Ключевой инстинкт

– А разве я должен был его задерживать?

– Он же пьяный!

– Да? Не заметил.

– От него перегаром за версту разит.

– Думаешь?

– Знаю!

– Я же не из ГИБДД.

– Ты следователь МВД.

– Да, и работаю по факту. Вот если он кого-то собьет…

– Вот я и говорю, что у тебя программа минимум в голове. Нельзя так. А если он твою сестру собьет?

– Типун тебе на язык!

– Мне?! Типун?! – Марьяна глянула на него как начальник на подчиненного, который вдруг забыл свое место.

Она девушка красивая, сколько помнила себя, парни бегали за ней как в розницу, так и оптом. Недостаток мужского внимания ей не грозит, это для Глеба она – подарок судьбы, а он для нее – рак на безрыбье. Марьяна не хочет о нем так думать, даже замуж за него может выйти, но что есть, то есть. Не стоит ему разговаривать с ней в столь небрежном тоне.

– Так говорят.

– Говорят, но не заворачивают.

– Ты тоже хороша.

– Проехали.

Марьяна действительно была возмущена. Нельзя давать спуску пьяным водителям. За шкирку их и в клетку. Она искренне так считала, но при этом у нее не было желания ругаться с Глебом.

– Да, проехали, – сказал он. – Думаешь, там все просто? Ты видела, какая у него машина? С таким фруктом только свяжись, по судам затаскают. Вот если он собьет кого-то, тогда да, за жабры можно брать.

Марьяна вздохнула, увидев чадящие трубы металлопрокатного завода, к проходной которого они ехали. Она трудилась не в горячем цеху, а в бухгалтерии, но мысль о работе все равно навевала тоску. Впереди целая жизнь, и провести ее придется в работе, хочешь ты того или нет. К этой мысли нужно не просто привыкнуть, она должна сидеть в голове как хорошо вкрученный шуруп.

Есть такой фильм «Берегись автомобиля». Когда же снимут «Берегись пешехода»?

Вопрос этот родился у Никиты в тот момент, когда под колеса его машины бросился какой-то мужик. Хоть бы остановился, увидев мчащуюся тачку, нет, как шел, так и продолжал идти. Возможно, он возомнил себя танком, но брони у него не было. Удар отшвырнул человека в сторону, бросил на землю. Он с трудом поднялся, пошатнулся и сел.

Никита едва удержался, чтобы не заехать ему с ноги.

– Куда прешь, урод? Глаза дома забыл?

– «Скорую» вызывай! – сказал незнакомый голос.

– И полицию, – добавил другой.

Никита обернулся. Уже и толпа собралась. Кто-то набирает номер на телефоне, кто-то настраивает видеокамеру. Пипец!

– Уроды! – буркнул он.

Одним только словом Никита запустил несколько бумерангов, и все они тут же вернулись к нему. Кто-то назвал его уродом, кто-то козлом. Людей много, на всех не наедешь.

Ему хватило ума вернуться в машину, закрыться. Он позвонил отцу, объяснил ситуацию, попросил помощи. Надо было и брату сообщить, но тут появились менты.

Гаец только глянул на него и все понял.

– Выпивали?

– Выливали, – заявил Никита и качнул головой.

Выпивал он вчера, сегодня всего лишь опохмелился и чувствовал себя нормально, но разве менту это объяснишь?

С Никитой не церемонились. Машину забрали на штрафную стоянку, а его самого доставили в отделение, закрыли в камере с решетчатой стеной.

– Эй, капитан, а не слишком? – спросил Никита, осматривая скамью, на которую собирался садиться.

Ему уже приходилось бывать в обезьянниках, поэтому он знал, какие здесь могут быть подводные камни. Блевотиной скамью загадят или сгущенкой какой-нибудь заляпают.

– Тебя надо бы сразу в изолятор перевести, – заявил розовощекий увалень и усмехнулся.

– А тыкать мне не надо!

– А то что?

– Сейчас батя подъедет, он тебе все объяснит.

– Пусть подъезжает. – Капитан продолжал улыбаться, но его голос прозвучал не очень смело.

Павелецк – не самый маленький город, но Степана Даниловича Высокова здесь знали все. Капитан тоже, поэтому и сбавил тон. Но в камеру Никиту все же закрыл, хотя это было лишним. Результаты судебной экспертизы еще неизвестны, может, парень и не пьян вовсе.

Никита провел в камере не меньше часа, прежде чем появился отец. Сначала тот поговорил с дознавателем, только затем подошел к камере. Но капитан почему-то не открывал дверь.

– Ты человека сбил, – тяжело роняя слова, сказал отец.

Массивный, кряжистый, неповоротливый. Седые волосы, морщинистый лоб, крупный крепкий нос, который унаследовал Никита. Трофим был похож на отца постольку-поскольку, а Никита – точная его копия. Тяжеловесности пока только не хватает как в теле, так и вообще.

– Да он сам выскочил! По регистратору глянь!

Отец сам поднял себя над жизнью. В конце восьмидесятых занялся мелким бизнесом, со временем переключился на крупный, взял под себя несколько металлургических предприятий. Он никогда не был бандитом, но криминальный мир с ним считался уже давно. Надо будет, любую мафию в порошок сотрет, в том числе и полицейскую.

Только вот с младшим сыном справиться не может. Потому что любит его. Старший сын – надежда и опора. Но Трофима он и отругать может, и даже ударить, а Никита для отца – священная корова.

– Ты был пьян.

Отец продолжал хмурить брови, но Никита его ничуть не боялся.

– Слегка.

– Нет, не слегка. Что делать будем?

– Мужик реально сам под колеса прыгнул! Может, ему бабки нужны?

– У тебя есть деньги?

– У меня?!.. Ты шутишь?

– Заработай.

– Заработать? Как?

– На заводе. Образование у тебя есть, должность мы тебе найдем, будешь получать хороший оклад.

– Где работа, а где я?

– Работа на заводе, а ты в тюрьме. Все просто.

– Я не в тюрьме.

– Сядешь.

– Исправляться буду?

– Ага, – подтвердил отец.

– Хорошо!.. Скажи, пусть меня к следователю отведут! Я заявлю, что спецом на мужика наехал. Сколько мне там отмерят? Лет пять! А что мама скажет, если ты меня в тюрьму посадишь?

С мамой отец развелся еще в начале нулевых годов, но отношений с ней не порвал. Она на полном его обеспечении. Дом у нее. Никита иногда заезжает к ней. Хотя мог бы появляться и почаще.

Отец промолчал, смерил Никиту взглядом, повернулся к нему спиной и был таков.

– Эй! – Никита подался вслед за ним, но уперся в жуткую твердь железных прутьев.

Он не хотел оставаться в камере, но отец, похоже, не собирался его вытаскивать. Наступил вечер, а Никита продолжал оставаться в камере. Ночь он провел на постылой скамейке, уснуть на которой можно было только под сильным наркозом.

Утром его вызвали к дознавателю. Там он узнал, что потерпевший отказался от претензий в его адрес и уголовное дело возбуждаться не будет. Но дознаватель при этом смотрел на него с такой неприязнью, будто перед ним сидел не сын самого Высокова, а какой-то законченный бомж.

Предложение руки и сердца – событие, безусловно, важное. Особенно если ты отвечаешь на него согласием. Но Марьяне почему-то ни холодно ни жарко. Глеб и колечко подарил, и на колено встал, и всю свою душу в предложение вложил, а у нее даже сердце не екнуло. Не любит она его, но замуж все-таки пойдет.

Этого чувства не существует, и Марьяна уже точно знает это. Если она за двадцать лет ни разу не влюбилась, то все это такая же сказка, как Дед Мороз и Снегурочка.

Секс из той же оперы. Он есть, а радости от него, что бы там ни говорили, не бывает. Есть только имитация таковой.

– Я думаю, осенью сыграем свадьбу, – сказал Глеб.

Он пытался сдержать восторг, но голос его заметно дрожал. Парень вне себя от радости. Хоть для кого-то совершилось великое событие.

– Осенью, – подтвердила Марьяна.

Она ответила согласием, но события торопить не собиралась.

– Будет как у людей! Я с родителями уже говорил, они помогут.

Марьяна кивнула. Ее родителям Глеб нравится, они совсем не прочь видеть его зятем. На свадьбу денег подкинут. Все будет как у людей, как они с Глебом этого хотят, не хуже и не лучше.

– Ты будешь самой красивой невестой! – Он порывисто потянулся к Марьяне через рычаг переключения скоростей и обнял ее.