Страница 32 из 58
Прошла неделя или немногим более. Поврежденные кости перестали болеть, и лиса уже могла сама подстерегать юркие рыжеватые шарики. Вскоре она переловила всех мышей сначала в сарае, а потом и на подворье. Делала она это ловко и изобретательно. У лис вообще есть талант обращать любые обстоятельства в свою пользу. Там, где волки берут добычу за счет своей неутомимости, лисы - хитростью и сметливостью.
В один из дней Златогрудка увидела у кучи старых веток ежа. Когда она приблизилась к нему, он тотчас свернулся в клубок, растопырив колкую щетину. Лиса долго катала сердито фыркающий шар по земле, надеясь, что еж раскроется, но упрямец не сдавался. Будь поблизости вода, лиса сразу решила бы эту проблему. Пришлось прибегнуть к необычному способу: став над ежом, лиса подняла заднюю лапу с тем, чтобы обдать его мочой, но выжала из себя лишь несколько капель. Расстроенная Златогрудка ушла, а недоверчивый ёж ещё долго не расправлял колючую броню.
Скитские собаки не очень жаловали кумушку и Корней, как только она перестала хромать, выпустил ее за ограду...
Зимой в один из ясных, студеных дней, возвращаясь от деда, парнишка увидел, что прямо на него, не таясь, бежит лиса.
Медно-рыжее пышное веретено, сияя на солнце, эффектно плыло над белоснежной пеленой среди зелени елочек. Пушистый хвост кокетливо стелился следом.
- Ух ты! Какая красавица! Уж не Златогрудка ли?
От слепящего солнца Корней так резко и оглушительно чихнул, что с ближнего деревца свалился снег. Но лиса, ничуть не испугавшись, подбежала к нему и встала рядом.
- Признала! - просиял скитник.
А Златогрудка, выражая радость от встречи, лизнула Корнею руку и заюлила между ног. Потом еще с полверсты неторопливо трусила рядом, ставя задние лапы так аккуратно, что они попадали в след передних с точностью до коготков. Дойдя до белой ленты Глухоманки, она повернула и, с восхитительностью лёгкостью прыгая по снежному покрову, умчалась обратно к той жизни, для которой и была рождена.
- До встречи! - крикнул ей вдогонку Корней.
Лиса не оглянулась.
ГОРНОЕ ОЗЕРО
Излазивший Впадину вдоль и поперек, Корней великолепно ориентировался среди холмов, ключей, чащоб и болотин, покрывавших межгорное пространство. Никто лучше его не знал, где нынче уродилась малина, где слаще морошка, а где пошли грибы. Зверье настолько привыкло к нему, что без опаски продолжало заниматься своими делами, даже если он проходил совсем близко. Скитник иногда останавливался возле них и что-нибудь ласково говорил. Звери не убегали и ему казалось, что они понимают его.
К шестнадцати годам Корней столь подробно изучил все окрестности, что ему стало тесно во Впадине. Он все чаще обращал свой взор на горные пики Северного хребта, манящие своей непостижимой красотой и неприступностью. Особенно любил молодой скитник созерцать, как заходящее солнце красит их скалистые грани то в пурпурно-алые, то вдруг в лилово-зеленые, а чаще всего в золотисто-желтые цвета. Это занятие доставляло ему неизъяснимое удовольствие схожее с удовольствием, испытываемым им от полётов, совершаемых во снах.
Корней с малых лет пользовался своей способностью летать во сне над макушками деревьев, покрывавших Впадину. Во время таких воспарений он терял ощущение веса. С годами скитник стал замечать, что если поднапрячь волю, то высота полёта начинает расти. Иногда ему удавалось подняться до самых облаков, но как только Корней пытался дотронуться до белых клубов, так приобретал свой обычный вес и начинал стремительно падать. Неимоверными усилиями гася скорость, он приземлялся всё же благополучно, причём каждый раз на одну и ту же лесную полянку, и тут же просыпался весь в испарине и обессиленный.
Став постарше, скитник загорелся мечтой приобрести способность летать на яву также свободно, как и во сне. Стремясь, как можно быстрее развить это свойство, он, удаляясь в укромное место, закрывал глаза и часами представлял себя расслабленно парящим, то над речкой, то над рокочущим водопадом, то над горными вершинами. Полёт шальных грёз порой уносил его далеко за пределы Впадины. Богатое воображение, подпитываемое рассказами деда, как-то увлекло через бескрайнюю Сибирь, за Камень, в Ветлужский монастырь. То, что монастырь именно Ветлужский, Корней не сомневался – по рассказам первоскитников он представлял его также явственно, как и родной скит.
Святая обитель была пустынна со следами больших разрушений. Пролетая над монастырским погостом, Корней, будто руководимый чьей-то волей, опустился у покосившегося креста одной из могил. Очистив её от нападавшей и спрессованной временем листвы, на освобождённом от мусора надгробном камне прочитал:
«Раб Божий Константин.
Он жил во славу Создателя.
Кто добром помянет - того Бог не забудет».
Корней вернулся обратно в Кедровую падь с ощущением, что ему удалось необъяснимым образом прикоснуться к таинству Времени.
После этого видения парнишка окончательно уверовал в то, что уже в нынешнем году сумеет пробудить в себе скрытую способность к полётам, но для этого ему непременно следует взобраться на заснеженный пик Северного хребта. С того дня Корнея потянуло в горы с ещё большей силой. Он поделился с дедом своей мечтой взойти на трёхглавый пик, удобный проход к которому пролегал мимо пещерного скита, но старик страшно рассердился на внука и запретил даже помышлять о том.
- Деда, отчего мне нельзя в горы? Ты же знаешь, я быстрый - за день обернусь! – настырничал Корней.
Поняв, что одними запретами не обойтись, Никодим вынужден был, взяв с внука обет пожизненного молчания, рассказать ему про благочестивого монаха, про страшный мор, выкосивший живших в пещерном скиту единоверцев.