Страница 2 из 5
Принесла она бедняжку к чудищу болотному и к его ногам бросила. Тот на кочке сидит, недобро глядит. Глазки-то у чудища маленькие, рыло огромное, пасть страшная, а сам-то, как сена стог. Вдруг как откроет он пасть, как забормочет: "Бухти-бухты! Бухти-бухты!" Дух от него ужасный! От этого духа у бедной девочки глаза заслезились, голова затуманилась. А как прошёл туман, тут и вспомнила Маша в одно мгновение, что очутилась она опять в царстве Бухтеевом. "Как же могла я забыть про царство Поганое, почему же Фею мудрую не послушалась и что же со мной теперь будет?" ― думает она с ужасом. А Бухтей меж тем встал во весь рост, а в ручище его кость огромная, жёлтая. Стукнул он костью оземь: тут земля задрожала, потянулись со всех сторон к Бухтею твари его подданные и вскоре оказалась Машенька в толпе страшных жителей царства Бухтеева. Чудищ много набежало: и больших, и маленьких, и лохматых и бесшёрстных, и безобразных, и не очень. А между монстрами вреды столпились, что раньше детками были, да одичали у Бухтея в подчинении. Вреды худые, грязные, стоят скалятся ― весело им.
А Бухтей ухмыльнулся злобно и говорит Маше:
― Что, Маша, думала, не достану я тебя? Вот сейчас ты и узнаешь, как великого царя обманывать! Не захотела мне верой-правдой служить, детей заманивать, из добрых злых делать, из хороших ― плохих. А и глупая же ты девочка! Зло-то творить ух, как весело! Правда, злыдни мои? ― повернулся Бухтей к своим подданным.
Закивали те, загоготали. Вреды со злыднями кричат: "Весело! Весело!" А монстры говорить не умеют, только гугукают, но по мордам видно, что рады служить они царю своему.
― Ничего и нет весёлого, чтоб из хороших детей ― плохих делать! ― отвечает Маша. И страшно ей, и понимает она, что спорить нельзя, но удержаться не может, слова из неё сами выпрыгивают.
Бухтей скривился да как гаркнет:
― Смотрите же все, что бывает с неверными! Противная девчонка, сейчас превращу я тебя в моль бесцветную, бесполезную. Будешь знать, как царю перечить!
Поднял царь Поганого царства над головой кость жёлтую, вот-вот о землю ею ударит!
"Ой-ой! ― думает Машенька. ― Зачем же я спорила? Чем в насекомое превращаться, может, лучше уж вредой стать?" Только она так подумала, как видит ― из толпы монстров вышел один, самый огромный, и давай реветь. Страшно ревёт, но зато Бухтей костью своею оземь не стал бить. Стал слушать, что ему чудище сказать пытается. А чудище надрывается, лапой мохнатой себя в грудь бьёт. Послушал-послушал Бухтей и опять к притихшей девочке повернулся:
― Повезло тебе, дерзкая девчонка! Уважаемый Чух просит отдать тебя ему в услужение. Так и быть! В моль я тебя всегда обратить успею. А вот поработай-ка на Чуха, послужи ему верой-правдой, так, может, и простится тебе непослушание.
Довольный Чух пасть огромную в улыбке растянул ― радуется. "Ох, и уродище!" ― думает Машенька. Глаза у Чуха навыкате, нос, бугристый, как шишка большущая, пасть огромная. И сам он, как гора, только косматая. Страшно девочке к монстру идти в услужение, а всё лучше, чем молью бесцветною быть. Идёт она за чудищем следом, плачет украдкой. Вдруг слышит ― звенит что-то тоненько, нежно, и звон какой-то знакомый. Огляделась она ― чтобы так нежно звенеть могло? Вот чудище впереди громко пыхтит и топает, вот комарьё болотное зудит да жалится, совсем заели. Вот болотная жижа под ногами чавкает. А нежный звон всё сильнее слышится. Прислушалась Машенька и поняла: из кармашка её звон доносится. Сунула она руку в кармашек джинсиков, а там коробочка давешняя от зеркальца.
Удивилась девочка: не брала она с собой коробочку и зеркальце разбила, глупая. Но вот же, вот же коробочка. Значит, не бросила её Фея-раскрасавица!
Тихонько, чтоб Чух ужасный не заметил, открыла Маша коробочку. Видит ― зеркальце в ней разбитое лежит, почти не сияет. И донёсся до неё из зеркальца разбитого тихий голос, словно листьев шелест: "Сотворишь добро, целым зеркальце станет, тогда помогу..." А потом всё смолкло, и свет в зеркальце совсем потух.
"Ну да, помню-помню такую сказку, где молодец в медведя превратился, а потом должен был добрые поступки совершать, чтоб обратно человеком стать, ― вспомнила образованная Машенька. ― Только ему там хорошо было быть добреньким. А тут, в Поганом царстве, всё непонятно! Вот, например, если я чудищу доброе дело сделаю ― это будет добро или, наоборот, зло? Или, например, если я ему напакостить захочу, так это будет плохой поступок или хороший? Эх ты, ― с горечью вздохнула девочка, обращаясь к невидимой Фее, ― взялась помогать, так помогала бы нормально, без всяких там добрых поступков вернула бы меня домой, к бабушке любимой, к родителям дорогим!" Как вспомнила Маша про дом, так и залилась слезами горючими.
Только зря Маша на Фею обиделась. Ох, и нелегко в Бухтеевом злом царстве силе доброй волшебной пробиваться. А ведь не так давно ещё на месте царства Поганого лес стоял берёзовый ― светлый, солнечный, с деревьями белоствольными, птицами певчими, зверьём лесным. Правда, и чудищи с лешими жили в лесу этом ― лес-то волшебный. Но были они тихими, смирными, Фее лесной подвластными: делали работу лесную, кропотливую, худого не творили. Лишь один ― Бухтей ― не хотел подчиняться Фее прекрасной, а хотел сам властителем быть да зло творить, потому ― больше всего добро-то ненавидел.
А был он страшнее, но и умнее всех остальных. Не заметила Фея, молоденькая, доверчивая, как стал якшаться её леший болотный с чёрными колдунами, как обучился злому колдовству, а как заметила, то уж поздно было: забрал он власть в лесу. Чудищ лесных да кикимор болотных себе подчинил, где заклятьями, а где ― подачками. Отвратил их от лесной работы колдовством ядовитым, стал давать им ребятишек в услужение. Те и разленились, лесное дело забросили, Бухтея прославлять стали.
Пришёл лес в запустение ― потому лес волшебный в особом присмотре нуждается. А Бухтей и доволен, ему красота-то ― поперёк горла. Стал он в лесу деревья изводить, а болота насаждать. Птахи певчие, звери лесные место запоганенное покинули. Ждал Бухтей, что и Фея лесная, нежная, улетит прочь в других лесах себе место искать. И так бы оно, может, и было, если бы не стал злодей в царство своё детей таскать да в злыдней противных их превращать. Жалко Фее стало детей несмышлёных, жалко леса своего разорённого, не улетела она прочь, а стала искать средство, как Бухтея победить, от него лес освободить. Да непросто это оказалось, ох, непросто! Напрасно Маша на Фею разобиделась. И хотела бы прекрасная волшебница помочь девочке, да не может пока, не хватает силы ... Потому ― нелегко в Бухтеевом злом царстве силе доброй волшебной пробиваться.
А между тем видит девочка ― пришли они к Чуху домой. А дом его ― пещера большая, тёмная, пыльная, закопчённая. Копоть-то понятно отчего ― висит посредине пещеры огромный котлище. В таком котле Машенька легко поместится. Как подумала про это бедняжка, так жутко ей стало. А Чух рычит ― что-то говорит пленнице своей, да только разве поймёшь, что ему нужно? "Что же делать-то? ― ужасается девочка. ― Ну, как чудище рассердится, на то, что она приказов его не понимает?"
Но тут вдруг слышит Маша голос человеческий:
― Не бойся, это он есть требует. Пойдём, будем корни таскать, огонь разжигать, варево варить да Чуха кормить! Это хорошо, что Чух тебя в услужение взял, а то я тут один уже из сил выбиваюсь!
Видит Маша ― выходит к ней из пещерной темноты мальчишка, чуть постарше её будет. Мальчишка худющий, грязный, оборванный, но на злыдней и вред не похож. Обрадовалась девочка, что в царстве Поганом встретила она душу родную, человеческую. Стала она мальчишку расспрашивать про него самого и про жизнь его нелёгкую, подневольную.
― Зовут меня Никиткой, ― говорит мальчишка. ― Ну, а жизнь моя плохая: вот уже месяц я Чуху служу ― угождаю, отдыха не знаю, злюсь да боюсь! Теперь мы вместе злиться будем, вместе злиться веселей!