Страница 84 из 171
295. РУБАШКА
Сияли нам веселые подарки — Платки и голубки, По залу шел над зыбью флагов ярких Свет голубой реки. И день и ночь струился этот зыбкий И теплый свет, И в этом зале не было б ошибкой Сказать, что ночи нет. Встал человек, — ну, как сказать короче: Пред нами встал таким, Как будто он пришел из бездны ночи И ночь вошла за ним. «Мой друг — сторонник мира в Парагвае, Его со мною нет, Он шел сюда, дорогу пробивая… Его убили! Вот его привет!» И в зале все, кто как ни называйся, Увидели, вскочив, Кровавую рубашку парагвайца, Висевшую, как в голубой ночи. А друг держал кровавые лохмотья, Стояли мы в молчании глухом И видели, как обрастает плотью Что на словах борьбою мы зовем! 1951296. АМЕРИКАНСКАЯ ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ НА КОНГРЕССЕ
Отец приносил газеты в дом И радио слушал, Кричало радио всё об одном, Газеты терзали душу. И, не стесняясь, что дочь мала, При ней говорил он: «Нас ждут ужасные дела, Ужасная могила. Или с неба слетит атомный гром, Взрыв без осечки, Конечно, пылью исчезнет дом, А мы сгорим, как свечки. Или с неба любые бомбы слетят На головы наши, Это будет такое, что самый ад — Игрушки одни, мамаша. Или с неба сбросят на нас чуму, Холеру, сверхлихорадки, И дома умрем мы по одному — Тоже не сладко…» Слушала дочка, хоть и мала, Всё понимала, Она ни есть, ни спать не могла, Всю ночь вздыхала. И мать она разбудила, когда Ночь уже шла к рассвету: «Уедем, мама, с тобой туда, Где неба нету!» 1951297. ПАК ДЕН АЙ
Как описать неслыханно простое И где сказать рассказу: начинай! Сорвался зал со всех своих устоев, Когда сошла с трибуны Пак Ден Ай. Вскочили люди на столы и стулья, А женщины восточных стран толпой Бежали к ней в таком всеобщем гуле, Как будто в зал обрушился прибой. И первая из женщин перед нею, Упав ничком, поцеловала пол, Как землю той истерзанной Кореи, Чей образ здесь по всем сердцам прошел. И женщины плащи свои снимали, На Пак Ден Ай накидывали их, Как будто дар особый получали Плащи, коснувшись Пак Ден Ай на миг. И целовали в губы, в шею, в щеки, Края ее одежды, рукава. В глазах темнел такой восторг глубокий, Что от него кружилась голова. И под руки ее вели Гвоздики Ей дали в руки. Алые цветы Таким густым огнем горели диким, Как кровь на платье снежной чистоты. Кругом кричали, плакали и пели; Одной семьей, как будто все свои, Ее несли, купая, как в купели, В неистовстве невиданной любви. Свой новый день Восток сегодня славил, К ней Запад руки гордые простер, Ее внесли в президиум, поставив, Как светлый, вдаль сияющий костер. Спокойная, недвижная, вся в белом, Она стояла, замкнутая в круг, И, вздрогнув всем легчайшим, гибким телом, Народам в пояс поклонилась вдруг. Казалось, что конца не будет гулу, Что навсегда он с этим залом слит, Глаза людей Корея повернула, Чтоб видели, откуда враг грозит. Грозит всему, что жизнью называем… В огне, в крови далекий милый край, Как статуя стояла здесь живая Корея, воплотившись в Пак Ден Ай! И в волны криков, песен, восклицаний Она сошла спокойно и светло; И медленно вошедшее молчанье, Как облаком, ей плечи облегло. И все вернулись, как из сновиденья, Где их кружил живительный поток, Таким опустошенные волненьем, Что был, как тяжесть, воздуха глоток! 1951298. ДЕЛЕГАТ
Широкогубый, темнолицый, Сидит он, трубочку сосет. Он на конгрессе, он в столице, Он по-варшавски кофе пьет. Он видел маленькое чудо, Когда огромный голый цех Был превращен из темной груды В дворец, сверкающий для всех. Он чудо видел и побольше, Почти похожее на сон,— Когда пришли в столицу Польши Борцы за мир — и с ними он. Подумать только — даль какая. «А я вот эту даль люблю!» И, дым из трубочки пуская, Он вспомнил родину свою. Там на границе необъятных Лесов желтеют шалаши, Да, труден будет путь обратный К истокам девственной души, Где сел соломенные ульи, Жандарма белого мундир, Где по туземцам свищут пули… Какая там борьба за мир? Он сахар помешал в стакане; И всё же толпы земляков Несут Стокгольмское воззванье Внутри бамбуковых стволов. Они неграмотны — ну что же, В чем дело — толком расскажи, В футлярах крокодильей кожи У них на поясе ножи. И он уж видел не однажды, Бамбуки сложены у стен, На них свой знак зарублен каждым, Чернильных подписей взамен. И счет зарубок на бамбуках — Он всё растет от новых встреч, Не думал дед, качая внука, Что внук в Варшаве скажет речь. На Нигер Висла не похожа, Волной свинцовой в берег бьет, Но он о ней расскажет тоже, Когда до Нигера дойдет. Варшава будет жить в нем годы, Свою имеет он мечту: Чтоб в гости все пришли народы В его далекий Тимбукту! 1951