Скитники

Рана, к счастью, оказалась неглубокой, но весьма болезненной: бедняга не был в состоянии даже шагнуть. В такой ситуации Корней конечно не мог покинуть стойбище. Прежде следовало поднять дядю на ноги, одновременно исполняя его обязанности по уходу за стадом.

Агирча в тот же день специально забил рогача и повёз его голову на родовое святилище, чтобы добрые духи помогли сыну побыстрее оправиться от ранения. За многие десятилетия на капище собралась целая гора ветвистых рогов с белыми черепами ...

Пока у Бюэна затягивалась рана, эвенки еще два раза откочевывали на свежие пастбища. Все народившиеся весной оленята – тугутки, выжили и заметно подросли. Да и среди взрослых оленей не пало ни одного, хотя волки порой крепко досаждали, но собаки и оленеводы всегда были начеку и стадо в обиду не давали.

Когда хвою лиственниц подёрнуло золотом, кочевье вышло на южную границу пастбищ Агирчи. Дальше простирались владения его свата Сапкара. Здесь оба рода каждый год встречались и несколько дней пировали или, как говорил Агирча, «отмечали дружбу».

От Сапкара они узнали, что главного русского начальника - царя Николая убили, и сейчас вместо него правит какой-то Совет. Что люди на Большой Земле разделились на «красных» и «белых», и они смотрят друг на друга через прицел винтовок, повсюду льется кровь. Многие южные эвенки и якуты, спасая жизни, откочевали на север, где, слава Богу, всё текло своим чередом, по старому.

«Опять раскол, - тревожно подумал Корней, - Благодарение Создателю, что никому неведом наш скит. Старцы-то, ох как правы. Нельзя общаться с миром. Одно зло в том миру».

Агирча втихаря завидовал соседу Сапкару. Дело в том, что у Агирчи было пятеро дочерей и всего один-единственный сын - Бюэн, тогда как у Сапкара наоборот – аж пятеро сыновей и лишь одна дочь – жена Бюэна.

Старший из них, жилистый, высокий, с глазами цвета густого чая, темными, как безлунная ночь, волосами и неподвижным, без тени улыбки скуластым лицом, казался среди соплеменников настоящим великаном. И имя у него было соответствующим - Хэгды*. Одет он был в потёртые лосёвые штаны и такую же рубаху. Не оленевод, а охотник-промысловик, в стойбище он приезжал только ночевать. И сейчас, целыми днями разъезжая на упряжке, парень промышлял зажиревших за лето гусей и уток.

Услышав свист крыльев, Хэгды вскидывал ружье и стрелял без промаха, ориентируясь лишь на звук. Обученная лайка находила сбитую дичь и ложила ее прямо в нарты. Для промысловика это в общем-то обыденное дело, но меткость Хэгды всех восхищала потому что он был… слепым. С пятилетнего возраста зрение у него стало ухудшаться, и сейчас Хэгды вообще не видел. В стойбище говорили:

- Его уши, руки и ноги вместе видят лучше наших глаз.

У незрячего охотника, как и у Корнея, тоже был пернатый друг, только не беркут, а сокол сапсан.

Когда утром Хэгды выходил из чума, тот, взмахнув сильными серповидными крыльями, тут же слетал с дерева и садился ему на плечо. Водил по сторонам головой, зорко осматривая немигающими, с желтым окаёмом, глазами окружающий лес. Затем доверительно приспускал крылья и тихо клекотал что-то в ухо Хэгды. Охотник ласково гладил птицу по спинке и командовал:

- Дэги гэлэктэдеми.*

В ответ сокол, со свистом рассекая воздух, проносился над кочевьем и скрывался в выбранном направлении. За ним, радостно взлаивая, убегала собака, а следом на упряжке, запряжённой оленями, мчался охотник. Возвращались они тоже вместе, обычно под закат и всегда с добычей.

Корней с Хэгды быстро сдружились и вечерами засиживались у костра порой до полуночи. Стремясь поглубже проникнуть во внутренний мир своих новых друзей, любознательный Корней расспрашивал приятеля обо всём, что бы понять представления эвенков о жизни.

Хэгды был убеждён, что всё на земле происходит по воле Духов.

-​  Есть Добрый Дух и есть Злой Дух. Добрый Дух весну, лето на землю посылает. Кормит всех. Ягоде, орехам помогает уродиться, зверям детёнышей растить. А Злой Дух холодную зиму на землю шлет, реки сушит, тайгу сжигает или наоборот всё водой заливает. Добрый и Злой Духи друг дружке не уступают: то один верх возьмёт, то другой. Никак Добрый Дух пока не одолеет Злого, - объяснял он.

-​ Похоже, что в мире всего должно быть поровну. Добра и зла в том числе. То, что не встречает противления - не живёт. Либо сразу гибнет, либо постепенно хирея, - добавил Корней.

-​ По твоему получается, что Добрый Дух, или, как ты называешь его Бог, так и не сумеет одолеть Злого?

-​ Думаю, что вряд ли – они равны по силе.

-​ Выходит всё равно кому служить?

-​ Не скажи. Богу служить – в раю жить, диаволу – в муках ада в преисподней корчиться. Кстати, этот самый диавол в стародавние времена был главным ангелом, сотворённым Богом. Но его обуяла гордыня, захотел сам стать Богом. За то и был свержен на землю. Следом пустили в него с небес громовую стрелу, от которой диавол провалился в преисподнюю и оттуда своё зло теперь творит.

-​ Ты Корней настоящий шаман – всё знаешь и умно говоришь.

Такого рода беседы случались у друзей довольно часто. И не удивительно, что Хэгды стал первым из рода Сапкара, решившим принять православие. Растроганный Корней даже подарил ему образок по этому случаю. Узнав о том, что сын крестился, Сапкар отчитал сына:

- Бог далеко, ему нас не разглядеть. Наши Духи живут в тайге и всё видят. Когда надо помогают эвенку.

Но постепенно смирился и бранить перестал. И на всякий случай, тайком, перед важным делом, крестил себя двумя перстами: коли местные Духи оплошают, глядишь, Бог подсобит.

ПЕРЕКОЧЕВКА