Время гостей (сборник)

Теперь он наносил таинственные визиты Дженифер Парки реже. Ибо ее восклицания, адресованные призраку, вгоняли его в уныние.

— Твои прикосновения стали совсем другими. Бедняжка! Могу я хоть чем-нибудь помочь тебе?

Он решил, что она слишком молода, чтобы понимать его, хотя по-прежнему был очарован ею. Он перенес свою привязанность на миссис Милли Молтби, вдову, старше его, по меньшей мере, на тридцать лет. Однако ее манеры, по-девичьи жеманные, нравились ему. Кроме того, ее отличал острый ум и верность своим чувствам, и она тоже воспринимала его посещения без страха, ограничившись короткой паникой при первой встрече.

Они играли в игры — письменные игры, потому что общались в письменной форме. Она строчила фразу, потом поднимала бумагу над головой, откуда та исчезала, когда он забирал ее в свою среду. Он возвращал ответ через полминуты или полсекунды ее времени. У него было преимущество перед ней — гораздо больше времени на обдумывание ответа, но и у нее тоже было преимущество перед ним, которое заключалось в природном остроумии и упорном стремлении быть первой.

Еще они играли в шашки, и ему часто приходилось ретироваться на время между ходами и занимать себя чтением главы книги по искусству, и даже так она часто выигрывала; ибо прирожденный талант, вероятно, не менее ценен, нежели накопленные знания, разложенные по полочкам.

Но и к Милле он вскоре потерял интерес — по той же самой причине. Теперь его интересовала (нет, он не станет больше влюбляться или очаровываться) миссис Робертс, прабабушка, которая была старше его по меньшей мере на 50 лет. Он проштудировал все материалы, объясняющие привлекательность стариков для молодежи, но все равно не мог объяснить свои меняющиеся привязанности. Он решил, что трех прецедентов достаточно, чтобы сформулировать универсальный закон: женщина совершенно не боится призрака, даже если он касается ее, оставаясь невидимым, и пишет ей записки без помощи рук. Возможно, амурные призраки знали это давным-давно, но Чарльз Винсент сделал открытие самостоятельно.

Когда накапливается достаточно знаний по какой-нибудь дисциплине, в один прекрасный момент внезапно всплывает модель, словно образ в рисунке, увиденный там, где до этого он прятался в деталях. А когда будет накоплено достаточно знаний по всем дисциплинам? Разве это не шанс, что всплывет модель, контролирующая все на свете?

Чарльза Винсента охватил последний порыв энтузиазма. Во время долгого бодрствования, пока он поглощал источник за источником и сортировал информацию, ему казалось, что модель прорисовывается отчетливо и сама собой, при всей своей удивительной запутанности в деталях.

— Я знаю все, что знают они в своей яме, и я знаю тайну, которая неизвестна им. Я не проиграл гонку — я выиграл ее. Я могу победить их даже там, где они уверены в своей неуязвимости. Если нами будут управлять в дальнейшем, то пусть, по крайней мере, это делают не они. Все сходится. Я докопался до истины в последней инстанции, они проиграли гонку. У меня есть ключ. Теперь я смогу пользоваться временем, не боясь поражения и уничтожения, и даже не помышляя о сотрудничестве с ними.

— Осталось поделиться своими знаниями, опубликовать данные, и человечество избавится, по крайней мере, от одной тени. Я сделаю это сейчас же. Или чуть погодя. В нормальном мире близится рассвет. Я посижу здесь и немного отдохну. Потом я выйду и свяжусь с соответствующими людьми, чтобы разместить информацию. Но сначала я немного отдохну.

И он тихо умер в своем кресле.

Доктор Мэйсон сделал запись в своем дневнике: «Чарльз Винсент — классический случай преждевременного старения, один из наиболее наглядных во всей геронтологии. Я знал пациента на протяжении нескольких лет, поэтому могу подтвердить, что год назад его внешний вид и состояние организма не демонстрировали отклонений от нормы. Возраст пациента соответствует указанному, более того, я был знаком с его отцом. Наблюдение велось на всем протяжении болезни, поэтому проблем с идентификацией личности не возникало, кроме того, были сняты отпечатки пальцев для протокола. Я утверждаю, что Чарльз Винсент в возрасте тридцати умер от глубокой старости. Его внешний вид и состояние здоровья соответствовали возрасту 90 лет».

Потом доктор начал с новой строки: «Как и в двух предыдущих случаях, которые мне довелось наблюдать, болезнь сопровождалась наваждениями и серией снов, настолько идентичными у всех троих, что в это трудно поверить. Для истории, пусть даже в ущерб собственной репутации, я привожу ниже отчет о них».

Но, написав это, доктор Мэйсон крепко задумался.

— Нет, я не сделаю этого, — сказал он и вычеркнул последнюю строчку. — Пусть лучше драконья ложь спит.

А где-то люди без лиц, пахнущие ямой, усмехнулись про себя со скрытой иронией.

Перевод Сергея Гонтарева

Главное открытие Рейнбёрда

Если бы список великих изобретений человечества составлялся действительно по делу, то имя американца Хиггстона Рейнбёрда затмило бы всех. Однако, кто его помнит сегодня? Два-три специалиста — и все. Усовершенствовал кузнечные мехи (в 1785 г.), добавил несколько узлов (не самых существенных) в отвал плуга (ок.1805 г.), изобрел более надежный, хотя и не лучший метод прохождения рифов под парусом, создал ростер для жарки каштанов, клин для колки дров («коготь дьявола») да еще безопасную терку для мускатного ореха (между 1816 и 1817 гг.). И более никаких новшеств за ним не числится.

Правда, и этого хватило, чтобы имя Рейнбёрда не кануло бесследно в Лету. Он по-прежнему на слуху у тех немногих, кто сделал историю техники своим хобби.

Однако слава, похищенная у него историей — или же им у себя самого, — совсем иного рода. Она ни с чем не сравнима и, прямо скажем, уникальна.

Потому что если по делу, так именно Рейнбёрду мы обязаны динамо-машиной, двигателем внутреннего сгорания, электрической лампочкой, электродвигателем, радио, телевидением, сталелитейной и нефтехимической промышленностью, железобетонными конструкциями, монорельсовым транспортом, авиацией, глобальным мониторингом, ядерной энергетикой, космонавтикой, телепатией, а также теорией политического и экономического равновесия. Именно он построил ретрогрессор. И заложил основы для коллективного выживания человечества.

Поэтому относительное забвение имени Рейнбёрда иначе, как вопиющей несправедливостью, не назовешь. Однако что делать: сегодня даже некогда непреложные факты, как, например, полная электрификация им в 1799 году Филадельфии (а годом спустя и Бостона, а еще через два года Нью-Йорка), уже таковыми не считаются. В определенном смысле они больше и не являются фактом …

Какое-то объяснение этому недоразумению должно — просто обязано — существовать. А если не объяснение, то хотя бы версия, бесстрастно изложенная внешняя канва — что хотите… Короче, вот она.

В один июньский полдень 1779 года Хиггстон Рейнбёрд, еще будучи совсем молодым человеком, принял ответственное решение, тем самым подтвердив пока еще дремавшую в нем недюжинную изобретательскую жилку.

В тот момент он развлекался соколиной охотой на самой верхушке горы, прозванной Чертовой Головой. Проследив взглядом, как сокол исчез в белой облачной дымке, юноша испытал волнующий прилив радости. А когда птица вернулась с пойманным голубем, юный сокольничий решил, что достиг вершины счастья. Он мог бы провести вот так весь день: стоять на краю отвесной скалы и, сощурившись, наблюдать за парившей в солнечных лучах хищной птицей.

Но было и другое искушение — вернуться домой, чтобы продолжить работу над искрометом, ожидавшим Хиггстона в старом сарае.

Юноша принял решение с тяжким вздохом, ибо никому из нас не дано испытать сразу все радости в один день. Конечно, соколиная охота возбуждает, слов нет, но… не менее притягивал и блестящий медью агрегат в сарае. И Хиггстон начал долгий спуск со скалы.