Страница 8 из 13
Сержант полиции Соловьев возвращался домой после ночного дежурства. Он уже подходил к своему дому, как вдруг увидел рядом с подъездом знакомую машину. Приземистую черную «Тойоту» с хищными акульими очертаниями.
Во рту сразу появился неприятный металлический привкус, руки задрожали, как с перепоя, заломило виски. Сержанту захотелось незаметно обойти черную машину, проскользнуть в свой подъезд и запереться в квартире. Но он прекрасно знал, что из этого ничего не выйдет. Тот человек, который ждет его в «Тойоте», достанет его за запертой дверью. Да он из-под земли его достанет.
Пару лет назад сержант сделал глупость. Взял деньги у мелкого наркодилера за то, чтобы скрыть кое-какие улики. Вроде бы речь шла о небольшой порции травки, с которой Соловьев прихватил этого дилера во время патрулирования.
Но потом оказалось, что все гораздо серьезнее, пакетик с травкой обернулся уликами по делу об убийстве, и Соловьев влип бы по самые уши, если бы этот человек не помог ему выпутаться. Тогда он ему помог – но с тех пор требовал ответных услуг.
И довольно быстро сержант понял, что та история с наркодилером была заранее подготовленной подставой.
Соловьев медленно шел к подъезду, как будто к его ногам были привязаны свинцовые гири. Когда он поравнялся с черной машиной, стекло на передней двери опустилось, и знакомый голос проговорил:
– Куда торопишься, Коля?
– Домой, – отозвался Соловьев с тяжелым вздохом.
– Дом от тебя, Коля, никуда не убежит. Сядь в машину, разговор есть.
Сержант не стал спорить – он знал, что это бесполезно. Он послушно сел на переднее сиденье машины, рядом с плотным приземистым человеком лет пятидесяти. Щетка коротко стриженных седых волос, тяжелый подбородок, маленькие пронзительные глаза, кривой шрам на левой щеке, напоминающий формой кленовый лист.
– Давно не видались, Коля, – проговорил человек со шрамом. – Ты меня не забыл?
– Забудешь вас, как же… – вполголоса ответил сержант.
– Правильно, не забудешь. – Человек со шрамом недобро усмехнулся. – А если забудешь – я напомню. И про нашу первую встречу напомню, и про ту папочку, которая у меня припрятана… про папочку, где все твои расписки лежат.
– Все я помню… – простонал сержант, – говорите, чего надо! Не тяните, и без того тошно!
– Неправильно говоришь, Коля, – поучительно возразил человек со шрамом. – Ты должен спрашивать, чем ты мне можешь помочь. Так оно будет вежливее. И помогать мне, Коля, ты должен с радостью и охотой. Но сегодня, Коля, ты должен помочь не мне. Не мне, Коля, а одному очень большому человеку.
– Какому еще человеку? – недовольно переспросил Соловьев. – Не было такого уговора… я только с вами…
– Забываешься, сержант! – оборвал его человек со шрамом. – Ты не в том положении, чтобы права качать! Ты должен слушать, что я тебе говорю, и немедленно исполнять! А то я тебе напомню, что у меня не только папочка имеется, в которой твои расписки, но еще и пакетик, в котором стреляная гильза. Помнишь?
– Помню, помню… – тоскливо выдохнул Соловьев.
И только теперь заметил, что они в машине не одни.
Заметил, что на заднем сиденье сидит еще один человек – загорелый почти до черноты, с узким дубленым лицом, с волчьим кривым оскалом. Человек в дорогом черном костюме, совсем не подходящем ни к волчьему оскалу, ни к жесткому загару, приобретенному явно не на средиземноморских пляжах.
– Этот человек, что ли? – спросил сержант у человека со шрамом.
– Этот, этот.
– И чего ему надо?
– А он тебе сейчас сам все скажет. Что мы с тобой будем в испорченный телефон играть.
И действительно, загорелый мужик сверкнул в полутьме салона белками глаз и заговорил:
– Что случилось ночью на Литейном мосту?
Голос у незнакомца был странный – какой-то резкий, как будто механический. Соловьеву пришла в голову странная мысль. Он подумал, что, если бы вдруг заговорил его табельный пистолет, голос у него был бы такой же. И еще у незнакомца был заметный акцент.
– На Литейном? – удивленно переспросил сержант.
– Да-да, на Литейном, – раздраженно процедил человек со шрамом. – Что переспрашиваешь? Плохо слышишь, что ли?
– Он хорошо слышит, – перебил его человек с заднего сиденья, – он просто нервничает.
– Чтобы мент нервничал? – усмехнулся человек со шрамом. – Это что-то новенькое.
– Итак, что же случилось на Литейном мосту?
– Да ничего не случилось, – удивленно ответил Соловьев. – Вызов поступил, якобы там женщина в воду бросилась, мы с Витей… с сержантом Бондаренко близко находились, поэтому и поехали на вызов. Только он не подтвердился…
– Что значит – не подтвердился?
– Да там девчонка стояла странная какая-то, она и сказала, что женщина в воду прыгнула. А мужик, рыболов, который тут же стоял, никого не видел…
– Ты сказал – девчонка странная? – быстро переспросил загорелый незнакомец. – Чем же она такая странная?
– Она черномазая, – нехотя ответил сержант и опасливо взглянул на незнакомца – не примет ли он эти слова на свой счет. Но тот не был негром или мулатом, просто очень загорелый. Видно, много лет провел где-нибудь в жарких странах.
– Черномазая? – переспросил тот. – Из Средней Азии, что ли? Из Узбекистана?
– Да нет – совсем черномазая! Негритянка, что ли, или эта… как ее… мулатка!
– Вот как. – загорелый на мгновение прикрыл глаза. – Интересно… а вы у нее фамилию спросили?
– А как же! Порядок мы знаем! Фамилия у нее самая обыкновенная, Иванова… прикиньте – негритянка Иванова!
Сержант тоненько хихикнул, и собственный смех показался ему жалким и ненатуральным, как будто он заискивает перед этим загорелым хмырем.
– Да, очень смешно, – проговорил тот, но даже не улыбнулся. – А имя? Имя у нее было тоже самое обыкновенное?
– Имя Витя… сержант Бондаренко не спросил, – с сожалением проговорил сержант, – он у нее документы попросил, но документов у нее при себе не было.
– Жаль. И ничего больше про нее не спросили?
– Нет, еще она сказала, где работает – в ресторане… как же это… Зим-бези…
– «Замбези»? – уточнил загорелый.
– Вот-вот, точно, «Замбези». Так она и сказала.
– Понятно… Так почему вы ей не поверили? Почему не поверили, что она видела самоубийство?
– Так я же говорю – тот старик, рыболов, никого не видел, а он шел ей навстречу, так что как раз должен был видеть самоубийцу, если она была… и вообще…
– Вообще – не хотелось на себя вешать лишнее дело? – уточнил загорелый тип.
Сержант ничего на это не ответил – что тут отвечать-то, все и так предельно ясно.
Вообще этот загорелый незнакомец вроде разговаривал с ним вежливо, но сам его механический холодный голос пугал сержанта. Кроме того, Соловьев видел, как смотрит на этого типа человек со шрамом – с уважением и едва ли не с испугом. А напугать этого человека было непросто, сержант знал это по себе.
– А скажи-ка, сержант, – продолжал расспросы незнакомец, – вы то место осмотрели?
– Витя осмотрел… сержант Бондаренко.
– Внимательно?
– Ясное дело… как положено. Мы же не первый год служим, порядки знаем.
– И он ничего не нашел?
– Ничего! Вот ведь, это тоже значит, что не было там никого, никто не прыгал! Потому как кто в воду прыгает – что-нибудь обязательно оставляет, хоть обувь снимет, записку, опять же…
– Совсем ничего? – повторил загорелый. – А может, Витя… сержант Бондаренко что-нибудь нашел, а тебе не сказал?
– Нет! – возмутился Соловьев. – Да вы что! Мы же с Витей напарники! У нас все всегда пополам. Он найдет – со мной делится, я найду – с ним делюсь…
– Святая мужская дружба, – усмехнулся загорелый.
– Ну да! – подтвердил сержант с вызовом. Что этот тип понимает в мужской дружбе.
– Ясно. – Загорелый тип снова прикрыл глаза, и сержант облегченно вздохнул – кажется, на сей раз все обошлось, и его сейчас отпустят домой… но не тут-то было.
– Вот что, – снова заговорил незнакомец, – как ты относишься к африканской кухне?