Бедный Авросимов

За круглым столом зашумели. Вист кончился. Бутурлин сполз со стула и улегся на ковре, подперев голову тонкою рукою.

- Не боишься завтрашнего утра? - спросил у Авросимова.

Тут наш герой снова вспомнил о поединке.

- Вы оба прекрасны, - сказал Бутурлин. - Будет худо, ежели один из вас растянется.

"Действительно, - подумал Авросимов, - помирать неохота".

- У меня счеты с ним, - сказал он. - Примирение невозможно.

- Возможно, - сказал Бутурлин. - Все возможно. Обнимитесь...

- Да нет же! - воскликнул наш герой без энтузиазма. - Где же это будет?

- За Новой Деревней.

"Не время стреляться, - подумал Авросимов с тоской. - Кабы я был свободен... Ах, Боже мой!"

- Да обнимитесь вы, и всё...

- Нет, - сказал Авросимов. - Это невозможно.

- Ну и черт с вами, - вяло ответствовал кавалергард. - Ну, давай.

И он приподнял бокал.

Авросимов выпил. Бутурлин усмехнулся. Бокал в его руке закачался, поплыл и опрокинулся, и меж тонких губ кавалергарда медленно потекло вино.

- Ах, Ванюша, ты стрелять-то умеешь?

- А ты, Бутурлин, крепостных прусачков боишься?.. Почему ты, Бутурлин, там не оказался, а здесь вино пьешь?

- Это дело не по мне, Ванюша, - засмеялся кавалергард. - Видишь, какие у меня руки тонкие?.. Да чем здесь лучше, философ?.. Ты хоть стрелять-то умеешь?

"Уж ежели я со свернутым курком в унтера угодил, - подумал Авросимов, так уж из нового пистолета подстрелю Слепцова непременно..."

Тут ему сделалось грустно, и желание убивать ротмистра пропало.

- Если в тебя пулю влепить, - сказал Бутурлин, - ничего тебе не сделается: вон ты здоровенный какой, и щеки у тебя налились, ровно яблочки. Тебе бы, Ванюша, в деревню, там жить...

А время меж тем шло, и поединок приближался, и Авросимов только об нем и думал, то есть страдал, потому что, милостивый государь, вообразите-ка, что это вам завтра стреляться предстоит, а у вас уже - ни злости, ни благородного порыва, а лишь одна истома да сожаление, после коих обычно пора течь слезам... И вот в таком состоянии он вспоминал, а вспомнить не мог, что же, собственно, вынуждало его тогда бить ротмистра по щеке? Ну, история с Заикиным, натурально. А что в сей истории было такого, что ротмистра следовало оскорбить? Подпоручик этот сам лгал и ввел в обман других, сам плакал... уж постыдился бы плакать! Плакал бы тогда, когда, ручки потираючи, предвкушал легкую победу, когда соблазнам верил и, речами полковника опьяненный, видел себя генералом, что ли... А ротмистр? Он же при исполнении служебных обязанностей, разве он мог быть другим? И в дом свой привез, поил, кормил... Так за что же его?.. Хотя, с другой стороны, Дуняша... Да мое ли это дело?..

Опять начиналась лихорадка. Мысли скакали в голове. Вино не успокаивало, даже не ощущалось, лилось и лилось, подобно воде. И все вокруг казались не живыми, а так - сизыми призраками без глаз и без слов, размахивающими длинными руками. И призраки играли в вист, а над круглым столом висела тишина. Браницкий исчез, а на тахте спал Крупников, раскинув руки.

Наш герой тоже незаметно и счастливо уснул, как это с ним не раз бывало, но громкие голоса заставили его пробудиться.

Теперь все находились в странном возбуждении. Дрова в камине трещали, и пламя буйствовало. Браницкий стоял в шубе посреди залы. Остальные его окружили.

- Это невозможно, - сказал Крупников. - Быть не может. Этого не может быть... Вздор.

- Ну хочешь пари? - спокойно предложил Браницкий. - Я ставлю своих девок, а ты, ежели проиграешь, обос... ворота Строгановского дома... согласен?

Тут все зашумели.

- Перестаньте, Браницкий, - вмешался незнакомый павловец. - Вы не лжете? А?.. Это же страшно, что вы говорите... Это правда? Клянитесь.

- Чем надоедать с подозрениями, - обиделся Браницкий, - сходите к Зимнему, поглядите, что творится...

- Как же это случилось? - сказал Крупников. - Нужно идти, господа...

- А не сходить ли в самом деле? - сказал Бутурлин. - Это даже любопытно.

- Как это вышло? - зашумели все. - Да тише! Дайте ему рассказать!

- Господа, - сказал Браницкий, сбрасывая шубу к ногам, - рассказывают, будто нынче ночью, ну часа два назад...

- Что случилось? - спросил наш герой.

- Тише!

- Пестель бежал, - глухо промолвил Бутурлин. - Да он лжец, этот толстяк...

Большое мощное тело нашего героя вдруг обмякло, голова закружилась, он взмахнул руками, словно ребенок на неровном месте, но этого, к счастью, никто не заметил, ибо взоры всех были устремлены на рассказчика.

- Надо идти, - сказал Крупников.

- Тише!

- ...Пока солдаты спали, опоенные каким-то зельем, - продолжал Браницкий, - он с помощью караульного офицера (черт знает кто там нынче караулил) выбрался...

- Ага, - воскликнул павловец, - сукин сын!

- Самое удивительное, господа, - сказал Браницкий, - что платье свое он оставил в нумере. Очевидно, переоделся. Предполагают, что он отправился в Малороссию, где его ждут в армии...

- Вздор, - сказал Бутурлин. - А как же государь?

- Государь уехал в Царское... Говорят, множество людей принимало участие в сем деле.

- Не может быть! - крикнул Крупников.

Черные усы его стояли торчком, вызывающе.

- Очень может быть, - вздохнул павловец. - Отчего же не может?

У Авросимова перед глазами тотчас возникли подлые и таинственные физиономии Филимонова и его сообщников.

- Филимонова не упоминали? - спросил он ослабевшим голосом.

- Упоминали, - быстро поворотился к нему Браницкий. - А что? - и хитро улыбнулся.

- Так, темный человек, - сказал наш герой.

Браницкий засмеялся.

- А может, это и к лучшему, что он бежал, - тихо заметил кто-то. - Его бы не помиловали... Его одного не помиловали бы...

- Вы с ума сошли! - рассердился Крупников. - Опять все сначала?

"Действительно, - подумал наш герой, - неужто все сначала? Никто, никогда, никому, ничего... Теперь уж не до награды..."

- Господа, прощайте, мне следует быть там, - решительно произнес Крупников, направляясь к выходу. В дверях он остановился. - Хотя все это похоже на дурной сон. Вы должны понять, сударь, - сказал, неизвестно к кому обращаясь, - что сия история печально отразится на вас же самом да на мне... На нас на всех... Мы ответчики, сударь. Он едет в Малороссию, а мы с вами... Видите, как он об нас не подумал...

- Полагаю, что и вы о нем не думали, когда препровождали его в Петербург, - усмехнулся Бутурлин. - Каждый думает об себе...

"Надо уезжать! - подумал Авросимов, теряя силы. - Скорей, скорей от этих перемен, к черту от этих бурь! Скорее, скорее! Надо бы Настеньку... Ах, Настенька, ваше душистое письмо не укрепило меня! Я не в себе нынче... - он налил большой бокал вина и с жадностью его осушил. - Ах, чертов полковник, об нас-то он и не подумал".

- Да и вы, Бутурлин, с вашим графом о полковнике не очень заботились, надеюсь, - отрезал Крупников, смеясь. - Вы его хорошо в оборот взяли, очень умело.

- Послушайте, - вмешался Браницкий, - перестаньте считаться, ну что за счеты?

Авросимов снова выпил до дна.

- Что же будет? Что же будет? - спросил он у Бутурлина.

Кавалергард не ответил.

- Представляю, как граф рвет и мечет, - сказал бледный павловец.

- А я, - вмешался Авросимов, - нынче графа встретил у крепости... нынче ночью... - все уставились на него. - Он меня спрашивал, уж не подкоп ли я веду...

- Не мелите вздора! - сказал Браницкий. - Вы пьяны...

- Ей-богу... Он посулил мне Владимира...

В этот момент Браницкий захлопал в ладоши и поднял обе руки.

- Господа, - торжественно произнес он. Все затихли. - Простите меня великодушно... Будьте снисходительны к старому жеребцу...

- Я так и знал, - равнодушно сказал Бутурлин. - Какая свинья...

- Что? Что такое? - понеслось по зале.

- Он соврал. Я предполагал это.