Страница 52 из 171
3. БЮТ-ШОМОН
Конечно, Мост Самоубийц — В местах рабочих лег он, Где столько безысходных лиц, Забытых счастьем окон. Внизу — озерная вода, Тропинок желтых скаты, Внизу холмов — вечерний дар — Парижа дымный кратер. Ныряй в пучину этих крыш, В лиловых стен объятья, Он был одним хорош, Париж, — Всем предлагал нырять он. И после выносил прибой Одних на остров квелый, Наполеоновской судьбой Назвав беды глаголы. Других кидал в холодный морг, Гнал в нищету без срока, Беря четвертых на измор В Кайенне иль в Марокко. Но образ некий вынес он Сюда, на холм рабочий, Тайком поставив на газон Испуганною ночью. Бывает — парк шумит, крылат, Бывает — весь в молчанье, Лежит под деревом Марат В своей свинцовой ванне. Пускай не может рук поднять И жечь не может речью, Как будто дремлет среди дня Тень правды человечьей. Он видит сон: в волнах косых Идет он, волны роя, Он стал корабль, кусок грозы, Скользит стальной горою. Вновь держит речь, неукротим, Как прежде, голос звучен, И осыпаются пред ним Фонтанов водных кручи. Их вызвал век не под шумок, На мировом раскате — Того, что лег на Бют-Шомон, Того, что встал в Кронштадте. 19364–7. 14 ИЮЛЯ 1935 ГОДА
I. КАНУН ПРАЗДНИКА
Ждут веселья — нет веселья, Флаги лишь висели, Да оркестров новосельем Город путь усеял. Гром их медный только дразнит, Погремит и ляжет, Где ночной народный праздник? Мне никто не скажет. Как-то стал Париж задумчив, Этажи — что тучи, Танцевать куда бы лучше, Чем томиться, мучась, И над Сеной мало света, Звезды точно свечи, В Сену мелкие монеты Иностранцы мечут, Чтоб купить немного счастья У воды журчащей, Чтоб тебя в стране молчащей Вспоминать почаще. А молчащею страною Стал ты сам, совсем иною… Первый раз за всё столетье Говоришь: «Не буду петь я», Может быть, твой галльский петел Крикнет на рассвете. Может быть, народ Парижа Смех плеснет на лица, На бульваров глади рыжей Днем повеселится? Оттого ли по бульварам Пусто танцев место? Оттого ль как будто варом Залиты оркестры?II. ПЛОЩАДЬ БАСТИЛИИ
Бирнамский лес шагнул на Донзинан, А если б вся земля тогда шагнула, Каков бы был в трагедии изъян, И зритель не опомнился б от гула. А вот при мне, с Бастилии начав, Шагнул народ — Парижа лес веселый, Шли деды и вели своих внучат, Шли женщины с сестрою «Карманьолой». Литейщики, пилоты, слесаря Сливали свой товарищеский говор, И песни их, точнее хрусталя, Сменяла буря стали лозунговой. Стихом простым я слово проведу Не потому, что сложным не владею, А потому, что рядовым в ряду Простое слово стало чародеем. С ним потеплела хладная земля, И в братстве снова найденной поруки От стен Парижа и до стен Кремля В тот день тянулись возгласы и руки. О, знай Шекспир леса таких знамен, Перечеркнувших распри феодалов, Какой бы тут схватил пергамент он, Чтоб закрепить движенье улиц алых! В один котел здесь пали времена, И кто громил Бастилий норы лисьи — Воскрес и шел, подняв на рамена Советский век, колпак фригийский выся. Мой век меня вниманьем не обидел, Я многое могу порассказать, Но в этот день Париж такой я видел, Что можно лишь на меди вырезать.III. РАЗМЫШЛЕНИЯ
Еще живы клоаки и биржи, Еще голой мулатки сосок, Как валюта, в полночном Париже Окупает веселья кусок. Еще в зареве жарких притонов, В паутине деляг и святош И на каторжных долгих понтонах Распинают людей ни за грош. Но на площади старой Бастилии Тень рабочих колонн пролегла, Целый век поколенья растили Эту тень боевого крыла. Чтоб крыло это власть не задело, На изысканных улиц концы С черепами на флагах трехцветных Де-ля-Рока прошли молодцы. Белой розы тряся лепесточки, Вождь шагал, упоенно дыша, И взлетали на воздух платочки, И цилиндры качались, спеша. И, приветствуя синие роты, Проносился кликушеский альт, И ломался каблук у красоток, Истерически бивших в асфальт. Чтоб крыло это власть не задело, С пулеметом на черном плече Гардмобилей тяжелое тело Заслонило Париж богачей. И над Сеной, к сраженью готовой, Я увидел скрежещущий сон — Лишь поставленных в козлы винтовок Утомительно длинный разгон. И под ними играли прилежно Дети, роясь в песке золотом, И на спинах пикейных и нежных Тень винтовок лежала крестом. Деды их полегли у Вердена, Где простор для погоста хорош. Ты отцов их дорогой надменной На какие форты поведешь? О Европа! Покажется, будто В этот час на тебя клевещу — Не Давидом, в сандальи обутым, Ты стоишь, зажимая пращу,— Голиафом, готовым для казни, Кровожадного пыла жена, Ну так падай с хрипением навзничь, Справедливой пращой сражена!