Месть убитого банкира

Где ты, Сергей?

Она медленно пошла вдоль ярко освещенных витрин. Никогда они с Сергеем не гуляли по Новому Арбату, а вот с Олегом... Тогда был конец весны, вечером ярко светило солнце, и короткая расклешеная юбочка позволяла прохожим любоваться ее длинными, стройными ногами. Вот здесь, да, точно здесь она вышла из "Мерседеса" и насмешливо посмотрела в сумрачные темные глаза.

- Ты чем-то расстроен, дорогой? Может я рядом с тобой выгляжу не совсем достойно?

- Это исключено, я уже объяснял, почему. Ты в любой одеж-де, в любое время и в любом месте выглядишь весьма эффектно. Твой внешний вид привлекает взгляды толпы. А для нее внешний вид - главное достоинство.

- Вот как? А что ты думаешь о моем внутреннем мире?

- Тебе прекрасно известно, что я не стал бы держать рядом с собой пустышку.

- А меня, значит, держишь?

- Не придирайся к словам. Эй, придурок! Что вытаращился?! Тоже хочешь такую? Я уступлю ее тебе, если пробежишь голым от Арбатской до Новинского! Не хочешь? Тогда рассматривай картин-ки в журналах!

- Перестань! Как ты ведешь себя в общественном месте?

- Это действительно общественное место. А я не обществен-ность и не общество. Я личность. Поэтому всегда ненавидел это зеркало совкового благополучия - Калининский проспект.

- Он давно уже не Калининский. А мне всегда здесь нрави-лось. С детства любила здесь гулять, а потом... Столько прият-ных воспоминаний связано с Калининским!

- Естественно. Тебя здесь поили в совковых кабаках, а по-том лапали на фоне лозунгов "Миру-мир" и вывесок "Союзпечать". А потом провожали до подворотен твоей улицы Рылеева.

- А потом трахали в подворотне, ты это имел в виду? Вер-но, было и такое. А ты завидуешь, потому что был вундеркиндом и участвовал в математических олимпиадах, когда другие маль-чишки девчонок лапали.

- Зато теперь я имею возможность лапать их в неограничен-ных количествах. Могу дать объявление в газете и выстроится километровая очередь желающих, чтобы я их полапал.

Она очень хотела сказать все, что думает о его возможнос-тях. Но это... все равно, что в доме повешенного говорить о веревке. Нельзя.

- Дорогой, давай прекратим глупый спор. Пожалуйста, приг-ласи меня в этот ресторан. Вот в этот.

- Разве это ресторан? Поехали в "Царскую охоту".

- А я хочу - сюда! Ну пожалуйста.

- Не могу тебе отказать. Пошли.

Он ни в чем не отказывал ей, но если нужно было дважды повторять просьбу, о ней приходилось потом сожалеть. Тогда она еще не была в этом уверена.

- Это бифштекс?! Он - из коровы, которая сдохла от истощения, или из быка, на котором пахали десять лет? А это - са-лат?! На какой помойке вы его подобрали? Что уставился? Дума-ешь, буду жрать это дерьмо?!

- Олег, пожалуйста...

- Не мешай! А ты - убери тарелку и позови сюда шеф-пова-ра, метрдотеля и директора ресторана.

- Извините, бифштекс приготовлен из свежей вырезки. Если он не устраивает вас...

- Меня не устраиваешь ты! И дебилы, которые тобой командуют. Если их сейчас не будет здесь, я завтра куплю ваше пар-шивое заведение и всех вас вышвырну на улицу!

- Олег! Мне стыдно, на нас все смотрят...

Она вскочила из-за стола и опрометью бросилась к стеклянной двери. Но успела услышать за спиной:

- Если она уйдет от меня, ты будешь двадцать четыре часа в сутки мыть посуду. Бесплатно!

Не раз и не два ей приходилось наблюдать подобные сцены. И что интересно, его никогда не пытались успокоить силой. Ох-рана, швейцары и просто здоровые мужики не выдерживали власт-ного, уверенного в своей правоте взгляда черных глаз. Этот змеиный взгляд словно зачаровывал людей! Может быть, в этом причина его откровенно презрительного отношения ко всем, кого он считал ниже себя? Он вел себя так повсюду, не только на Но-вом Арбате и вообще в Москве, но даже за границей. Разве забу-дешь то, что было в Мексике, в легендарном Акапулько, где меч-тали побывать, наверное, все советские женщины?

- Прыгай!

- Тебе хорошо говорить, а мне страшно! Я боюсь!

- Всего-то три метра! Прыгай!

Доска трамплина пружинила под ногами, казалось, вот-вот наклонится и сбросит ее в прозрачную, голубую воду бассейна. Три метра, а кажется - все десять... Но раз уж залезла на трамплин, надо было прыгать. Сама виновата, спросила, почему он не ныряет с трамплина, как другие мужчины. Конечно же, Олег ответил, что это глупость, необходимая тем, кто пытается прив-лечь к себе внимание женщин. Ему это не нужно, если захочет, выстроится километровая очередь... Ей дурацкая "километровая очередь" уже изрядно надоела, поэтому в сердцах заявила: прыг-нет сама и докажет, что это просто интересно. И она прыгнула.

- Расскажи о своих ощущениях,- попросил он, когда верну-лась к своему шезлонгу, опустила "спинку" и легла животом на махровую простыню.

- Всю задницу себе отбила,- недовольно сказала она.

- Я умею лечить красивые задницы упрямых девчонок,- ска-зал он и, наклонившись, прижался губами к ее ягодице.- Здесь болит? А здесь?

- Что ты делаешь, Олег? Люди же смотрят!- громко шептала она, испуганно оглядываясь.

Люди смотрели, мужчины. Кто с нескрываемым интересом, кто искоса, а один даже лениво хлопнул в ладоши, мол, браво. Но когда Олег поднял голову, показалось, что его взгляд обладает реальной физической силой, во всяком случае, он отворачивал в сторону и опускал вниз головы любопытствующих.

- Пожалуйста, Олег, не делай больше так. Я чувствую себя неловко...

- Это они чувствуют себя неловкой, потому что хотят тебя поиметь и не могут,- он щелкнул пальцем, заметив официанта.- Эй, абориген, а ну-ка поди сюда!

- Си, си, синьор,- тотчас же откликнулся черноволосый парнишка и вмиг оказался рядом с ними.

- Я же тебе говорил, что у нас принято говорить не "си, си", а "слушаю, мой господин".

- О, йес,- улыбнулся официант, не решаясь говорить при-вычное "си".Силюши...

- Не "силюши", а - "слушаю"! Ты что, совсем дебил? Не можешь запомнить?

- О, о...- все еще улыбался парнишка.- Си-луш...шаю.

- Кампари даме, а мне "Манхэттен". И - бегом!

Парнишка, действительно, побежал, и вернулся довольно-та-ки быстро, она еще не успела высказать Олегу все, что думала о его хамском отношении к мексиканским официантам. Ладно, нашим хамит, но здесь, за границей, мог бы и повежливее разговари-вать!

- Твое кампари,- сказал он, протягивая ей пузатую рюмку.

- Я не пью до обеда, и тебе не советую,- сердито сказала она и уткнулась лицом в махровую простыню.

Тогда он, без раздумий, вылил кампари на трусы ее купаль-ника.

- Так у нас лечат ушибленные задницы, понял, абориген?

- Олег!- она сердито посмотрела на него.- Тебе что, де-лать больше нечего?

Официант улыбнулся ей.

- Уже не болит?- спросил Олег, хлопая ладонью по ее яго-дицам.- Вот видишь, абориген, если ты будешь поливать задницу своей телки кампари, она сделает для тебя все, что пожелаешь,- он выдернул из кошелька пятидесятидолларовую купюру, бросил на поднос официанта, повелительно махнул рукой,- Пошел!

Тот закивал, широко улыбаясь, и, гордо выпрямив спину, удалился.

- Ты сумасшедший,- сказала она.- За эти деньги можно ку-пить две бутылки кампари, и я не телка.

- Ты - нет. Я об этом не говорил.

- Слишком много пьешь, Олег.

- Да, много. Потому, что все - дерьмо! И ты сегодня ночью снова будешь злиться на меня. Это не может продолжаться слиш-ком долго!

- Не кричи, кругом же люди! С чего ты взял, что я злюсь на тебя ночью?

- Я знаю. Я изучил проблему. Ты не можешь быть счастлива со мной, что бы я ни делал! Это неестественно! Я делаю, делаю, но могу лишь заставить тебя притворяться!

- Олежек, милый, пожалуйста, успокойся. Я не притворяюсь, я люблю тебя. Как еще можно доказать это?

- Никак. Нельзя доказать недоказуемое. Я никогда не отпу-щу тебя к другому, и никогда не сделаю по-настоящему счастли-вой женщиной.