Месть убитого банкира

Он спешил, потому что Сафаров прямо сказал: "Дело очень серьезное, на карту поставлено будущее корпорации. Если ты подведешь, Валерий, пеняй на себя." Разве можно после такого предупреждения черт-те знает, сколько ждать лифта? Девка может в любой момент позвонить редакторам, спросить, почему Чекмарев не подходит к телефону, и ей скажут, что он как ушел вчера, так и не появлялся в редакции. И все. Можно распрощаться с теплым, денежным местечком.

Аля удивленно захлопала длинными ресницами, когда увидела своего задыхющегося начальника.

- Валерий Петрович! Вам плохо?

- Бежал... по лестнице. Этот лифт... черт бы его побрал! Все нормально, Аля, не суетись... Немедленно пригласи ко мне Павлюковича. Бегом!

И он ввалился в свой кабинет, плюхнулся на диван. Едва успел малость отдышаться, как из белой коробки селектора заз-венел голос Али:

- Валерий Петрович, Павлюкович здесь.

- Впусти,- выдохнул Лавкин в микрофон селектора, добрав-шись до рабочего кресла.

- Валерий Петрович...

При виде этого длинного, нескладного молодого человека испуг Лавкина сменился гневом. Из-за таких вот безответствен-ных дураков он может потерять работу!

- Что вы натворили, с вашим Чекмаревым?- заорал он. Павлюкович втянул голову в плечи, развел руки с растопы

ренными пальцами и стал похож на мультипликационный кактус.

- А что случилось?- громким шепотом спросил он.- Статья не понравилась наверху?

- При чем тут статья?! Я спрашиваю и рукописи Чекмарева, о том, кому он ее передал, о каких-то, понимаешь, рыжих Нас-тях! Почему я ничего не знаю об этом?

Павлюкович хотел что-то сказать, но так и замер с откры-тым ртом. Он не мог понять, почему о подруге Чекмарева нужно докладывать главному редактору? Может, и о собственной жене тоже необходимо докладывать? Мол, демократически надежна, мо-рально устойчива? Или Чекмарев - зимбабвийский шпион, и все, что он делает, должно быть известно начальству? Надо было пре-дупредить... Да ведь вчера же рассказал все, что знал Рекруто-ву из "ДЕГЛа". Лавкин даже не спросил потом, о чем они долго беседовали, мол, ничего не знаю и знать не хочу. Меня это не касается. А теперь коснулось, что ли?

Так и не решив, что же следует говорить, Павлюкович лишь сильнее растопырил напряженные пальцы.

- Садись,- приказал Лавкин, видя, что ответа не дождет-ся.- И слушай меня внимательно. Чекмарев крупно влип. Его подставила девка, Настя. Возможно, что из-за этой аферы мы ли-шимся нашего главного спонсора и вообще... возникнут большие проблемы, все останутся без работы. Но прежде, чем это случит-ся, я выгоню тебя!

- Да за что, Валерий Петрович?!- испуганно воскликнул Павлюкович.Я-то здесь при чем? Я не знакомил его с Настей, не заставлял писать роман, не советовал, кому отдать его! И даже не знаю, кому он отдал рукопись!

- Я тебе сказал, что дело серьезное? Я тебя предупредил? Все. А теперь слушай меня внимательно. В общей комнате ска-жешь: если будут спрашивать Чекмарева, пусть перезвонят в его кабинет. Ясно?

- Чего ж тут неясного...

- Далее. Сам сядешь на место Чекмарева и будешь там до вечера, до конца рабочего дня. Если позвонит Настя, ответишь: Чекмарев у главного, на планерке. Запомнил?

- Позвонит... Из Нижнего? Она же в командировке.

- Не имеет значения, откуда!

- Понял. Серега на планерке. А на самом деле он где?

- Не твое дело! Чекмарев на планерке, освободится не ско-ро. Спроси, что передать. Если будет просить, чтобы ты его позвал... на минутку, скажи, мол, постараюсь и немедленно со-общи мне. Вопросы есть?

- Я возьму статью, над которой работаю, можно?

- Бери, что хочешь. Дверь запри на ключ, чтобы никто не сунулся во время разговора. И, разумеется, о нашем разговоре никому ни слова. Ни-ко-му! Бегом на место, и помни, ты должен говорить естественным тоном, убедительно. Ошибешься - потом не обижайся, Павлюкович.

- Сделаю, Валерий Петрович. А если Настя не позвонит?

- Ты слишком много вопросов задаешь!

Оставшись в одиночестве, Лавкин раздраженно хлопнул ла-донью по столу. Это несправедливо, что его карьера, его судьба зависит от какого-то Чекмарева, какой-то Насти, черт бы их побрал! От Павлюковича! Это раньше, при советской власти такое было сплошь и рядом: напился твой подчиненный, попал в вытрез-витель - тебя на ковер! Почему, такой-сякой, ты допустил по-добное? Воспитательную работу не проводишь, подчиненных рас-пустил, какой пример показывают такие журналисты трудящимся?! И, будь ты хоть кристально чистым человеком - выговор, а то и предупреждение о неполном служебном соответствии. Но теперь же в стране произошли необратимые демократические перемены. Ника-кая КПСС над душой не стоит, никакое воспитание не требуется, каждый сам за себя! Хоть каждый день попадай в вытрезвитель, главное, чтоб не прогуливал, не опаздывал, своевременно и ка-чественно делал работу.

Чекмарев был хорошим, добросовестным журналистом, а что написал роман, жил с какой-то бандиткой, шлюхой - так это его личное дело. Оказывается нет! Он, главный редактор, виноват!

Чертовщина, да и только. Вот тебе и необратимые демокра-тические перемены, процессы, понимаешь, всякие! Действительно, перемены! Раньше выговор давали, а теперь сразу, без всяких разговоров на улицу выпихнут, если где-то что-то не получится. Кому, спрашивается, нужно такое?!

Павлюкович сел за стол Чекмарева, придвинул к себе статью известного социолога, но читать ее не стал. Воровато оглядев-шись, хотя сам только что запер дверь на ключ, он снял трубку телефона и быстро набрал номер.

- Але, Ян Сигизмундович? Это Павлюкович вас беспокоит. Главный редактор только что приказал мне сесть в кабинет Чек-марева и, если позвонит Настя, сказать, что он здесь, на планерке.

- Спасибо, Борис,- зазвучал в трубке густой, властный ба-ритон.- Если она позвонит, немедленно перезвоните мне. Что бы ни случилось - немедленно! Еще раз благодарю вас. Я у себя и жду звонка.

Больше двух часов Павлюкович старательно правил статью социолога, за это время Чекмареву звонили четыре раза - авторы и герои материалов, которые стояли в номере или планировались на следующие номера. И лишь когда работа над статьей была за-кончена, и Павлюкович раздумывал о том, чем бы заняться даль-ше, в трубке раздался знакомый женский голос. Наконец-то поз-вонила!

- Настя, это ты?!- обрадованно закричал Павлюкович и тут же понял, что вряд ли это покажется девушке естественным.

- Борис? А что ты делаешь в кабинете Сережи?- насторожен-но спросила Настя.

- Серега попросил подежурить на телефоне, академик должен звонить. Капризный, зараза, осерчает, если никого на месте не окажется. Слушай, ты откуда, из Нижнего? Хорошо, что позвони-ла, Серега совсем загрустил без тебя,- тон Павлюковича изме-нился, он стал более спокойным, ироничным.

Несложно было врать Насте, даже приятно, потому что наг-радой за вранье стал ее голос, чуть хрипловатый, возбуждающий. Какой голос, елки-моталки! А сказал бы правду - сразу бросила бы трубку! Какая разница, что он говорит, главное - что слы-шит. Ее голос!

- Нет, я уже приехала. А где он сам, Боря?

- Ты не догадываешься?- Павлюкович освоился со своей ролью настолько, что и сам в эти минуты верил - Чекмарев на планерке у главного.- Конечно совещается, все начальники толь-ко и делают, что совещаются. Это я, простой российский журна-лист, дежурю у телефона. Как съездила, нормально?

- Нормально... А как Сережа? Он здоров? Я звонила ему до-мой из Нижнего, вечером, никто не подходил к телефону.

- Здоров, как бык, только поддает, по-моему, крепко. И ходит смурной, меня достал своими придирками - то неправильно, это переделать! А все из-за тебя, Настюша, уехала не попрощав-шись, вот он и вымещает свой гнев на бедных подчиненных.

- Правда? Я прикажу ему, чтобы выдвинул тебя на какую-ни-будь премию, компенсировал свою придирчивость.- показалось, она сказала это с улыбкой.Боря, ты не мог бы позвать его? На минутку.