Феномен

ЭМИН МАХМУДОВ

ФЕНОМЕН

Ей не было восемнадцати лет, когда она появилась у нас в редакции. Это была смуглая девушка среднего роста - самая обыкновенная.

Я хорошо помню, как она вошла и, окинув меня беглым взглядом, застенчиво спросила:

- Вы будете здесь секретарь?

- Да, я.

- Я прочла объявление в газете. Кажется, вам нужна машинистка?

Прежде, чем ответить, я оглядел ее. Новое, но старомодное платье. Короткие косы, небрежно заброшенные за спину. Опускает глаза, стараясь избежать моего взгляда. Словом,-типичная девушка из райцентра, недавно попавшая в большой город. Выйдет ли из нее редакционная машинистка быстрая, грамотная, понятливая?

Сознаюсь, первое впечатление было не в ее пользу.

- Вы работали раньше где-нибудь?

Она несмело ответила:

- Всего несколько месяцев... Я окончила курсы машинописи, работала в редакции... в нашей районной газете. Потом заболела, меня перевезли сюда. Здесь я теперь и живу, учусь в вечернем отделении университета, на биологическом...

Она разговорилась, и это мне понравилось, Я попросил заведующего отделом информации Мамедхана провести девушку для пробы в машинбюро и продиктовать ей пару страничек.

По правде говоря, я даже не опросил ее имени. Я был уверен, что Мамедхан, покачивая головой, объявит недовольным топом: "Она даже расположения букв не знает. Пусть поступает куда угодно, лишь бы не к нам".

Но оказалось, что Наргиз, как ее звали, прекрасная машинистка. Она работала десятью пальцами, слепым способом, - не глядя на клавиши.

Вскоре эта внешне неприметная девушка стала полноправным членом редакционного коллектива и завоевали всеобщее уважение. В этом немалую роль играла ее замечательная память.

Иногда, не отрывая пальцев от клавиш, она говорила диктовавшему сотруднику:

- Четыре дня назад вы употребили эту же фразу в передовой статье. Лучше бы немного изменить.

Или, печатая письмо внештатного корреспондента.

замечала:

- Такую же информацию мы публиковали на прошлой неделе за подписью "Зоркий". Об одном и том же писали двое.

Она никогда не ошибалась. У этой девушки из райцентра была феноменальная память. Стоило прочесть при ней целую поэму, как она запоминала ее навсегда.

И ученье давалось ей легко. Когда Наргиз появилась у нас, она плохо говорила по-русски. А теперь она не боялась даже латыни. Честное слово, я видел сам, как она, в ожидании материала, читала в подлиннике "О природе вещей" Лукреция и улыбалась от удовольствия.

Она не вела конспектов и не делала выписок - при ее памяти в этом не было нужды.

Скажу прямо: нас, газетчиков, не удивишь хорошей памятью: специфика, сами понимаете. Но память этой девушки далеко выходила за рамки понимания

И еще скажу: я не был бы газетчиком, если бы оставил это без внимания. Я решил во что бы то ни стало понять: что это, необыкновенная одаренность от природы или результат тренировки...

Я знал, что есть несколько видов памяти. Сильнейшая форма-двигательная или моторная память. Человек не может, например, разучиться плавать или ездить на велосипеде. Не может - и все.

Есть память эмоциональная, есть образная, сохраняющая звуковые, зрительные и тому подобные ощущения А главная форма памяти у людей словесно-логическая. Она и была особенно развита у Наргиз - об остальных формах я не мог судить.

Я достал книгу Занкова - "Проблема памяти в свете учения И. П. Павлова". Я расспрашивал стариков-бакинцев, помнивших, как в двадцатых годах наш земляк, математик Шишкин вызвал на соревнование знаменитого Араго, и на цирковой арене произошло невиданное и неповторенное до сих пор состязание - решение в уме биквадратных уравнений с подстановкой четырехзначных чисел. Ко мне кажется, что если бы эта девушка из райцентра захотела популярности...

Но популярность ее не интересовала. А я не успел исследовать способности Наргиз: одно событие опередило меня.

Стояла поздняя осень. Я был дома - отдыхал перед вечерней сдачей в типографию. Свирепый бакинский норд-ост завывал во дворе, жалобно шумели обнаженные ветви деревьев. Слушая пение чайника на газовой плите, я задремал, но телефонный звонок заставил меня очнуться.

- Извините, пожалуйста, - сказал незнакомый мужской голос. - С вами говорит главврач "скорой помощи". У вас в редакции работает Азад Самедов?

- Да, да, - поспешно ответил я. - Это наш курьер.

А что случилось?

- Не волнуйтесь, товарищ Рзаев, - продолжал врач. - Ваш курьер совершил настоящий подвиг. Он вынес двух детей из горящего дома. Ожоги у него легкие, через два дня он будет на работе. Но, - врач немного замялся, понимаете, у него сгорел пиджак.

- Пиджак? - мне показалось, что я ослышался, врач явно не договаривал чего-то. - Черт с ним, с пиджаком, скажите, что случилось с Азадом?

- Ничего опасного, товарищ Рзаев, я же сказал. Но он просит передать, что в кармане пиджака были какието газетные материалы.

- Как, как?

Вместо ответа - противные гудки отбоя. Врач, видимо, не хотел входить в детали.

Только что я завидовал геройству Азада, мысленно готовя заметку, - уж такие мы люди, газетчики. Но последнее сообщение затмило все. Ведь через час я должен быть в типографии, чтобы пропустить эти материалы.

Погибла целая полоса, простите, по-вашему - страница. А редактор - в отпуску. А я отвечаю за все. А газета не может запоздать, пусть хоть землетрясение...

Механически я набрал номер редакции. Я услышал знакомый голос Наргиз. Она сидит и учит какую-то гистологию. Больше никого нет - и не могло быть: уже восьмой час вечера.

Я рассказал ей все. В противоположность мне, она была совершенно спокойна - как будто ничего особенного не произошло.

- А что Азад нес в типографию? - спросила она. - Материалы третьей полосы? Я постараюсь сделать все, что в моих силах, а вы попробуйте собрать всех, кто готовил материалы...

Я забыл поблагодарить ее. Я обзвонил полгорода - конечно, все расползлись в разные концы. Потом я объехал полгорода, но я нашел всех: мы, газетчики, такие люди. Одного я нашел в кино, другого - на вокзале, третьего... впрочем, это его дело.

Все закончилось лучше, чем я предполагал. Когда я наконец попал в редакцию, все было уже заново отпечатано на машинке. Статья профессора Кудратли - "Новые методы радиоактивного лечения", очерк Мамедхана "На морских буровых", международное обозрение, два стихотворения, три читательских письма...