Страница 1 из 5
Аарон Дембски-Боуден
ДОЛГАЯ НОЧЬ
РАССКАЗ
Тишину нарушил голос девочки.
— Яго. Ты еще жив?
Севатар сидел, прислонившись спиной к потрескивающему силовому барьеру и не обращая внимания на его непрерывное поглаживание. Вокруг была лишь темнота. Не темнота ночи в отсутствие солнца, а настолько абсолютная чернота, что даже его глаза были не в силах пронзить ее покров. Его держали в этой лишенной света клетке, отключая барьеры и пробуждая осветительные сферы на пятнадцать минут каждый дневной цикл. Тогда ему разрешалось поесть. Они приносили ему насыщенную питательными веществами кашу, которая имела пресный привкус химикатов и прилипала к языку, словно мокрые опилки. Всякий раз он ухмылялся своим тюремщикам и заявлял, будто это лучшее, что ему доводилось есть, а каждая новая трапеза лучше предыдущей.
Во мраке тюремной камеры было уютно. Чернота ласкала больные глаза, словно прикосновение шелка к голой коже. К сожалению, она никак не помогала против стучащей пульсации, проталкивавшейся сквозь череп. С тех пор, как его взяли в плен, боль облегчал только ее голос. Всего лишь один голос из множества — голосов убитых, почерпнутых из его подсознания. Мертвецы снились Севатару сотню раз, а то и больше. Просыпаясь, на протяжении первых ударов сердца он видел во мраке камеры их неотрывно глядящие глаза и слышал у себя в голове эхо их воплей. Ничто из этого не являлось реальным. Он знал об этом. Единственным его подлинным спутником на протяжении ночных бдений была скука. Мертвые лежали в своих могилах, храня молчание и разлагаясь, понеся заслуженную кару. Когда он слышал их во время беспокойного сна, это была всего лишь сбивчивая пульсация его собственных плененных грез.
— Яго. Ты еще жив?
Но не она. Ее голос был единственным, который оставался, когда он просыпался. Сильнее любого прочего эха. Он уже давно, очень давно не говорил с призраком и гадал, не умерла ли она в этой самой камере, так что теперь ее тень задержалась в этих стенах. Быть может, ее убили неподалеку, и теперь она является к нему, так как ее дух чует его проклятие. Он цеплялась к нему, разносящийся эхом голос странной и любопытной девочки шептал убийце во тьме. У него были сомнения насчет того, сознает ли она, что мертва.
— Яго?
— Я тут.
В холодном воздухе у него из носа медленно потекла горячая и густая кровь. Он стер ее тыльной стороной кисти.
— Я тут, Альтани.
— Снова больно?
Потребовалось усилие, чтобы говорить, преодолевая давление, которое перемалывало его мозг, но он все-таки выдавил из себя ложь.
— Бывало и хуже.
— Кажется, будто ты умираешь.
— Пока что я здесь. Чего ты хочешь?
— Просто поговорить. Мне одиноко.
— Жаль слышать это, малышка.
Он замешкался. Ему уже было неуютно, однако хотелось задержать ее возле себя подольше. Она являлась к нему в четвертый раз? В пятый? Давление в голове не позволяло сконцентрироваться даже на будничных делах вроде отслеживания хода времени.
— Твой голос единственный, кому я рад. Ты знала об этом?
— Я не понимаю. Ты слышишь и другие голоса? Даже когда бодрствуешь? Я думала, что они приходят только в твоих снах.
— И да, и нет…
Он пожал плечами в темноте — совершенно бесполезный жест. Ребенком он постоянно слышал голоса. Шум желаний и злобы в головах других людей. Перешептывание чувств, кипящих по ту сторону их глаз. Сиплое пение городских ворон, дерущихся над пищей.
Хуже всего был шепот мертвых. Пылающие вспышки чужих воспоминаний, когда он глядел в глаза тела в сточной канаве. Мольбы незримых голосов, упрашивавших отомстить за них. Красная мука удушения, которую он ощущал в собственном горле, проходя под одной из жертв Ночного Призрака, выпотрошенных и публично подвешенных в распятом виде.
Порой они говорили с ним в безымянном пространстве между сном и явью. Телепатия. Некромантия. Психометрия. Для подобных психических даров существовала тысяча названий в тысяче культур, но слова сами по себе ничего не значили. Он слышал всю музыку осознанных мыслей, пока Легион не отсек ее, оставив его в благословенной тишине.
Он больше не подслушивал чужие мысли. Не слышал заманчивые посулы убитых. Но теперь мертвецы вновь начали нашептывать ему. Печати вокруг его разума ломались.
— Яго? Ты слышишь другие голоса, когда бодрствуешь?
— У меня есть дар. Нежеланный. Давным-давно я пытался от него избавиться.
— Яго, я спрашивала не об этом. Я знаю, что у тебя есть Дар. Иначе как мы, по-твоему, разговариваем?
Как и всегда, она оставалась спокойна и миролюбива, но от ее понимающей интонации у него по коже поползли мурашки.
— Что за ребенок имеет право говорить о подобных вещах с таким знанием?
— Я наблюдаю. Я слушаю. Неудивительно, что тебе так больно. Ты правда пытаешься прогнать Дар?
— Пытался. И на какое-то время мне удалось.
— Его нельзя прогнать. Попытки вредят мозгу, сердцу и душе.
— Я был готов рискнуть, Альтани.
— Но почему?
— Те из моих братьев, кто наделен шестым чувством, опустошены и ожесточены, они постоянно поражены меланхолией. Они не ведут Легион Повелителей Ночи. Они не в состоянии его вести — их беда делает их чересчур скорбными и ненадежными. Так что я предпочел похоронить этот дар, а не позволить ему разрастаться. Мой отец и его визири помогли изолировать его. Я надеялся, что он сгниет, не будучи используемым.
— Понимаю. А вместо этого он убивает тебя.
— Есть смерти и хуже этой.
«Уж тебе-то следовало бы знать», — подумал он, не высказав мысль вслух. Мертвые не любят, когда им напоминают, что они мертвы.
— Яго, сегодня твой голос звучит… иначе. Боль сильнее, чем прежде?
— Да, но твой голос облегчает ее. О чем ты хотела поговорить?
— У меня есть вопросы. Что такое «Принц Воронья».
Севатар сделал вдох, позволяя ее голосу омывать его разум так же, как мрак оглаживал его тело. Ее слова гасили разрушительное пламя, гулявшее по его мыслям. Ни один из мертвых голосов в его снах не делал такого. Никто другой не приносил облегчения.
— Ты вытащила это имя из моей головы, малышка?
— Нет. Ты произносил его в последний раз, когда боль была ужасна. Громко стонал. Кто такой Принц Воронья?
— Это я. Так меня называют братья.
— Что такое ворона?
— Ты задаешь страннейшие вопросы.
Севатар закрыл глаза и помассировал саднящие веки окровавленными кончиками больших пальцев.
— Ворона — это… На какой планете ты родилась?
— На Терре. Но первый Легион забрал меня, когда я была очень маленькой.
— А, одна из Землерожденных. Честь для меня. Раз ты с Терры, полагаю, тебе известно, что такое птица.
— Да. Я видела их в книжках. Ворона — это такая птица?
— С черными перьями и темными глазами. Она кормится телами мертвых и издает грубое хриплое карканье.
— Почему ты — принц птиц?
Из пересохшей глотки раздался очередной смешок. Севатар прислонил голову к силовому полю, чувствуя, как вибрация от его злого гудения расходится по затылку.
— Это титул. Общая шутка у нас с братьями. Вороны питаются трупами… а я наделал много трупов.
Какое-то время мертвая девочка молчала. Порой он ощущал ее на задворках своего сознания, даже когда она ничего не говорила. Ее присутствие напоминало блуждание невидимых прожекторов. Он знал, когда призрак незримо глядел на его ожидание.
— Ты мне лжешь?
— Нет, малышка. Это правда, но не вся правда.
Севатар облизнул растрескавшиеся губы, ощутив вкус покрывающей их крови.
— Впрочем, на данный момент этой правды достаточно.
Она вновь умолкла, но ее присутствие не пропало из его разума. Он чувствовал, что она наблюдает из сплошного мрака комнаты. Спустя несколько минут он окликнул ее по имени.
— Альтани?