Страница 121 из 171
467. ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ ТИЦИАНА
Ехал к вам я дорогой знакомой, В окруженье лесов и полей, Становились природы хоромы Всё богаче и всё веселей. Точно мастер, влюбленный в Россию И любуясь родной стороной, Рисовал эти дали лесные, Небо августа надо мной. Из столетий седого тумана Вдруг сверкнуло подобье луча — День рождения Тициана В этот день календарь отмечал. И пейзажа сиянье погасло, И явился веков великан — Океан ослепительных красок Под названием Тициан. Он царил над людьми и природой В многолепье вселенской зари, Проходили несчетные годы, Целый век он всевластно царил. И в искусства волшебную сферу С беспощадностью мастер проник, Создавая нагую Венеру, Иль пейзажи, иль мира владык! Мир, который доступен был оку, Обессмертил он кистью своей, Но, отдав ему дань, как пророку, Я вернулся в мир наших полей. Волшебство нашей скромной природы В позднем, летнем сиянии дня, И леса нашей русской породы, И поля окружили меня. Краски жили, и птицы в них пели, И звала с ними в лес, как домой, Ваша легкая, ясная прелесть, Порожденная жизнью самой!468. «Как будто ветер зашумел навстречу…»
Как будто ветер зашумел навстречу, Топча кусты, венцы высоких трав, И вышел лось, высокий, темноплечий, Глаза расширив, голову подняв. Рогатая оцепенела груда, Смотрел, не опуская головы, На вставшее пред ним лесное чудо, А этим чудом были вы. Ему такого не случалось видеть, И вам хотелось ближе подойти, Не испугать и бегством не обидеть, Не преградить сохатому пути. И вы смотрели оба друг на друга, Не двигаясь, не шевеля кусты, Как в центре заколдованного круга, Очерченного силой красоты. Потом, взмахнув ветвистыми рогами, Он отступил, как будто он погас, Неслышными он уходил кругами, Но вы — его, и он — запомнил вас. Его глаза горели словно свечи, Он гордо шел, неведомо к кому, И сколько раз в день необычной встречи В лесной глуши являлись вы ему!469. РАЗДУМЬЯ О ЖИВОПИСИ
Питер Брейгель, Питер Брейгель, Ты не жаловал господ, За наградами не бегал И любил простой народ. А когда мужик твой дунул В пляс с крестьянского двора, Ложку в шляпу он засунул Вместо барского пера. А когда играли дети — Игр в картине не сочтешь, Ты писал в своем столетье И сейчас для нас живешь. Ты писал всё, что хотелось, Я запомнил — на углу Ту девчонку, что уселась, Блин кусая, на полу. То в «Деревенской свадьбе» было, Ты ж в деревне мастер свой, Брейгель, ты большую силу Кисти дал передовой. И слепцы, что шли покорно За слепым поводырем, Все в овраг свалились черный Друг за другом, черным днем. А хотел ты не уродов Показать начистоту, Слепоту владык народов И народов слепоту. В простоте своей могучей И в величье простоты, Был ты, Брейгель, мастер лучший, Гений жизни и мечты. Быть его единоверцем — Пусть труды и нелегки… Но к нему с открытым сердцем Я б пошел в ученики.470. РАЗДУМЬЯ ПОЗДНЕГО ЛЕТА
Шри-Ланка — название Цейлона, И оттуда Будда у меня — Он такой же, как во время оно, — Статуэтка желтого огня. Я спросил спокойнейшего Будду, Чьи сияли вечностью виски: «Долго ли еще бродить я буду — По земле, по торжищам мирским?» И спокойнейший ответил Будда, Не поднявши золоченых век: «Я не знаю — хорошо иль худо Путь ты свой окончишь, человек! Но стихи, рожденные тобою, Где ты весь в слова перегорел, Будут жить особою судьбою, Дольше всех тобой свершенных дел». «Как же называется присловье, Что ведет к началу всех начал?» — «Это называется любовью»,— Улыбнувшись, Будда отвечал.471. СНОВА ПОЛНОЧЬ
Ни я, ни вы не верим больше чуду, И никому уж нас не убедить, Но вы сказали: ровно в полночь буду, Как некий дух, незримо приходить! Двенадцать скоро. Никаких заклятий И чернокнижья нету у меня, И дьявол у меня не на зарплате, И никакого адского огня. И рядом нет ни башни, ни собора, Не бьют часы и совы не кричат, Но знаю я — двенадцать будет скоро И вы пройдете через темный сад. Я знаю — вы меня не огорчите, Я признаю всё ваше торжество, Но если здесь вы — просто постучите, Услышу я, не веря в колдовство! Я так сказал вполголоса, но с жаром. Едва мой голос в комнате затих, Четыре четких раздались удара, Что делать мне, но я ведь слышал их! И никакого звона старой башни, И никакой тревоги иль тоски, И на часах — двенадцать, и не страшно, И ветер счастья холодит виски!