Роковая любовь

Виктор сделал над собой усилие, чтобы еще раз отвернуться от Лоры и заставить себя чувствовать к ней неприязнь.

– Разве Нильс не сделал тебя счастливой?

– Меньше чем я того ожидала,– ответила она, не смутившись.

– Но ты же не ради этого «меньше» поменяла жизнь?

Он особенно надеялся, что в этой истории он сам не пострадал так сильно, как она.

К счастью, худшее было позади – он выплыл после крушения их семьи. В конечном счете, он бы предпочел услышать, что у нее все прекрасно, потому что не желал ей зла и даже не хотел, чтобы она расплачивалась за предательство. Он украдкой взглянул на часы, отметив, что самолет уже скоро, и он сможет наконец уйти.

– У тебя еще есть время,– сказала Лора.

Она положила руку ему на колено, отчего он встрепенулся.

– Это правда, мне не хватает тебя, Вик... Можешь торжествовать и послать меня куда подальше, я пойму...

Она склонила голову ему на плечо, продолжая перебирать пальцами по его бедру. Ему удалось не шевелиться, хотя он ужаснулся тому, что все еще оставался таким чувствительным к этому прикосновению.

Будь они наедине, у него не было бы ни малейшего шанса сопротивляться ей.

– Почему Нильс не пришел? – притормозил перед ними Тома.

Он на мгновение остановился перевести дух, что позволило Виктору взять контроль над собой.

– А тебе бы чего хотелось, родной? – выдавил он с вымученной улыбкой.

– Ну, это... Чтобы вы были все втроем!

Довольный собой, малыш опять пустился галопом на воображаемой лошадке, громко прищелкивая языком.

– Лора,– сказал Виктор сквозь зубы,– тебе необходимо объяснить ему определенные вещи.

– Мы с ним уже говорили об этом. Честное слово, он это нарочно сказал!

Ее плохо скрываемая злость была довольно красноречива, чтобы он наконец-то нашел в себе смелость реагировать.

– Все втроем...– повторил он.– Такое впечатление, что Тома полагает, будто мы образуем обычное трио взрослых, но я нахожу это недопустимым. Если же он сделал это намеренно, то это означает, что в его голове полная каша. Я не хотел вмешиваться, когда он был на каникулах в Роке, потому что это ты должна представить ему ситуацию, как ты того желаешь.

– Но я ничего не знаю! – вспыхнула Лора.

– Чего ты не знаешь? Останешься ли ты с Нильсом?

– Да, останусь, ты доволен?

– Вовсе нет...

Он встал, заставив ее смотреть на него снизу вверх. Сколько лет она не смотрела на него с такой силой и такой чувственностью? Боже, неужели она так же смотрит на Нильса?

– Я обманулась, Виктор,– еле слышно сказала Лора, не спуская с него глаз.

– Нет, Лора, ты обманула, меня. С моим братом.

Всплеск желания, захвативший его, внезапно уступил место страшной усталости.

– Мне надо идти,– решительно сказал он.

Во всяком случае, спасать было нечего. Чувствуя отвращение ко всему, включая себя самого, он пошел по двору, разыскивая Тома.

– И наконец, мне кажется, что я никого не люблю, и это отвратительно...– Голос Нильса едва звучал, но его психоаналитик слышал его очень хорошо и сразу обратил внимание на последнее слово.

– Почему же отвратительно?

– Потому что я всегда один. Я хочу любить, но мне не удается.

– И что же вам мешает?

– Страх.

Интересное слово, которое, хотя и выскочило против желания, очень часто появлялось в речи Нильса.

– Страх чего?

– Не знаю. Что все сорвется. Что бы я ни делал, чаще всего оборачивается катастрофой... Боюсь провала, боюсь женщин, боюсь пустоты.

– Пустоты?

Этот термин, напротив, представлял что-то новенькое. Доктор Леклер незаметно просматривал карточки. У Нильса было пухлое досье, но прогресса не наблюдалось ни на йоту. Его недомогание, кажется, пустило корни еще в раннем детстве, в том периоде, о котором он вспоминал чрезвычайно неохотно.

– У вас бывают головокружения?

– Нет, насколько я знаю. Вообще-то да, но из-за других.

– Из-за других?

– Перестаньте повторять все, что я ни скажу! Уверяю вас, мне это не помогает!

Нильс резко распрямился и встал из глубокого кресла, где просидел уже добрых полчаса. Достаточно было бросить беглый взгляд, чтобы понять – с парнем не все в порядке. В глазах его отражалось настоящее смятение, высокая худая фигура, казалось, вот-вот надломится.

Нильс начал нервно мерить кабинет шагами, делая повороты вокруг кресла и уставившись в пол.

– У меня нет привязанности ни к людям, ни к событиям... Я живу, словно меня несет по течению. Я обожаю свою работу, но не могу ею заниматься, поскольку никто не хочет доверить ее мне. Я пью, чтобы забыть, чтобы не думать о том, что мне надо идти домой, а дома у меня находится женщина, о которой я спрашиваю себя, что она там делает... Я поссорился с семьей из-за истории, которая едва касается меня! Как вы себе представляете, могу я все это вынести? И вдобавок я старею! Посмотрите на меня, я приобрел такую же привычку, как у отца, теперь и я хожу из угла в угол, как он!

Нильс замолк на секунду, и тут же доктор Леклер пробормотал:

– Ваш отец?

– Это фантастический человек! Вот он не боится ничего. Равно как и мои братья. И будьте так любезны не повторять: «Ваши братья?». Вам кажется, я должен рассказать о них?

– Если у вас есть желание.

– О, желание!.. Максим – это образец, близкий к совершенству. Что же касается Виктора, то это мой идеал мужчины. И всегда был им. Крепкий и уверенный в себе. Правда, пока за него не взялся я. Вы наверняка скажете, что я захотел сокрушить идола? Так нет же, я ничего не захотел, я только пострадал, как обычно. В бурной реке еще одно завихрение, а я теперь расхлебываю... Конечно, конечно, я возжелал его жену, потому что это была его жена, предположим. И потом она такая красивая блондинка! Вы же знаете мою страсть к блондинкам? Тем лучше, можем не вспоминать одну и ту же песню о маме...

– Когда вы говорите о маме, вы думаете...

– Не о другой, нет! В глубине души мне никогда не удавалось полюбить Бланш по-настоящему. Вы же видите, я никого не люблю! Я стараюсь... И это была бы такая малость. Как они-то все делают? Хорошие сыновья, хорошие мужья, хорошие отцы... И бедный Нильс посреди всего этого, избалованный гадкий утенок. Не такой, как другие, но это нормально, я же вышел оттуда. Я вышел из памятной революции шестьдесят восьмого года, которая позволила небольшую фантазию маленькому нотариусу, приехавшему в большой город! Ничего чересчур славного... Нет, это все не так, я передергиваю, потому что не могу вынести мысль, что все прервалось таким образом. Это ведь и моя история тоже...

Слегка озадаченный словесным потоком пациента, доктор Леклер что-то черкал в своем блокноте, не спуская глаз с Нильса.

– Я прихожу к вам и говорю, но, однако, не продвигаюсь ни на шаг. Я всегда покидаю вас более подавленным, чем в начале сеанса.

– Вы не следуете предписанному лечению со всей серьезностью.

– Ах, вот что! Я не плачу вам регулярную ренту, да? Сколько лет мне еще понадобится платить, прежде чем мы вернемся к стадии пипи-кака?

– Нильс, вас ведь никто не заставляет...

– Нет, извините меня. Ссутулившись, Нильс глубоко вздохнул.

– Да, невеселая у вас работка,– сказал он с грустной улыбкой.

Доктор Леклер молча смотрел, как Нильс вышел из кабинета, а потом снова углубился в свои карточки. У его пациента действительно были проблемы, но он, возможно, близок к тому, чтобы воспринять это, даже не догадываясь об этом.

– А если кто-то не любит собак? Кто-то боится их? Ты что, спятил?

– Он под моим столом и совершенно никому не мешает,– упорствовал Виктор.

Максим возвел глаза к потолку и повернулся к секретарше в поисках поддержки.

– Ну хоть вы ему скажите, что он не прав.

– Я ничего не знаю,– пробормотала Алина, нежно глядя на щенка.

– А когда он подрастет? Он ведь твой стол поднимет! – пригрозил он.

Лео тем временем, стуча хвостом, совершенно неотразимый, смотрел то на одного, то на другого.