Страница 10 из 12
Казалось бы, ничего особенного. Любой фехтовальщик, если он не новичок, знает эти приемы, и все профессионалы чередуют простейшие приемы поединка с более сложными. Но тут начинается непонятное и мне, и, видимо, почти всем, кто проигрывал Марку: он совершает какие-то действия, кажущиеся одновременно несложными и неуловимыми, и в результате наносит укол. Один наблюдатель скажет, что Марк сделал батман-укол, другой возразит: «Да что вы, неужели не ясно, что Марк нанес укол навстречу с оппозицией», третий уверен, что Мидлер опередил конкурента встречной атакой с переносом; и все будут в чем-то правы.
Это не значит, что Марк «смазал» все приемы в один. Нет, приглядевшись, я, кажется, начал понимать, в чем дело.
Он ювелирно точно находил погрешность в тактике соперника, в то время как тот чувствовал себя, по-видимому, неуязвимым в защите и результативным в атаке. Именно отыскание ключа к бойцам разного типа было тем, что довел до совершенства Марк у самого себя и у тройки своих более молодых товарищей по сборной команде Советского Союза.
Второй бой. Странный поединок.
Не могу забыть тот великолепный день!
Это надо было видеть!
Это надо было, черт возьми, видеть, когда к нам приехал Кристиан Д’Ориоля. Высокий, гибкий и улыбающийся.
Красота – это совершенство, совершенство – это завершенность, а завершенность – это смерть.
Д’Ориоля – исключение из этого правила.
Д’Ориоля – сгусток жизненной энергии.
Два дня назад он блестяще выиграл очередной международный турнир по фехтованию и теперь приехал в Ленинград.
Рядом со мной на трибуне сидит друг Марка, известный фехтовальщик Давид Тышлер, и комментирует:
– По свидетельству семейной хроники, которая до сих пор ведется в роду Д’Ориоля, Кристиан впервые взял в руки рапиру в пять лет. В шестнадцать он становится первой рапирой Франции, а еще через два года фотоснимок его атаки обходит все фехтовальные залы; это атака чемпиона мира. Сейчас Д’Ориоля четырехкратный чемпион мира. Кристиан участвует лишь в тех турнирах, которые сам выбирает, а выбирает крупнейшие. Он ставит планку сразу на два метра. Эх, да что говорить, сейчас ты сам увидишь!
Чуть подбрасывая на ладони рапиру, француз выходит на дорожку. Три часа ночи.
В пятнадцать минут четвертого Д’Ориоля уходит с дорожки, проиграв «всухую» – 5:0 – Марку Мидлеру. Не знаю, проигрывал ли кому-нибудь Д’Ориоля с таким счетом?
Весь этот бой прошел под знаком плохо скрытого удивления. Д’Ориоля удивлялся каждому полученному уколу, потому что он делал вроде бы все, чтобы уколов не получить. И тем не менее…
Это было не столько свержение кумира, сколько самоутверждение Марка.
Третий бой. Мидлер – творчество, Спаллино – виртуозность.
Чуть позднее Давид Тышлер рассказал мне о схватке Марка с другим великим фехтовальщиком – Антонио Спаллино, прозванным в фехтовальном мире «человек-робот»:
«Человека можно научить владеть рапирой так, что, вращая ее над головой, он, как говорится, не пропустит ни капли дождя. Таким фехтовальщикам достаются победы в массе соревнований. Всю жизнь мы с Марком боролись против них. Почему? Спаллино – виртуоз. Один из самых опасных бойцов Италии. Великолепная техника, быстрота, идеальное чувство пространства. И – никакого творчества. Никакой деятельности коры – одна подкорка и спинномозговые рефлексы. Человек-машина. Ты знаешь, что бойцы такого типа есть и у нас. Это – зайцы, научившиеся великолепно играть на барабане. Вся итальянская команда работает «под Спаллино».
Центральный поединок международного турнира Италия – СССР.
Решается вопрос не только, какая страна выиграет, но можно ли в принципе победить человека-машину.
Антонио Спаллино выигрывает у Виктора Ждановича. Ждан не мальчик, а, слава Богу, гроссмейстер, олимпийский чемпион, остро думающий боец, импровизатор, Моцарт фехтования.
Спаллино смял его.
Поднялся Марк Мидлер и сделал своей команде жест: «Спокойно!»
Не давая подойти к себе близко, сантиметр за сантиметром он начал прощупывать Спаллино.
Минута, вторая, еще две минуты. Итальянец не делает ни одной ошибки – нечем воспользоваться.
Судья останавливает бой и оборачивается к секретарю: «Запишите им предупреждение за пассивное ведение схватки. – Объявляет: – До конца боя осталась одна минута».
Это моментально оказывает свое действие на Спаллино.
Он сжимается. И на Марка обрушивается каскад атак. Удивительное зрелище. Клинок итальянца то слева, то справа, то вверху кружит над Марком. Я поднялся, чтобы на это не смотреть. В конце концов, это просто тяжело. И вдруг, ты понимаешь, вдруг я увидел: что-то произошло!!!
Еще раньше, наблюдая за боем, я обратил внимание, что Спаллино реагирует абсолютно на любое движение своего противника, опасно оно или нет. И успевает вернуться в свою боевую стойку. Это происходит почти мгновенно. Почти. И неожиданно я увидел: Марк это понял: «Если человек-машина воспринимает все дословно, этим нужно воспользоваться». Потому что он вдруг начал делать массу ложных, обманных движений. Рапира Марка двигалась все шире и шире, и клинок Антонио следовал за ней «по пятам».
Это был красивый выигрыш. Все видели, но не все поняли, как один боец навязал другому свое решение поединка, заставил пойти за собой и драться в нужной ему манере. Марк буквально вынул победу из рук Спаллино, который уже чувствовал ее на ощупь, ты понимаешь».
Психологически Марк был очень осторожен. Кто-то из зрителей, видимо, особенно наблюдательный, сказал: «Мидлер держится в бою, как сапер на минном поле».
Я спросил брата:
– Но ведь ты говорил мне, что фехтование это творчество? Творчества не бывает без импровизации.
Марк ответил мне так:
– Импровизация это не прыжок с головой в омут, зажмурясь. Никаких попыток без разведки. Я всю жизнь учился искусству разумно рисковать. И учил ребят отличать разведку от попытки. Разведка – первый шаг к успеху. Попытка – первый шаг к провалу.
– А если ты встречаешь на дорожке сильного соперника, с которым до сих пор никогда не дрался, и он своими действиями разрушает твои замыслы, твоя разведка ясной картины тебе не дала, и у тебя против соперника нет эффективных «противоядий», что ты делаешь?
– Да, такое случается. Тогда я беру тайм-аут. Например, под предлогом, что мне нужно исправить оружие. И в то время, когда вытираю лоб полотенцем, поправляю рапиру, я как бы смотрю на ситуацию с двух точек зрения: с точки зрения тактики и – со звезды. Со звезды я вижу себя сверху и задаю себе вопрос: что я делаю в этом зале, зачем я это делаю, что все это значит для меня и для других людей? Взрослые люди машут железками, раздаются крики, и зажигаются огни. Я спрашиваю себя: во что мы играем? Во что играют эти люди? Может быть, они – мы – бессмертны, что играем в такие игры? …А с точки зрения стратегии боя и тактики голова «на автомате» восстанавливает все, что известно о противнике по его боям с другими фехтовальщиками, главным образом – моими коллегами по команде. Незнакомца в финале крупных международных турниров встретишь не часто. Тем не менее в этом случае за считанные секунды надо отладить первоначально принятую стратегию поединка с «темной лошадкой» и откорректировать план боя. Я тяну время, чтобы просчитать варианты атак, контратак, защит, оптимальное расстояние до противника… вооруженная рука выбирает последовательность приемов, я и моя рука думают: если он сюда, я – батман-рипост, если он так, я делаю дубле-дегаже, в этом случае я рву дистанцию и контратакую купэ с захлестом.
Что важнее для фехтовальщика: сохранить благородство и проиграть бой или коварно победить?
– До последнего столетия, – напомнил я Марку, – в фехтовальном мире была широко распространена убежденность в том, что профессионализм в поединке проявляет себя не только в результативности, но и в личной порядочности бойца. Профессионалу, который уважает себя и которого уважают окружающие, важнее сохранить в схватке честность и достоинство, чем выиграть золотую олимпийскую медаль, воспользовавшись ошибкой соперника. А сейчас?