Страница 14 из 14
Всё это случилось так быстро и так неожиданно, что многие не поверили и не приняли всерьёз. Казалось даже, что многие специально ходят по грани и провоцируют: последует возмездие сверху или обойдётся, когда речь идёт о такой чепухе. И зря — статья действительно применялась и, наверно, даже чаще и охотнее, чем все остальные.
Либо Нонине действительно разозлилась, что пошла на такие меры…
Либо действительно испугалась.
Но чего? Ведь вся народная поддержка была её.
Вся страна была её.
Что произошло? Что щёлкнуло в голове у правительницы, и когда это случилось? На эти вопросы Лаванда так и не могла ответить, сколько бы не разглядывала вырезки и листовки, сколько бы не читала интервью и статьи, сколько бы не всматривалась в застывшие лица на фотографиях. Не понимала.
А ведь возможно, это и было важнее всего…
Была и ещё одна странность: на протяжении всех этих лет то и дело всплывали известия о странной гибели людей, так или иначе перешедших Нонине дорогу. Политические противники, иностранные партнёры, с которыми не вышло договориться, искатели компромата и разоблачители тёмных тайн… Причём погибали они как будто совершенно случайно: попадали в катастрофы, становились жертвами несчастного случая или просто кончали с собой. Едва ли здесь можно было говорить о вмешательстве Нонине. Единственное, что все эти смерти случались очень вовремя для её планов, но на этом всё. Похоже, она сама была тут совершенно ни при чём.
И, что самое странное, — бывшие соратники Софи. Против трёх человек было громкое дело по обвинению в госизмене. Но большая часть никогда и ни за что не преследовалась, их даже отмечали наградами… А потом то с одним, то с другим вдруг случалась какая-нибудь летальная неприятность. Иногда, впрочем, они просто исчезали с фотографий, а имена их вдруг переставали упоминаться в статьях. К восьмому году правления Нонине рядом с ней не осталось почти никого из тех, с кем она начинала.
14
Лаванда досматривала мельком последние листы, когда из второй комнаты донеслась знакомая уже музыка из заставки «Прямой линии».
Самые поздние новости были ей в принципе уже известны, а потому не вызывали интереса. Последние вырезки: затопление северного побережья в западной части страны, уровень воды в Юмоборске продолжает повышаться, на помощь высланы все вертолёты спасательной базы, проводится эвакуация, база для пострадавших разбита в центре соседней области (Иржице), — обо всём этом она и так знала куда больше, чем хотелось бы. И даже больше, чем было в архиве: здесь не упоминались ни недельное молчание, в то время, как вода всё прибывала, ни возникшая путаница с документами и продовольственными карточками, ни многое другое.
Лаванда закрыла последнюю папку и, оставив ту лежать у тайника вместе с другими, перебралась к Феликсу.
Тот уже смотрел «линию», сидя при этом на самом краешке дивана, будто готов был в любую секунду сорваться и бежать куда-то. Лаванда тихо опустилась в соседнее кресло.
— Я прочитала.
Феликс сейчас же повернулся к ней:
— Да? И что ты думаешь?
— Думаю, это очень хороший архив… — сразу проговорила Лаванда, подбирая между тем слова для других, менее очевидных мыслей по этому поводу.
Феликс продолжал внимательно смотреть ей в глаза: было понятно, что он ждёт чего-то и о самом предмете их разговоров, а не только формальной похвалы. (Хотя похвала, безусловно, была ему приятна: он удовлетворённо прижмурился, как зверь у тёплого камина).
Лаванда машинально скользнула взглядом по экрану: там всё та же Китти Башева что-то говорила, долго и беспрерывно.
— Мне кажется, — наконец заметила Лаванда осторожно, она не знала, какой будет реакция, — мне кажется, у Софи есть какие-то цели… Какие-то большие, грандиозные цели. И она действительно пытается вести всех туда — туда, где по её мнению находится какое-то всеобщее благо, земля обетованная.
— Неужели, — насмешливо протянул Феликс. — Наверно, это обетованная земля для неё и её ближайшего окружения? Тогда может быть. А всякий люд там нужен исключительно в качестве обслуги.
— Нет, не то, — Лаванда помотала головой. — Нонине не похожа на человека, который преследует собственную выгоду… Только собственную выгоду, по крайней мере. Там есть что-то ещё. Нечто большее, что движет ею.
— Может, ты даже знаешь, что?
— Не знаю, — печально призналась Лаванда. — Может быть… Величие страны…
Феликс громко и нарочито рассмеялся.
— Нонине — и мысли о стране? Да. Смешно.
— Мне кажется, она любит страну, — с усилием проговорила Лаванда, пока Феликс не переставал смеяться. — Да, страну она по-своему любит — как-то очень по-своему. Другое дело, что она совершенно не любит людей… Я бы даже сказала, терпеть их не может. И, возможно, боится.
Феликс кивнул:
— Отличные качества для правителя.
— Как правитель она тот ещё подарок, конечно, — согласилась Лаванда. — Но как человека её можно попробовать понять. Мне кажется, она просто запуталась где-то… Ей кажется, что она делает всё правильно, она искренне думает, что действует во благо. А на самом деле…
Она замолчала, присматриваясь к образам, которые возникали в голове. При мысли о Софи почему-то представлялось что-то не из человеческого мира: что-то дикое, стихийное, что-то суровое и величественное, что-то опасное и несущее гибель, но в то же время прекрасное в своём одиночестве.
— Да-да, конечно. Нонине просто ничего не знает. Ей не докладывают. А на самом деле она белая и пушистая.
— Этого я не говорила, — возразила она. — Нонине далеко не ангел. Но у неё есть какая-то своя правда, не такая, как у нас, но для неё эта правда — единственная. Если бы можно было поговорить с ней…
— И что? — Феликс смотрел вопросительно и немного мрачно. — Поговорить и всё объяснить — это ты имеешь в виду? И что дальше? Нонине скажет «Я запуталась, я раскаиваюсь», да?
Лаванда вздохнула:
— Ну, не так, конечно. Но мне кажется, с ней всё же можно было бы договориться. Хотя бы попробовать.
— Попробуй, — Феликс пожал плечами. — Наверно, можно прийти вот так в резиденцию, сказать, что у тебя есть разговор, и попросить провести к правительнице…
— Что, правда? — заинтересовалась Лаванда.
Феликс испуганно уставился на неё:
— Господи, нет, конечно. И не вздумай мне тут… лишних телодвижений… Это сейчас опасно, — он покачал головой.
Она задумчиво кивнула:
— Я уже поняла…
15
И ночь пришла к ней.
Глубокая беззвёздная ночь — тёмная без фонарей, что остались за толстыми и надёжными стенами резиденции.
Софи не спала. Она слушала, как тихо, на тысячу тонов рокочет Ринордийск.
Этот рокот никогда не оставлял её в покое. Казалось, надо продолжать что-то делать, нельзя просто лечь и заснуть.
Можно ещё раз перечитать отчёты за день… Впрочем выудить из них что-то новое она уже вряд ли была сейчас способна — до следующего раза.
Однако, уложить всё в голове, прояснить и составить единую картину будет не лишне.
Она не включала свет в кабинете — она почти никогда не включала свет по ночам — только зажгла свечу на столе. Незачем тем, кто смотрит снаружи, знать, что она не спит. Кто бы ни смотрел.
Там, за стеной, шумело, будто город переговаривался на разные лады. Странные шорохи, далёкий, чуть слышный вой, шум прокатывающихся по асфальту колёс… Изредка слышалось тихое многоголосье: то вдруг резкий окрик, то сдержанное шипение, то невнятный гул, требующий чего-то.
Софи знала: это голоса Ринордийска, всегда нового и с рождения старинного, плывущего по волнам времени и всегда остающегося на том же месте.
Ринордийск тоже не спал. Огромным чёрным зверем поднимал он порой голову, взмахивал длинным хвостом, подёргивал чуткими ушами. Жёлтые глаза вспыхивали мутными огоньками, а зубы готовы были клацнуть, если не вовремя протянуть руку.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.