Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 55



Среди потенциально массовых участников национального движения Дж. Броили особо выделяет мелкую буржуазию — слой ремесленников, мелких торговцев, владельцев небольших магазинов, враждебных к развитию новых технологий производства и продаж и стремящихся к сохранению небольших, хорошо контролируемых рынков локального уровня. Концентрация таких групп в крупных городах, включая столицы, наличие традиционных организационных структур превращало их в одну из главных движущих сил массовых политических движений. Их естественной тенденцией было самовыражение скорее в популистских, чем в классовых понятиях, например в формуле «маленького (простого) человека». Такой тип политической фразеологии мог быть с легкостью ассимилирован национализмом с его естественной идентичностью, сотворенной на стыке «народа» и «нации» [337, с. 34]. Вместе с тем для вовлечения мелкой буржуазии в национальное движение необходима возможность культурной (этнической) артикуляции социальных противоречий. Например, движение бойкота немецких товаров, проводимое чешскими националистами в XIX в., было с энтузиазмом поддержано чешскими ремесленниками и торговцами. В западной Африке рыночные торговцы и ремесленники сыграли ведущую роль в националистическом движении вследствие стремления удалить с рынка таких конкурентов, как европейские и азиатские торговые корпорации.

Значительное внимание Дж. Броили уделяет роли рабочего класса в национальных движениях. Многие историки, особенно придерживающиеся левых взглядов, считают неизбежным несовпадение интересов рабочего класса и ценностей национализма. Однако, по мнению Дж. Броили существует ряд ситуаций, когда рабочие поддерживают национализм, в том числе тогда, когда нация-государство просит их о поддержке, когда рабочие поддерживают одну из сторон в национальном конфликте, когда они поддерживают борьбу за независимость и т. д.

В отношении крестьянства, определяемого как группа населения, получающая основные средства к существованию от обработки земли в семейных хозяйствах, Дж. Броили отмечает, что его родь в политических и, в том числе, националистических движениях была значительна главным образом за пределами Европы. Исключением была Ирландия, а также ряд националистических движений в Центральной и Восточной Европе в конце XIX в. [337, с. 45].

Особое внимание Дж. Броили уделяет роли интеллигенции в национальных движениях, подразделяя ее согласно западной традиции на «профессионалов» — специалистов с университетским образованием, занятых, как правило на государственной службе (чиновники, учителя и т. д.), и «интеллектуалов», т. е. вообще образованных людей. Хотя на ранних, элитных стадиях развития национализма «профессионалы» были многочисленны, в целом в исторической перспективе они не могли стать его стабильной социальной базой. По определению большинство «профессионалов», особенно занятых на государственной службе, стремится к сохранению status quo ,так как они сумели обрести определенный социальный статус в уже сложившейся системе социальных институтов. «Типичный же националист это интеллектуал, который не смог стать профессионалом» [337, с. 49]. Особую роль среди интеллектуалов он отводит юристам, журналистам и университетским профессорам, т. е. личностям материально относительно независимым от власти и имеющим достаточно свободного времени для общественной деятельности. Однако, подчеркивает Дж. Броили, не следует преувеличивать роль интеллектуалов именно в развитии национализма, они достаточно многочисленны вообще во всех политических движениях. Национализм не может быть рассмотрен как политика интеллектуалов, так как, по Дж. Броили, невозможно рассматривать его в качестве политики какого-либо определенного класса [337, с. 51].

Выводы Дж. Броили представляются вполне обоснованными и убедительными, несмотря на то, что они подвергают сомнению многочисленные стереотипы, характерные, прежде всего для марксистской традиции понимания феноменов нации и национализма. Его точка зрения подтверждается и рядом исторических исследований национальных движений, например, Я. Грицака и Т. Рауна.

К числу типично «модернистских» исследований феномена нации относится и работа чешского историка Мирослава Гроха «Социальные предпосылки национального возрождения в Европе» [358]. Хотя сам М. Грох не считает ее теоретической, даже такой придирчивый критик как Э. Геллнер охарактеризовал ее как «феноменологию нации», а Э. Хобсбаум — как «великолепную» и «прокладывающую путь». Для нас особую ценность представляет то, что работа М. Гроха написана преимущественно на материале Центрально-Восточной Европы, при этом в контексте сравнительного анализа неоднократно встречаются оценки национального возрождения белорусов. Добавим к этому, что и другие авторы прибегают к типологии М. Гроха для характеристики процесса формирования белорусской нации [53, с. 71].



М. Грох характеризует свою работу не как подлинную теорию, а скорее, как классификацию и оценку опыта национального строительства, рассмотренную в широком национальном и культурном контексте. Он считает неправомерным сводить этот процесс единственно к распространению идей национализма, так как он может происходить только при определенных, специфических социальных условиях. Формирование нации никогда не бывает только проектом амбициозных, склонных к нарцисизму интеллектуалов. «Изобретение» ими национальной общности возможно лишь в том случае, когда существуют необходимые объективные предпосылки. Вместе с тем самостоятельные «открытия» наций могут происходить в различных странах независимо друг от друга, при достаточно различных обстоятельствах и в различные эпохи. Предметом сравнительного исследования, считает М. Грох, должно быть изучение подобия тех базовых причин, которые побуждают людей принимать новую национальную идентичность.

Нация, по М. Гроху, это большая социальная группа, объединенная совокупностью объективных отношений определенного типа — экономических, политических, лингвистических, культурных, религиозных, географических, исторических, а также — их субъективным отражением в коллективном сознании [359, с. 79]. Многие из этих отношений взаимозаменяемы, за исключением трех: во-первых, коллективной памяти об определенном историческом прошлом, общей судьбе всей группы, или ее части, «ядра»; во-вторых, наличия такой плотности лингвистических и культурных связей, которая позволяет поддерживать более высокий уровень социальной коммуникации внутри группы, чем за ее пределами (чисто Дойчевский аргумент — примечание наше. — П. Г.); и в-третьих, идеи равенства всех членов группы, вытекающего из понимания ее как гражданского общества. Процесс построения нации, основанный на этих трех центральных идеях, необратим. Он может быть прерван, но только на некоторый период времени [359, с. 79].

Специфика процесса формирования наций в Европе, по М. Гроху, во многом обусловлена конкретной ситуацией в эпоху перехода к капиталистической экономике и гражданскому обществу, в свою очередь вытекающей из особенностей исторического развития, по крайней мере с эпохи средних веков. В результате сложились две контрастные стартовые ситуации. Первая типична главным образом для Западной Европы (Англии, Франции, Португалии, Испании, Нидерландов, а также Польши), где государство на ранней ступени модернизации, абсолютистское или сословно-представительское, формировалось на основе доминирования одной отдельной этнической группы. В большинстве этих случаев позднефеодальный режим трансформировался посредством реформ или революции в гражданское общество одновременно с построением национального государства.

Ситуация в большинстве стран Центрально-Восточной Европы была принципиально иной. Здесь этнически чуждый правящий класс доминировал над группой, занимающей более-менее компактную территорию, но не имевшей «своей» элиты, политической единицы, продолжительной письменной традиции. Такое положение было типично не только для эстонцев, украинцев, словенцев, сербов, но и для большого количества общностей в Западной и Юго-Западной Европе. Существует также еще один важный вариант «перехода», при котором этнические сообщества имели собственный правящий класс и письменную традицию, но не имели общего государства, как, например, немцы, итальянцы и поляки.