Страница 17 из 58
ПОСЕЩЕНИЕ ЯРМАРКИ
Громада безлюдного пространства и непроходимые горы надежно укрывали новорожденный скит от мира. Старолюбцы основательно обжились в щедром кедровом урочище, постепенно расширяя для себя границы приютившей их Впадины.
Четыре года они не покидали ее пределов. Но на пятый, в аккурат во время Великого Поста, все же пришлось снарядить ватагу из четверых мужиков в казачий острог* возле которого каждый год проходила весенняя ярмарка. Помянули добрым словом схимника, который не поленился изобразить, как из Впадины пройти к нему. Слава Богу, острог находился не на западе, а на востоке, и не надо было повторять страшный путь до Чертовой пасти через пороги Глухоманки.
Чтобы было на что менять товар, скитники еще с лета собирали самородки, мыли, наученные Лешаком, золотоносный песок, всю зиму промышляли пушнину: в основном ценного соболя и крепкую, носкую выдру.
Путь к острогу пролегал через восточный стык Южного и Северного хребтов. Ходоки шли на снегоступах вдоль глубокой тропы-борозды, набитой горными баранами. Местами встречались их лежки, клочья шерсти, старый и свежий помет. Похоже, животные обитали здесь давно, добывая корм на малоснежных, прогреваемых солнцем террасах.
Тропа вилась по отвесным кручам, узким карнизам, нередко зависала над жуткими безднами: вниз глянешь - невольно озноб пробирает до пят.
Наконец головокружительные участки остались позади. Скитники выбрались на перевальную седловину и, перейдя на восточный склон, нашли безветренное место. Вырыли в снегу яму. Расстелили мягкие оленьи шкуры, поужинали и легли спать, прижавшись друг к дружке. Сквозь меховые одежды холод не проникал, спалось крепко. С восходом солнца начали спуск.
Появились первые ели. По противоположному склону ущелья цепочкой, изящно прыгая с уступа на уступ, не обращая внимания на людей, шли хозяева здешних мест - снежные бараны.
Сойдя на пойму какой-то реки, путники соорудили на нижних ветвях старой березы лабаз. Сложили на него припасы для обратной дороги: лепешки, вяленое мясо, кирпичи мороженной брусники, а сверху все это укрыли корьем, придавили парой валёжин. После этого двинулись на север по белой ленте реки, на которой четко выделялись многочисленные нартовые следы - оленные эвенки на ярмарку проехали. Воспользовавшись накатанной дорогой, ходоки сумели одолеть оставшийся путь до острога в два дня.
Располагался он на высоком береговом куполе у подножья, изъеденного ветрами кряжа. В начале ХVII века здесь был заложен казачий пост, разросшийся со временем до деревянной крепости с двумя сторожевыми башнями: «воротной» - с выходом к реке и «тынной» - с бойницей и пушкой направленной в сторону леса. Орудие служило больше для устрашения, чем для огненного боя.
В этих диких и безлюдных местах острог являлся важным опорным пунктом для продвижения промышленного люда на север и на восток. Он издавна был известен во всей округе. В обязанность служивых также входил сбор податей и ясака с местного населения. Сюда, в начале каждой весны, по снегу, съезжались на оленьих упряжках все окрестные кочевники-эвенки и хитроглазые купцы-молодцы с Аяна. Шумное многодневное торжище проходило прямо на реке, перед крепостью.
В такие дни к десятку столбов печного дыма острога, подпиравших остекленевший от мороза небесный свод волнистыми, расширяющимися вверх, колоннами, прибавлялось до сотни столбов из чумов понаехавших кочевников и промысловиков. Дым, поднявшись до вершин горных гряд, смешивался слабым течением ветра в одну белесую крышу, зависавшую над ярмаркой, будто специально для защиты многоликого торжища от стужи.
Пространство перед острогом заполняли нарты с товаром. На одних лежали пухлые связки мягкой рухляди, туеса с брусникой, мешки с орехами, мороженой дичью. На других тюки с чаем и табаком, свинцом и порохом, мешки с сахаром и солью, топорами и ножами, ящики с гвоздями и скобами, рулоны сукна и холста, горы посуды. Отдельно, под присмотром казака продавали ружья, боеприпасы.
Тут же ходили поп с дьячком. Батюшка читал проповеди, вёл беседы, увещевал потомков многочисленного когда-то эвенкийского племени креститься в православие.
Торговый люд тоже времени даром не теряли. Поил «сердитой водой» доверчивых инородцев и скупал у захмелевших за бесценок таежные дары. С особым усердием выманивали соболей. Видя такой грабеж, скитники брезгливо отворачивались:
- Экая срамота! Не по совести поступают, а еще православные!
- Ровно басурмане какие. В прежние времена такого нечестия и в мыслях не допускалось.
А эвенки, дивясь пристрастию русских купцов к собольему меху, наоборот ещё посмеивались над ними промеж собой:
- Лучи - глупый люди. Соболь любят, оленя - нет. Соболь - какой толк? Мех слабый, мясо вонючий. Олень - много мяса, мех крепкий.
Непривычные к обилию народа, многоголосому гаму и пестроте скитники, чтобы побыстрее покинуть шумное скопище, не торгуясь, поменяли самородное золото и пушнину на искомый товар и ушли из острога кругами - следы путали.
Вернувшись с ярмарки, «опоганенные», не заходя в избы, долго мылись в бане, стирали облачение - скверну смывали. Доставленный товар, для изгнания вражьих сил, осеняли крестным знамением.
Того, что принесли первые ходоки, хватило общине на два года. В очередной поход на ярмарку определили Изота - старшего сына Глеба, повзрослевшего Елисея и Колоду, назначенного у них старшим.
На обратном пути, утром второго дня, когда скитники переходили замерзшую реку, неподалеку от устья впадавшего в нее ключа, Елисей заметил, что впереди вроде парит, и предложил обойти опасное место.