зимний довел бы до конца любое задание, независимо от того, как бы чувствовал себя Стив. Игнорируя то, как чувствовал бы себя Стив.
Но из комнаты вышел не Зимний.
Барнс ушел, отказавшись причинить ему боль.
========== Дурацкий разговор 3 ==========
Солдат, разумеется, не мог не услышать его шагов, и Стив благодарен Зимнему за то, что тот делает вид, что не заметил его появления. Но когда Роджерс, проминая матрас, скользит поверх чужого тела, чувствуя с ходу тепло чужой кожи и дрожа от давно позабытого ощущения, Барнс уже не притворяется, что все происходящее внезапно для него, и обхватывает его руками в ответ, прижимая крепче.
- Ты знал, что я приду? – тихо спрашивает Стив, нависая над Солдатом и разглядывая в полумраке, разгоняемом лишь светом фонаря, скупо льющимся из окна, чужое лицо.
- Я надеялся, что ты придешь, - отвечает тот, и Роджерс чувствует, как горячие ладони подхватывают его под бедра, сгибая ноги в коленях и вынуждая выпрямиться, а сам Солдат подтягивается, принимая полусидячее положение, и теперь его лица совсем не видно, зато сидящий на нем Роджерс освещаем вполне себе детально.
- Ты же понимаешь, что в этот раз я не смогу молча выйти в двери? – интересуется Барнс, касаясь пальцами обеих рук одновременно чужих бедер и соскальзывая от колен вверх по их внутренней стороне.
И это так похоже на прежнего Баки: теплый шепот, нежность, что Стив моментально расслабляется, уже более уверенно произнося:
- Так было задумано, - и улыбается, чувствуя, как дергается от смешка под ладонями чужая грудь.
- Что еще было задумано? – Солдат перемещает ладони ему на поясницу, и Стив чувствует, как по спине начинают свой бег предательские мурашки. Он смотрит на Барнса несколько секунд, словно решаясь, а потом наклоняется за поцелуем.
- Стой, Роджерс, - тот успевать отвернуть лицо и серьезно произносит, – я хочу, чтобы всем было комфортно. Ты должен подсказывать мне все, что я забыл. Но учти, если ты будешь медлить в нерешительности, мне придется импровизировать, - и уже сам притягивает Роджерса за шею, нежно целуя куда придется: в лоб, нос, скулы, веки. И Стив плывет от этой нежности, отбрасывая все сомнения. Поэтому когда он обнаруживает себя спустя несколько минут уже под Барнсом, нависающим над ним, то больше не чувствует ни тени страха, зная, что в этот раз все будет нормально.
- Так? – спрашивает Солдат и целует его в шею, скользя губами от ключичной ямки к виску. Движения его все равно немного стремительные и резкие, словно он не привык двигаться плавно, но то, что Барнс старается себя контролировать, уже значит чертовски многое.
Стиву не удается ответить членораздельно, поэтому он лишь выдыхает что-то одобрительное в чужой висок, чувствуя, как по телу Солдата проходит ответная дрожь.
- Знаешь, - отрываясь от покрывания поцелуями его плеч и груди, смеется Зимний, - тело тебя помнит, еще как помнит. Но еще оно чувствует, что что-то не так. Я более чем уверен, что мне было проще, когда ты был в два раза меньше, чем я.
И Стив смеется в ответ, чувствуя приятную щекотку в груди: Барнс вспоминает, вспоминает все. Как сжимал сильными руками, как выцеловывал выпирающие позвонки, как до синяков стискивал бедра, сетуя наутро, что у них был не секс, а избиение младенцев.
- Что еще помнит? – запинаясь, спрашивает Роджерс, когда горячие губы Барнса скользят от солнечного сплетения вниз к резинке боксеров. Но тот уже не отвечает, лишь молча стаскивает с него белье, зачем-то кусает тазовую кость, а потом…
Стив дергается, хватая Солдата за волосы и вынуждая недовольно осведомиться, в чем дело.
- Ты этого не делал. Никогда, - пытается объяснить Роджерс, но Барнс лишь вздыхает, опаляя горячим дыханием низ его живота, и мотает головой, требуя, чтобы Стив перестал дергать его за волосы. – Тебе не нужно…
- Заткнись, Роджерс, - коротко приказывает он, возвращаясь к прерванному занятию. Когда член Стива исчезает в горячей глубине чужого рта, тот и сам укоряет себя за идею избежать этого процесса. Лишь стискивает пальцами простыни, выгибаясь на каждое движение языка, и думает, что конкретно в этом процессе Солдату терять свою резкость совсем не обязательно.
Но когда прохладные пальцы искусственной руки проскальзывают под его ногой, подбираясь легкими прикосновениями к ягодицам, Стива все равно перетряхивает. Барнс воспринимает это по-своему и просто меняет бионическую руку на другую, списывая реакцию Роджерса на то, что бионика чересчур холодная, даже не задумавшись, что причина в другом. А когда Стив касается его плеча, снова отрывая от процесса, и вовсе недовольно спрашивает:
- Да в чем дело? – но, словно чувствуя, что причина, по которой его отвлекли, действительно не пустяковая, моментально останавливается, произнося уже обеспокоенным тоном: - Тебе не нравится?
В ответ Стив тяжело вздыхает и тянет Барнса наверх, заглядывая в глаза:
- Все прекрасно, просто я не…
- Я тороплюсь?
- Нет, просто было по-другому. Так, как сейчас, мне непривычно, - Роджерс протягивает руку, притягивая чужую ладонь к лицу. А потом приоткрывает рот, и Солдат тяжело сглатывает, глядя на влажно поблескивающие зубы и собственные пальцы, кончиков которых внезапно касается язык Стива.
Барнс чертовски жалеет, что его искусственная рука не оснащена датчиками чувствительности, но уже от одного только зрелища того, как Роджерс вылизывает его пальцы, его стояк окончательно становится каменным. Если это происходило постоянно в прошлом, то неудивительно, почему при взгляде на рот Роджерса Барнсу логично становилось жарко и душно все последние месяцы.
- Я не уверен, что мы тебя не пораним, - предупреждает он Стива на всякий случай, прежде чем скользнуть рукой обратно вниз, но тот лишь раздвигает ноги, открывая лучший доступ, и Барнс забывает, зачем, вообще, медлил.
Он не чувствует реакции чужого тела на - насколько это вообще возможно - осторожное проникновение, поэтому следит ее исключительно по чужому лицу. Поэтому когда Роджерс внезапно распахивает глаза, дергаясь и пытаясь отстраниться, Солдат мгновенно замирает, пытаясь понять, причинил он Стиву боль или нет. Но тот не дает ему додумать, выдыхая: «Еще» и утыкаясь лицом ему в шею.
Сцеловывать выдохи и стоны с губ Роджерса оказывается настолько потрясающим занятием, что любой случайный секс последних лет Солдат сбрасывает со счетов мгновенно, потому что тот ни в какое сравнение не идет с тем, что Зимний чувствует сейчас: огонь, плавящий тело все прошлые разы не с теми, просто секундная вспышка на фоне выжигающей нутро лавы, текущей по венам и становящейся лишь горячее от каждого стона, который ему удается вырвать изо рта Стива.