Перед рассветом

Подлинное имя: Крис Норман. После ухода (биологической смерти) Врача - Спасителя, он был выбран координатором союза свободных общин. По его завещанию, тело Криса Нормана кремировали, а прах развеяли над погибшей землей в оккупации которой он принимал участие.

К изданию сборника:

Мы, группа историков ученых первоначально хотели использовать этот материал в качестве иллюстрации-дополнения к истории катастрофы. А потом решили обработать и издать эти воспоминания отдельной книгой. Вы услышите живые голоса участников этих событий. С нашей точки зрения, они это заслужили.

Со всеми подробностями которые в полном объеме не были известны людям той эпохи, вы сможете ознакомиться, прочитав наш совместный труд: "История катастрофы".

Вы знаете, что объединенными усилиями мы люди с планеты Земля смогли спасти человеческий род от гибели. Одной из нравственных основ нашего спасения и возрожденной цивилизации являются принципы сформированные ученым Михаилом Кержиным о судьбе которого вам известно от него самого и от его единомышленников. В одно время с ним эти принципы разработал врач, которого его современники именовали: Спаситель.

Осознать себя неповторимой живой индивидуальностью и в то же время понимать, что ты часть единого целого, это как подойти к пониманию основ разума, увидеть бесконечную лестницу, ведущую к его вершине.

Первая ступень этой лестницы: это прекратить уничтожать себе подобных; накормить всех голодных; дать кров над головой всем кто в этом нуждается. Признать, что свобода это знания и они так же необходимы как еда, одежда и жилище.

Вторая ступень: это не уничтожая насильно все различия в разумном сообществе, признать, что оно едино.

Третья ступень: это признание, что мы только часть разума планеты.

Четвертая ступень это равноправный контакт с разумными существами, достигшими первых трех ступеней.

Эпилог

В моём классе заболела девочка. Ей поставили диагноз онкология. У нас многие умирают от этой болезни.

В нашем регионе добывают энергоносители. О безопасности добычи никто не заботиться. Главное прибыль. Ради нее мы болеем и умираем. Эта прибыль принадлежит не нам.

Мама девочки воспитывает ее одна. Отец ребенка умер, он работал на добыче углеводородов и при очередной аварии задохнулся от выброса ядовитых веществ.

Мама девочки работает на двух работах. Раньше она была учителем литературы, но ее выгнали из школы из-за конфликта с директором. Теперь она уборщица. Моет офисы. После двенадцатичасового рабочего дня сил у нее почти не остается.

Я стал навещать больного ребенка в те дни, когда ее мать просто падала от усталости. Приносил скромные передачи, читал ей сказки. Надежда, так звали девочку, не всегда была мне рада. Иногда капризничала, часто плакала. Но я все равно приходил. Я видел, что нужен. Я понимал, что ей нужна поддержка. Я чувствовал как она рада, что ее судьба и жизнь, небезразличны этому миру. А еще я чувствовал себя настоящим учителем, я рассказывал ей об истории, в основном о забавных случаях и радовался, когда она смеялась. А иногда мне казалось, что общение со смертельно больной Надеждой мне нужно так же как и ей, а может и нужнее.

Потом операция. Ночью у постели девочки дежурила ее мать, днем пришел я. О состоянии ребенка врачи говорили уклончиво. И было не ясно, выживет Надежда или умрет. Так продолжалось с неделю. Потом наступил кризис. Надежда стала все чаще терять сознание. После тяжелого бесконечно длинного дня, меня у постели ребенка, сменила ее мама. Она взяла дочь за слабенькую ручку и пыталась отдать ей силу своей жизни, а у нее самой этой силы было немного.

Из палаты, где без сознания лежала пораженная метастазами Надежда, я вышел в коридор, потом по лестнице медленно спустился в вестибюль и сразу увидел их.

Они стояли у тускло окрашенной стены небольшой сплоченной группой и посетители, не замечая, обходили их.

Чингис подошел первым.

-- Здравствуй, - сказал он и протянул ладонь.

Я пожал ему руку. Пальцы у него сильные и теплые.

-- Какой вы же худой и бледный, - сочувственно заметила вставшая рядом с Чингисом Вера, - а я вас совсем другим представляла.

-- Так это вы написали "Перед рассветом"? - решительно спросила Надя Гогрина

-- А вы разве читали мою книгу? - слегка удивился я, - Но как? Она так и осталась ненужной и не замеченной. Самое страшное, не то что книги горят, страшно, что их уже не читают.

-- Страшно не только это ..., - начал говорить Чингис, и не закончив как оборвав фразу, стал смотреть на посетителей.

Эти усталые, расстроенные люди не видя их, проходили мимо и шли дальше с сумками нагруженными домашней едой, поверх обычной одежды накинуты застиранные белые халаты с проставленными на них квадратными штампами казенных отметок онкологического диспансера. Они шли в многоместные душные палаты поддержать своих близких, передать им тепло человеческого участия и сострадания. Они шли к тем кого уже пожирали метастазы болезни, кому уже поставили страшный диагноз: злокачественная опухоль. Заболевания, которым так тяжко больна наша страна. Они шли к ним, чтобы сказать, что еще есть надежда и надо бороться за свою жизнь. Они будут говорить это присев к ним на узкие больничные койки, чуть сдвинув с тощих матрасов несвежие простыни. Кто-то будет искренен, а кто-то уже не веря в спасение станет прятать и отводить взгляд.

-- Скажи им, - заговорил Чингис, - скоро будет катастрофа и еще можно ее избежать.

-- Я это говорю, только меня никто не слышит. И не хочет слышать.

Мы замолчали и это молчание было как тесный удушливый смертный саван в который торопятся одеть человека, даже не замечая что он еще жив.

-- Значит надежды уже нет, - холодно и бесстрастно отметила Вера, - удар примут другие, не они, а страна будет разрушена.

-- Не знаю, Надежда еще жива, она борется, с ней ее мама ...

-- Ты чего это всё бормочешь? - сварливо сказала и подозрительно посмотрела на меня пожилая неряшливая санитарка и раздраженно:

-- Посторонись! Не видишь что ли я тута полы мою ... встал тут ... бормочет ... псих ...

Я посторонился, а она начала елозить по полу старой тряпкой надетой на деревянную швабру, и не часто макая линялую ткань в ведро с мыльной и грязной водой.

-- Тогда скажи им, что останутся жить только потомки тех, кто пойдет в бой за Родину. Они сумеют восстановить страну и откроют новую эру в развитии человеческой цивилизации. А все кто не найдет в себе силы бороться с метастазами страха, апатии и равнодушия, умрут проклинаемые их детьми, - потребовал Чингис.

-- Мне никто не поверит, - устало отказался я.

-- А ведь ты тоже болен, - пристально рассматривая меня, сказала Вера, - я вижу, что в тебе тоже есть бациллы апатии, безразличия, опустошенности.

-- Я сильно устал, - нехотя признался я.

-- А если мы поможем вам? - серьезно предложил Иван Гогрин, - Если мы, ну хоть отсюда, с этих страниц, крикнем о грядущем ... Может, может хоть это поможет вам собраться?