Лихое время

А Костя, наоборот, дюже военную форму любит. Гимнастерочку надеть, без морщинки под ремнем, папаху заломить, да еще при шашке и чтоб сапоги со шпорами и со скрипом! В партизанах было форсу нагонял!

Партизанской страницей своей жизни Костя гордился. Там-то он крылья развернул!

А попал в партизаны удивительно, вовсе не по идейному настрою. Из-за своей старой контрабандной привязанности.

С бачком за плечами в Маньчжурию Костя шастал недолго, потом куда как все основательно организовалось – бочками в помеченных товарных вагонах, по железной дороге, через подкупных людишек на таможне и на железке. Сеть, в общем, налажена была вполне! Старый черт Бизин к ней тоже в свое время руку приложил – одна из причин, за что в шестнадцатом погорел в Харбине. Но и вернувшись в Читу, раззор свой тоже через контрабандный спирт лечил, с другого конца цепочки зайдя. Смех! Раньше спиртовозы у него в Харбине разживались товаром, а опосля – к нему со сбытом.

Вот из-за спирта и приключился с Костей совершенно невероятный случай. Он любил его вспоминать, а еще больше нравилось, когда в застолье про то Цупко собутыльникам рассказывает в Костином присутствии.

Дело было в девятнадцатом году. В Антипихе Костя с помощничками разгружали с товарняка бочонки с контрабандным спиртом. Обычно так и делали, до Читы не везли, потому как на центральном вокзале, Чите-II, так и на Дальнем, на Чите-I, устраивались периодические проверки на предмет обнаружения контрабанды. Проще было выгрузить в пригороде, а оттуда доставить, куда надо в городе, гужевым транспортом, на подводах.

В этот раз при разгрузке фарт не прокатил – накрыл японский патруль, из гарнизона, что стоял в Антипихе.

Братва кинулась от вагона врассыпную, но Костя и еще трое прямиком в лапы к узкоглазым угодили! А у япошек инструкция одна: уголовную шантрапу семеновцам отдавать, самим от экзекуций воздерживаться. В общем, передали задержанных команде прапорщика Бянкина, а у того разговор короткий: троицу, что у Кости на подхвате была, – под розги, пороть нещадно, а старшого – под расстрел. Старшой – Костя, потому как Бянкин его прекрасно знал: до спиртишка дармового любитель был большой! И засунули бянкины казачки чуть живого Костю в каталажку до утра. Чуть живого потому, что «отделали» от всей души В общем, умылся Костя кровавой юшкой от казачков, хорошо еще, что глаза-зубы не повыбивали да ребра не переломали.

Чего уж там поутру меж Бянкиным и японским комендантом вышло, но командир узкоглазых своих для расстрельной процедуры отрядил. А Костя ночью – как чувствовал такой исход! – сумел развязаться. Когда же на рассвете замком на дверях загремели, намотал веревку на руки за спиной, для близиру.

Три низкорослых японца-конвоира в песочной форме с винтовками наперевес что-то пролопотали по-своему, но Костя и так понял: пустят его в распыл! К тому и склонилось – забрали и повели к леску, на овражек. Один, стало быть, впереди топает, а другие два – позади.

У Кости аж концы намотанной на руки веревки в кулаках взопрели. Момент бы улучить!..

Тут задние конвоиры момент и дали – прикурить остановились, винтовки свои дулами вниз свесили. А передний, с Костей в трех шагах за спиной, под бугорок зашагал.

Обернулся Костя, глядь – полускрытые бугром конвоиры увлеклись, чиркают на ветру.

Тут и прыгнул Костя на переднего, хватил сзади кулаком-кувалдой по башке, только кургузая фуражка-бескозырка в пыль – шмяк! Подхватил винтовку, затвор чуток назад – есть патрон! – и вдарил по курякам! Один сковырнулся, а другой – наутек. Как заяц, запетлял «микада», чтоб пулю не схлопотать!

Шмальнул Костя разок в этого зайца: уж больно зло брало – сам, гаденыш, ишь, как жизнь догоняет, а его, Костю, только что собирался в расход пустить! Промазал по япошке, ну да хер с ним!

А хозяин винтовки так и лежал без шевелений – Костин кулак крепко успокоил. Сдернул с бессознательного «микады» ремень с двумя подсумками, огляделся, еще не веря в дикую удачу, и – в кусты, к Ингоде!

Реку перемахнул, как на едином дыхании, хотя одной рукой греб, держа во второй винтовку и клубок ремня с подсумками. Вылез, за кустами присел, раздеваясь, чтобы одежу отжать…

Так и повстречался с партизанами.

Наткнулся на мокрого и задохнувшегося парня конный разъезд отряда Богданова, действовавшего в основном в верховьях Ингоды. Дело счастливого случая, что часть отряда неспешно двигалась вдоль берега, возвращаясь с добычи продовольствия. Выдвинувшийся на выстрелы разъезд, наблюдал Костин побег и вернулся в распадок к основному отряду с новым бойцом.

Так и стал Константин Ленков красным партизаном. Отчаянным до неимоверности. В сам-деле, воевал храбро, приобрел, что в отряде Богданова, что в отряде Аносова, в котором позднее оказался, боевой авторитет. Аносов даже поручил Косте командовать малым разведотрядом. И надо сказать, выходило у Ленкова в разведке бесстрашно и толково. Вот только границы даже маломальской партизанской дисциплины Косте были тесноваты. По этому поводу от командира отряда Аносова не раз получал суровые разносы.

Когда же бои отгремели, Костя общему настроению народной победы не поддался. В силу своих прошлых занятий и наклонностей сожалел лишь о том, что молодецкое время винтовки и шашки закончилось. Скоро эйфория победы среди партизан, ждавших почестей и устройства в жизни от новых властей, сменилась разочарованием и недовольством, но Костя не переживал. Наград от правительства «Довольно Веселой Республики» он и не ожидал.

И охотно свернул в прежнюю колею, благо загодя, в одном, только ему известном месте, припрятал кое-что из трофеев: кавалерийский карабин с сотней патронов, несколько ручных гранат и пару револьверов, тоже с изрядным запасом патронов. При оружии даже былой спиртовой промысел куда как спокойнее и надежнее справлять!

Но времена контрабанды спиртом явно отходили. С одной стороны, в деревнях и в городах навострились гнать самый разнообразный самогон, с другой же – прошли и времена «сухого закона», объявленного еще царским правительством в начале германской войны.

Да и проходить в Маньчжурию за спиртом, а потом пускаться с товаром в далекий путь от границы до Читы стало смертельно опасно из-за бесчисленного множества недобитых отрядов любой масти – от семеновцев до китайских хунхузов.

Последние в Маньчжурии имели самые тесные связи с торговцами спиртом, те и давали знать, когда и кто груз через кордон потянет. Вернее способа для добычи и придумать трудно! Зудящее ладони оружие не только бандитов, но в некоторых забайкальских станицах и казачков подбивало обшарить округу на предмет легкого промысла. В общем, себе дороже стало возить китайский спирт.

Тогда-то Костя с приятелями-уголовничками и вышел на тракт для разбоя. Ну а дальше – известно. Погулеванили малость, да и разбежались в разные стороны до поры до времени. Хотя в одном не удержался Костя: нашел-таки своих былых обидчиков-истязателей из команды Бянкина. Жаль, что не самого прапора. Не всех нашел, но троих самолично, с превеликим удовольствием прикончил, измордовав прежде в кровь. А после и затаился в родной Куке, возчиком прирабатывая. Да ненадолго хватило…

Состыкнувшись с Гутаревым, Костя (уж на что сам шику и форсу нагнать любил!) сразу узрел: у этого и шику, и форсу, и размаху в делах куда как поболе будет. Ежели по правде молвить, так Костя-то лишь разок форсанул, поразвесил в полупьяном кураже «политического флеру». А дело было так.

Однажды, распотрошив в читинском пригороде крестьянский обоз с мукою, не удержался, прикатил в родную Куку со всем составом захваченных подвод:

– Налетай, голытьба! – весело орал Костя, размахивая руками. – Принимай гостинец от моей партии анархистов партизанской закалки! Мой лозунг простой: бью белых, чтобы покраснели, и красных, чтобы поумнели! А главный поход веду на буржуев, пущай делятся! Забыла власть, как мы кровь за народную свободу проливали! Налетай, сельчане, подходи, земляки! Костя Ленков завсегда вам в помощь! Разбирай мучицу! Чо, Мотря, зенки вылупила? Бери, бери! Признала? Свой, кукинский! Подставляй, бабы, подолы, буржуи с вами крупчаткой поделились!