Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 171

2. ВОСПОМИНАНИЕ О ВОЙНЕ (1915–1917)

Быть у войны в плену, Как знамя, взять кочевье, — Двуглавый сон, людей согнув, Зажег их, как деревья. Казачьим гривам дал висеть Над сбитыми овсами, Повел кривую карусель Слепых коней и всадников. То молодость пела и шла на убой, Гремела и падала с песней рябой О маршевых братьях, о маршевых, Иззубренных ветрами лицах, Когда уют домашний Стал пестрой небылицей. Конь, усмехаясь на забаву, Топтал простор зеленый, Орудий огненное право Передо мной ломило клены. Колодцы, города, пути, Как дым, летели кувырком, Войну, как поле, перейти Мне показалося легко. То молодость, повод сжав, Кружила вдосталь шашкой, Но соль в немецких блиндажах Была не слаще нашей. Такая ж, как наша, колючка у волчьих Убежищ кусала отряды, Такой же сутулый и рваный рабочий Упорно глядел и, вспотев, Оттачивал смерть по наряду… Свинцовый лак ногтей Распластанного «таубе» Плыл братом истребителя, Вспорхнувшего над Бугом, Как дикий воробей, Но с русским глазом смуглым, И рваных блесков острие Гасили в ножнах часовые, — Здесь молодость взяла свое, Над этим сходством круглым Задумавшись впервые. По-новому с разгона Запела в залпах высота, За вас, расстрелянные клены, — Смирись, расстрелянный устав! — Вонзили в землю батальоны Им опостылевшую сталь. Империя не верила, И падала империя, Последней пеной меряя Встающей силы берег. Косились кони на копье, Сверкавшее лукаво, То молодость взяла свое, Свергая сон двуглавый. 1924

3. ЛЬВУ ЛУНЦУ

Улица, май; по ночному закону Луна сторожит по часам Отсыревшую медь бородавок балконных, Тупые, как жесть, небеса. Катается, обратным светом Заряжена во сне, Какая-то постылая планета, А друга рядом нет. Он между западных людей Гостит, друзей забросив, Он выбрал город на воде, Где чайки над тучей отбросов. Кожа, нефть и ворвань Над Эльбой запахи льют, Надолго поселился он, Найдя себе уют. Заносит море в город тот Бутылки, птиц убитых И шелуху гнилых пород От островов размытых. Заносит море шум богатый, Но друг от шума в стороне, Тиха его комната, но сыровата. И воздуха мало в ней. Исчезни, луна! Чтобы ночь растаяла, Чтоб в сердце вбежали годы, Когда мы блуждали веселой стаей, Не зная, где встретится отдых. Не на случайный час, Но, пущенный с уменьем, Кружился в головах у нас Волчок воображенья. Когда нам говорили: «Вот, Смотрите: вьется птица»,— Нам было ясно: время врет, Лишь клюв и перья выдает За целую синицу. Мы сами строили синиц В запальчивости нашей — До сих пор живут они, Крылами в драках машут. Так это было, далекий друг, Нам ли бояться в старость врасти, Когда еще живы моря вокруг, Моря нашей собственной молодости. Теперь я спокоен, как якорь, Что работал много годов, Что пережил мир двояко: И над и под водой. А много воды и хмури Излечивает от дури. Вот я выдал себя с головой, Но как переслать посланье, Минуя многодорожье? А! Я забыл, что город твой — Город приморский тоже. В черной бутылке письмо обретет Верный приют — в воду Бросаю почту простую. Море тебя найдет, Море не забастует. Вот она кружится, бутыль, Мне головой качая. Все мы уйдем в водяную пыль, На черта ли нам отчаянье? Пусть к Южному полюсу шел Шекльтон, А Северный взял Амундсен. При чем расстоянья — союз заключен На жизнь, на смерть, на сон! 1925

ЮРГА

1926–1930

И — по коням… И странным аллюром, Той юргой, что мила скакунам, Вкось по дюнам, по глинам, по бурым Саксаулам, солончакам…

117. ВОРОТА ГАУДАНА

Если б был азиатом я, шел из Мешхеда, Из Келата на север бежал От смертельных хозяев, от рабства, от бреда Нищеты, от кнута, от ножа, — Гауданским воротам, как лучшему дару, Поклонился б. Как знамя в бою,— Ведь они чайрикеру, рабу, чарводару Говорят: «Здесь Советский Союз». Гаудан — это петли дороги змеистой, Перемытые нашей волной, Гаудан — это окрик и выстрел Над враждебных хребтов тишиной, Гаудан — это первый сигнал коммуниста Под ирано-индийской стеной. Там врезаются люди простые, как пилы, В те дела, что совсем не просты, День и ночь закаляют себя старожилы, Проверяют себя, как посты. От подковы коня до квитанций Госторга Смотрит всё боевым ремеслом, Здесь глаза выражают вершину восторга Только тенью улыбки — и всё. Если б щели в горах повели разговоры, Если б ночи умели писать, Мы имели б рассказов невиданных ворох, На котором сегодня молчанья печать. Так заботой полны пограничные соты. Мне однажды пришло на заре, Что как братья пройдут в Гаудана ворота Люди с дальних индийских морей. 1930