Неисповедимы пути

– А вот и наши голубки, – блеснул улыбкой бригадир, когда парочка вошла в огромную палатку. – О чем воркуете?

– О чем еще молодые могут ворковать? – Снисходительно махнул рукой повар экспедиции, всегда оставлявший самые лакомые кусочки детдомовцам.

Одек с Анели были самыми молодыми участниками этой археологической экспедиции и пользовались всеобщей симпатией. Каждый хотел быть покровителем влюбленной парочки.

– Посмотрите, что нашла вторая группа на западном участке, – бригадир кивнул на Аселия, полного пожилого мужчину.

Аселий протянул Анели черный цилиндрический предмет с небольшим наростом посередине. Девушка повертела его в руках и передала Одеку.

– Око Звезд, как утверждают руны, – вздохнула она. – И опять недействующее.

– Что же ты хочешь? – Развел руками бригадир. – Десятки тысяч лет – немалое время.

– Я ощущаю вибрацию, – сообщил Одек, тщательно ощупывая каждый сантиметр цилиндра.

– Мы уже пытались его включить, но все бесполезно. – Проговорил Аселий, с интересом наблюдавший за действиями молодого коллеги.

Словно ожидавший этих слов прибор вдруг звонко щелкнул, и из образовавшейся на его поверхности щели выскочил прозрачный квадратный лист. Археологи сгрудились возле Одека. Парень продолжал манипулировать прибором, вертя его во все стороны. Затем, на миг, замерев, выскочил на улицу. Все последовали за ним. Одек поднял прибор над головой. Квадратный, прозрачный лист ожил и начал показывать какую-то местность.

– Не может быть, – произнес тихо бригадир. – Это же наш спутник.

– Древние знали свое дело! – Восхитилась Анели. – А у нас только воевать все мастера.

– Кстати, о военных, – Аселий обеспокоено оглядел присутствующих. – О находке надо сообщить нашим коллегам из других стран, пока вояки не прибрали ее.

– Этим займемся мы с тобой, – качнул головой бригадир. – Я вызову транспорт. Кому надо на «большую землю» идите, готовьтесь, даю две недели отдыха.

Археологи разбрелись по своим палаткам готовиться: кто к дальнейшей работе, а кто к отъезду. Через некоторое время шесть человек сидели в просторном вездеходе, который, казалось, плыл над барханами. Бригадир возился с древним прибором, включая и выключая его.

– Ты, что, вступил в гвардию? – Поинтересовался Одек, разглядывая коричневую униформу коллеги, сидящего напротив.

– Пришлось. – Нехотя ответил тот. – Столица сейчас похожа на осажденный лагерь. О войне говорится уже как о чем-то неизбежном.

– Война. – Задумчиво произнесла Анели. – Ради чего?

– Ради ослабления несогласной с нашими демократическими принципами страны, которая с каждым годом становится все сильнее и сильнее. – Съязвил Аселий. – Это называется экспортом демократии.

– В давние времена царькам и монархам для развязывания войны с соседним государством требовалось только собственное желание. – Ни к кому, не обращаясь, словно размышляя вслух, заговорил Одек. – Затем возникла необходимость доказывать неизбежность войны своему народу. Но, ведь, не трудно настроить простых людей против соседей заявлениями о мнимых нарушениях границы этими самыми соседями. Теперь же нужно согласие всего международного сообщества. И опять на помощь приходит либо явная ложь, либо умение сказать лишь выгодную часть правды.

– И это называется развитием общественного строя, – не упустил вставить Аселий.

– Неужели, – продолжил Одек, – простому токарю не ясно, что такому же работяге, из соседней страны, как и ему самому, не нужна война.

– Работяге некогда задумываться над этим. – Вздохнул бригадир. – Он приходит домой уставший, включает телевизор, и смотрит бессмысленные и бесконечные реалити-шоу, сериалы, все, что не требует мысленных затрат, что превращает его в бездумное и бездушное жвачное животное, заботящееся только о количестве сена в кормушке.

– Или читает дешевые бульварные романы, как моя жена, – заговорил водитель вездехода, слушавший разговор археологов.

– А вот это называется государственной программой. – Вновь вставил Аселий.

– Сейчас не в почете те, кто способен творить шедевры: писатели, художники, поэты, сценаристы. – Согласился Одек. – Я говорю о настоящих творцах, а не о писаках и рисунцах, лучше не скажешь, которые не учат простого человека этике, эстетике, любви, а ради быстрой прибыли пробуждают в человеке желание подсмотреть в книжной или телевизионной замочной скважине чужую жизнь, желание бессмысленно посплетничать о чем-нибудь. Зачем ломать голову, когда можно просто шокировать читателя или зрителя какой-нибудь беспардонной выходкой, или постельной сценой, выдавая это за шедевр. Закон бездарей – не могу выделиться талантом, выделюсь хоть чем-нибудь. Так трудно найти что-то стоящее среди гор мусора.

– Всеобщее, обязательное образование это хорошо. – Заговорил Овидий, самый старый член экспедиции, ехавший с ними. – Только мне кажется, в школе надо объяснять детям, что не все, кто научился правописанию и раскрашиванию квадратиков, автоматически становятся писателями и художниками. И что шокирующее – не значит новое и великое.

Археологи засмеялись. Затем несколько минут ехали молча, думая каждый о своем.

– Скоро начнутся селения, а там и до города недалеко. – Сообщил водитель.

– Вы все еще в столице живете? – Спросил молодых тот, что был в коричневой униформе.

– Да. – Ответила девушка.

– Советую вам перебраться в какой-нибудь маленький городок – там спокойнее. Без этой формы теперь не безопасно на улицах столицы. Я бы и сам переехал, да у меня отец больной.

– Мы уже обсудили это – они скоро переедут к нам в Воропаевск, – сообщил бригадир. – Мы весь институт туда собираемся перетянуть.

* * *

Перелет до столицы не занял много времени. На аэродроме участники экспедиции пожелали друг другу удачи и разбежались. Молодые решили пройтись пешком, благо их интернат располагался недалеко. Улицы были полны людьми в коричневых униформах, всюду висели плакаты, призывающие вступить в гвардию, пробуждающие в людях патриотизм.

– Почему государство так стремится воспитывать в человеке патриотизм, а не человечность? – Возмутилась Анели. – Ведь человечность более широкое понятие, оно включает в себя и патриотизм, в том числе.

– Для Человека важнее всего жизнь, для патриота – идея, фантазия, свой собственный воздушный замок. – Ответил Одек. – Человек может пойти против родного государства ради справедливости. Патриот же, не задумываясь, выполнит все, что ему прикажут. Человечность в состоянии остановить руку солдата, когда тот входит в чужое селение, патриотизм – нет. Чистый патриотизм, это фанатизм. Государству нужна бездумная и бездушная машина, а не хомо сапиенс.

В одном из внутренних двориков их остановили.

– Эй, зелененький, ты что, не слышал о наборе в гвардию?

– Я еще не готов, – ответил Одек, одетый в старенький темно-зеленый костюм.

Анели прижалась к нему. Молодой человек успокаивающе погладил ее по спине и увеличил шаг. Но выход со двора уже перекрыл крупногабаритный мужчина в коричневой униформе. Одек хорошо знал людей такого сорта. Это стайный тип, так называемые члены – сородичи. Люди, ощущающие свою внутреннюю силу, не обременяют себя попытками доказывать окружающим свою значимость. Слабые же, неуверенные в себе, пустые внутри люди постоянно собираются в стаи для самоутверждения. Внутри у них – ноль, но они надеются, что сумма их внутренних нулей даст хоть какой-то результат. Они видят свое отличие от других, но при сравнении себя с остальными естественно не в силах предположить, что сравнение не в их пользу. Издеваясь над своей жертвой они, как ни странно, не испытывают к ней ненависти, лишь пребывают в экстазе, наблюдая, как жертва испытывает хорошо знакомое им самим чувство – страх.

– Вся планета готова, а ты нет! – Прорычал здоровяк. – Только позоришь наш район.

– Я скоро перееду из вашего района, – конфликтовать ему очень не хотелось, особенно в присутствии девушки.