Страница 72 из 171
249. БАЛЛАДА О ТРЕХ КОММУНИСТАХ
Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов — Разведчики бывалые, поход для них не нов. Стоят леса зеленые, лежат белы снега — В них гнезда потаенные проклятого врага. Зарылись дзоты серые, переградив пути, Ни справа и ни слева их никак не обойти. Зарылись норы вражьи в приволховском песке, На них идут разведчики, гранату сжав в руке. То дело им знакомое — и в сердце ровный стук, Когда гуляют громы их гранатные вокруг. Гуляют дымы длинные меж узких амбразур, И трупы немцев синие валяются внизу. И снег как будто глаже стал и небо голубей — Бери оружье вражье, повертывай — и бей. И взвод вперед без выстрела, но тотчас взвод залег, Попав под град неистовый из новых трех берлог. Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов — Все трое в то мгновение увидели одно: Что пулеметы вражьи из амбразур не взять, Что нет гранаты даже — и медлить им нельзя! Что до сих пор разведчики, творя свои дела, Не шли туда, где легче им, — куда война вела. И вот сейчас на подвиг пойдут в снегах глухих Три коммуниста гордых, три брата боевых. Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов Глядят на дзоты серые, но видят лишь одно: Идут полки родимые, ломая сталь преград, Туда, где трубы дымные подъемлет Ленинград, Где двести дней уж бьется он с фашистскою ордой И над врагом смеется он смертельной красотой. Спеши ему на выручку! Лети ему помочь Сквозь стаи псов коричневых, сквозь вьюгу, битву, ночь! И среди грома адского им слышен дальний зов: То сердце ленинградское гудит сквозь даль лесов! И оглянулись трое: и, как с горы видна, Лежит страна героев, родная сторона. И в сердце их не прежний, знакомый, ровный стук — Огнем оделось сердце, и звон его вокруг. И ширится с разлету и блещет, как заря, — Не три бойца у дзотов, а три богатыря. Навстречу смерть им стелется, из амбразур горит, Но прямо сквозь метелицу идут богатыри. Вы, звери, псы залетные, смотрите до конца, Как ярость пулеметную закрыли их сердца. А струн пуль смертельные по их сердцам свистят — Стоят они отдельные, но как бы в ряд стоят. Их кровью залит пенною, за дзотом дзот затих, Нет силы во вселенной, чтоб сдвинуть с места их. И взвод рванул без выстрела — в штыки идет вперед, И снег врагами выстелен, и видит дзоты взвод. И называет доблестных страны родной сынов: Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов! Темны их лица строгие, как древняя резьба, Снежинки же немногие застыли на губах. Простые люди русские стоят у стен седых, И щели дзотов узкие закрыты грудью их! <1942>250. ЛЕНИНГРАД
Петровой волей сотворен И светом ленинским означен — В труды по горло погружен, Он жил — и жить не мог иначе. Он сердцем помнил: береги Вот эти мирные границы — Не раз, как волны, шли враги, Чтоб о гранит его разбиться. Исчезнуть пенным вихрем брызг, Бесследно кануть в бездне черной — А он стоял, большой, как жизнь, Ни с кем не схожий, неповторный! И под фашистских пушек вой Таким, каким его мы знаем, Он принял бой, как часовой, Чей пост вовеки несменяем! <1942>СТИХИ О ЮГОСЛАВИИ
1947
251. НОЧНОЙ СПЛИТ
Все вихри принялись толочь Холмов окрестных плечи, Я Сплит увидел в бурю, в ночь — В домах горели свечи, Оборванные провода, Звон стекол, стоны сада, — Как будто я привез сюда Твой черный мир, блокада! Еще я слова не сказал, С молчаньем зала споря, Врывались в полутемный зал Рыданья гор и моря. Как будто выла вся земля О всех сынах убитых, И моря пенные поля Несли цветы на плиты. Как будто, воскресив войну, В горах бои гремели, Шли в море корабли ко дну Под белый лязг метели. Горели свечи всё ясней, Я в сумраке размытом Увидел лица, как во сне, Мужчин и женщин Сплита. Увидел губы щек бледней, Глаза как небылицы, И чем-то близки были мне Родные эти лица. Увидел, как горят глаза, По лицам тени кружат… «В такую ночь о чем сказать?» — «О Ленинграде, друже». И ожил в Сплите город мой, Не стало расстояний, Как будто я пришел домой Из боевых скитаний И должен правду всю сказать Перед семьей родною, Как свет свечи, торжествовать Над бурей за стеною. Я видел бурю братских глаз, Подернутых туманом, Я счастлив был, что мой рассказ Рассказан над Ядраном. Октябрь — ноябрь 1946