Король звезды

Карл бросился вперёд, раньше руки протягивая к полковнику нити своей души.

Валери заплакала, качая головой.

— Прости… Прости… — бормотала она, глотая слёзы.

— Это из-за меня… — вдруг тихо сказал подошедший к ним Тапани Корхонен. — Я нечаянно вышел за пределы щита… Волшебница послала смертельное заклятье… Он спас мне жизнь…

Карл взял ворона на руки: металлическое крыло неестественно изогнулось, словно хотело пронзить собственное тело, но замерло в миллиметре от шеи… Подарок Тёмного Лорда оказался не просто наградой, он пристально следил за поступками того, кому был подарен… Спасение грязнокровки являлось непростительным поступком, но старый полковник умер раньше, чем металлическое крыло выполнило приказ…

— Его нужно похоронить… — сказал Карл, пряча взгляд.

— …Может, под рождественским деревом? — робко предложила Дороти.

— Нет, его дом далеко отсюда…

— Я пойду с тобой, — сказал Тапани.

Карл молча кивнул.

Они вышли из приюта, добрались до заброшенного пустыря — и исчезли, появившись через мгновение на одном из старых кладбищ Берлина. Карл не знал, откуда ему известно это кладбище и заросшие тропинки, по которым он шёл. Но он безошибочно выбирал путь, сворачивая между увитых высохшим вьюном оград. За ним молча ступал Тапани.

У восточной стены Карл на мгновение остановился, потом, наклонившись, прошёл под опущенными ветвями старой ветлы, и оказался у заброшенной могилы. Толкнув заржавевшую калитку, он подошёл к надгробному камню и стал стирать снег.

Альфред фон Дитрих

(1920–1949)

Рука замерла. Вдруг появилось странное чувство: будто он стоит над своей могилой.

Тапани тоже поражённо смотрел на эти короткие строки, и в его сознании медленно складывались обрывки воспоминаний.

— Это его отец, — тихо сказал Карл.

Он произнёс заклинание, и могильная плита поднялась. Но Карл продолжал стоять, словно не решаясь опустить туда ворона.

Тапани отошёл в сторону, оставляя их одних.

Снег здесь лежал неровными островками, с серого неба летела изморось. Карлу вспомнилось стихотворение Альфреда фон Дитриха.

Трудно было сказать, в какую страну попал сейчас полковник… Хотелось верить, что смерть стала для него избавлением. И всё же Карл испытывал глухую боль, более страшную, чем все пытки Кэрроу. Этот ворон, в неестественной позе замерший у него на руках, он словно хотел сказать что-то, но уже не мог. И вот от этих невысказанных слов становилось так больно… Карлу тоже хотелось многое сказать: что, несмотря на всё, он благодарен ему за подаренное имя, за дружбу и заботу… И сейчас кажется, будто он потерял родного человека…

Дождь пошёл сильнее… Холодный зимний дождь словно оплакивал сурового, несгибаемого полковника фон Дитриха, чёрной птицей лежащего в протянутых к небу ладонях.

Карл наклонился и опустил ворона в могилу.

— Надеюсь, теперь вы встретите своего сына… — прошептал он.

Потом вернул плиту на место, постоял ещё немного и тяжело пошёл к Тапани.

— Я буду навещать их… — тихо сказал Тапани.

— Спасибо…

Они медленно отправились в обратный путь.

Глава 48. Смертно всё, вечен только восточный ветер

Вернувшись в приют, он долго сидел с детьми, согревая их испуганные сердца. Никто толком не понял, что произошло. Просто пришёл высокий красивый юноша, что-то сказал Валери — и она велела всем убегать. Потом появилась странная женщина — и юноша упал, а небо вдруг заполнили тоскливые тени. Женщина стала говорить с Тапани и Матти, и от этих слов им делалось больно. Потом она произнесла какое-то очень больное слово, но тут перед Тапани взлетел Рабе… и умер…

Теперь Карл вернулся и сидит с ними, чтобы им не было грустно… И они с ним сидят, чтобы ему было не так грустно…

Невидимое солнце опустилось за городом, и за большими холодными окнами приюта зашевелились тени. Когда явились воспитательницы, дети пытались рассказать им о тенях. Но взрослые не слышали тоскливого шёпота…

Лежать одним в холодных жёстких кроватях было страшно, а голоса за окнами навевали серые сны. Но сквозь этот туман светило невидимое солнце…

Когда детей увели спать, Карл и Софи поднялись в пустой класс и сели на пол, прижавшись спинами к батарее. Софи ничего не говорила, только гладила по руке. И от этого простого жеста ему становилось немного легче…

Девочка не видела его лица, но знала, что оно сейчас невыразимо печальное. У неё самой внутри поселилась щемящая тоска. Сегодня она ужасно испугалась. Не когда Бен толкнул её и мистера Фейна, защищая от чего-то страшного, а когда он уводил их, оставляя Карла наедине с этим страшным… И сейчас ей томительно хотелось рассказать Карлу о своём страхе, о том, что вот уже несколько лет жило в её душе… Но Карла, раненного смертью, вряд ли обрадовали бы сейчас её слова… Потом… Потом она обязательно скажет ему…

Карл чувствовал, как лёгкая, почти невесомая рука касается его ладони. Он уже не прятал свою метку. В темноте ничего нельзя было разглядеть, да она бы ничего не увидела и при свете дня… Ему хотелось рассказать, как они с полковником фон Дитрихом пришли к этому, как он получил чёрную змею на запястье, а полковник — железного стража… Но в душе Софи и так было слишком много тревоги… Как и тогда, в Хогвартсе, она борется с усталостью, чтобы не оставлять его одного… Нельзя добавлять ей боли… Потом… Потом он попробует рассказать…

Когда Софи заснула, Карл ещё долго смотрел на её спящее лицо. Потом осторожно поднял на руки… Он бесшумно нёс её по коридору, озарённому лунным светом, и она чему-то улыбалась во сне…

Бесшумно войдя в комнату, он уложил её на постель, и дыхание Софи смешалось с дыханием других детей. Карл накрыл Софи одеялом, подобрал старенькую игрушку, выпавшую из кровати Дороти… Постоял немного, глядя на них, погружённых в свои сны, потом тихо вышел из комнаты…

Едва он ступил на снег, как воспоминания захлестнули его. Чёрный нескладный комок перьев в осенней траве. Профессор Снейп рассердился, узнав, что он принёс в класс птицу… Полёты на метле… Вечера на подоконнике… Свитки домашних заданий, долгие безмолвные разговоры… Ворон ведёт его сквозь лабиринт… Кладбище, заросшее высокой травой… Он прикован к холодному надгробью, по разрезанным запястьям течёт кровь… На белом больничном столе лежит ребёнок — даже не ребёнок, а уродливый кусок плоти, перепачканный кровью… Врачи в палате обступили женщину, умирающую рядом, а чёрный ворон за окном всё смотрит и смотрит на ребёнка… Пожилой человек с уже почти совсем седыми волосами, но взгляд серо-голубых глаз по-юному ярок… Он говорит комплимент медсестре, потом показывает на крошечное тельце, к которому прилеплены белые трубочки, и произносит имя…

Карл слепо брёл сквозь вьюгу, потом вдруг исчез — и оказался перед замком. Возвращаться сюда сегодня было, наверное, глупо, но ему некуда было больше вернуться…

Он прошёл по длинным коридорам, поднялся и спустился по двигающимся лестницам, пока не оказался возле двери, ведущей в небольшую комнату, озарённую скупым пламенем свечей.

В ответ на его стук раздалось холодное, чуть раздражённое: «Войдите!» Профессор сидел за столом и что-то спешно писал. Услышав стук, он произнёс заклинание — буквы стали невидимыми.

— А, это вы!.. — произнёс он, заметив Карла, и в его голосе послышалось что-то, напоминающее облегчение.

Юношу ступил в полосу света, и облегчение исчезло.