Перед рассветом

Нас карателями зовут, предателями тоже. Да, вот значит как жизнь то повернулась, эх кабы знать тогда ...

А тогда я пошел устраиваться на работу в отряд полиции особого назначения. Это еще до оккупации ну то есть до вхождения ЛЦГ было. А чё? Работы нормальной нет, образования и специальности тоже, а там платят, кормят. И уж лучше я дубинкой бить буду, чем меня лупить начнут. Я это так прямо на собеседовании и сказал. Мне вербовщик с улыбочкой объявляет: "Наш кадр".

Вот так я в ОПОН и попал. Как быдло бунтовать так нас сразу туда кидают. Чего они там просят, о чем кричат, нам по херу. Дубинами всех поразгоняем. Нам премию. Стреляли тоже, да, если быдло не только вякало, но и сопротивлялось нам команду: "Огонь на поражение!". После таких дел нам водку всегда выдавали, только немного. А мы еще пойла подкупим, нажремся как следует и проституток вызываем на субботник. Не знаю почему субботник, но знаю, если не будут шлюхи нас забесплатно обслуживать, дубиной в морду и в отстойник голой жопой на асфальт часика этак на три. Как шелковенькие эти бляди потом становятся.

Мы ОПОН - они быдло. Каждый из нас это чувствовал. Гордились этим даже. Первое чему учат бойца ОПОНа, это понимать мы - суперэлита, а они грязь под нашими берцами. Чего хотим, то и воротим. Нам все можно!

Деньги платят, водка есть, баб навалом, чего еще мужику надо? А нам ничего и не надо. По херу нам всё. Мы ОПОН.

Самое смешное было это когда выборы и референдум проходили. Мы там как угорали от смеха. Вокруг избирательных комиссий постами встанем. Дубинами поигрываем, скалимся и глядим как быдло голосовать гонят. Как подсчет голосов, нам команду: "Никого не пускать! Кто права качать начнет того сразу в участок" А уж там дежурные бригады лупят этих выступающих придурков до кровавой блевотины. Голоса быдла не считал никто, кому они на хер нужны? Все протоколы уже заранее заполнены и подписаны. Доставляли их куда надо и все нормально.

Когда результаты референдума по ЛЦГ объявили, быдло вякать стало: "Мы не так голосовали! Руки прочь от страны! Предателей на кол!" Стадом на демонстрации шли. Орали нам: "Ты с кем солдат?" Мы не солдаты, мы ОПОН! Пошли вон по домам и не вякать! А уж дальше и дубинками их. Самой любимый прикол у ребят был, это вырвать из колонн демонстрантов их руководителей, запихнуть в автобус и слезоточивым газом их травить. Они задыхаются и плачут, бойцы ОПОНа хохочут, потом выпускаем этих дебилов и на тренировку гоним. Приемы рукопашного боя на них отрабатываем, а то что остается в зоны отправляем. Пусть дохнут, пусть все знают, что это такое против нас выступать.

Из нашей роты пятеро сами ушли. Дураки! Вот и подыхайте в "народном хозяйстве" без работы.

А потом значит войска ЛЦГ по договору в страну вошли. Армию, придурков этих, сразу разоружили и распустили. А нам начальство тут же объявило, для вас ничего не меняется, как работали, так и будем работать, только жалованье увеличат и платить в валюте будут. Из нашей роты, еще два десятка отказались дальше служить, все остальные только радовались, мол теперь бабла побольше рубить будем. Нашу роту ОПОНа в усиленный полк развернули. Из бывших военных и полицейских к нам полно наемников пришло. Отбор самый простой был: "Ты сука наши приказы исполнять будешь?" Если, да, то зачислен. Мне новое звание присвоили: капрал. Я теперь десятком командую.

В городе наши парни пропадать стали, ушел и нет его. Куда? Зачем? Да хер его знает. Объясняли, что дезертируют. Только мы-то знали, наших кто по одному на улицах мотался, убивать стали. В одиночку уже боялись ходить. Только группами и с оружием и то нам в спину кричат: "Каратели! Падлы! Предатели!" Ловили крикунов и если малолетка то били до кровавых соплей, если постарше то насмерть забивали, а баб просто хором трахали, а если старая и некрасивая попадалась, то дубинку в очко сунем и лови кайф дура старая.

Кричать прекратили, стрелять стали, какие-то повстанцы объявились, ополченцы.

Наши парни из казарм в город без дела выходить перестали. Чего там делать? Тут в казарме жратва, водка и бабы. И чего мы там в городе то забыли? На облавы или там демонстрантов погонять дубинками или пострелять это конечно ... ну так это ж работа, платят нам за нее.

Еще в самом начале оккупации кинули нас разок в регион соседний, вроде там бунт большой был. Нам начальство сразу приказало: "Стрелять всех! Никого не щадить! Стрелять под такую ... Стрелять!" Вот тогда нам первый раз А-2 выдали. Амок Арийца так этот препарат называли. Есть А-2 в таблетках, есть в шприц тюбиках. Вколешь себе А- 2, кровь кипит и чуешь, ты сверхчеловек, а все остальные дерьмо, а уж силищи от А-2 пребывало не меряно. Не идешь, а паришь, как на крыльях тебя несет, стреляешь по быдлу и кайфуешь. А уж дальше прёт тебя вовсю. Механик бронемашину прямо на быдло ведет, давим и добиваем тех кто в живых еще остался, ну как это ну вроде как насекомых. В тот раз мы всех перестреляли и передавили. А чё? Не хер выступать было!

Потом нам А-2 уже перед каждым выходом из казарм выдавали, величина доза в зависимости от сложности задания. Если дозы маловато, то всегда у начальства подкупить можно было. А-2 наркотик? Да все мы знали это, не полные же дебилы. Только если сел на А-2 обратно дороги уж нет.

Нет у нас обратно дороги, мы каратели. Для этого я родился? Ради чего я живу? Кого защищаю? В кого стреляю? Не думай! ОПОН не думает, ОПОН бьет! Не думай, купи А-2 вколи дозу и ты снова сверхчеловек.

Пятерых наших опоновцев повесили прямо на плацу. Один из них под кайфом от А-2 ударил офицера из миротворческого корпуса, остальные его не остановили. Так нам объявили на построении. Мы без оружия стояли в шеренгах и смотрели как их вешают. Вешали тоже наши. Миротворцы приказали ужесточить контроль за выдачей А-2. Приказ исполнен. Теперь командиры открыто не торгуют. Теперь по их приказу это делают шлюхи из обслуживающего персонала. А нам объявили, что за нападение на миротворца или неисполнение его приказа, вводится смертная казнь.

Миротворцы нас презирают, брезгуют нами и мы это хорошо знаем. Всю грязную работу выполняет ОПОН.

Уже тут в госпитале, врачи болтали между собой, а я случайно услышал, что после шести месяцев приема А-2, разрушаются почки, печень, наступает белокровие и наркоман умирает. Я принимаю А-2 уже два месяца. Скоро мне конец. Нам всем скоро конец. Так вот значит для чего я жил. Чтобы убивать людей, уничтожать тех кто выступает против оккупации, а потом самому подохнуть от наркоты. Подохнуть карателем. И плюет мне в лицо мой давно умерший прадед, а каждую ночь просыпаясь, я вытираю слезы.

Мама! Мамочка спаси меня! Замоли у Господа за меня словечко! Ведь ты там у престола Его! Ты же умерла от эпидемии, а я в это время на облаве был.

Твой труп сожгли ... я даже не знаю где ... Мамочка если ты простишь меня ... то и Господь простит. Больше мне некого просить и не на что надеяться.

Дайте А- 2 суки! Я не хочу думать, я знаю, мне нет прощения.

Василия Петровича Лаврентьева я давно знал, ещё со школы, с дочкой его вместе учился. Он врачом раньше работал. Я догадывался, что он с повстанцами связи имеет. Не заложил. Я ... ну это ... ну в общем ухаживал за Олей дочкой его, дома в гостях у них часто бывал, а тетя Аня меня всегда чаем угощала. Когда меня в ОПОН работать взяли, то Оля отказалась дальше со мной встречаться. Тогда я думал: "Ну и хрен с тобой дура! Баб полно, найду себе" Нашел и не одну, только не то это было. Просто секс, это как жвачка с химическим ароматизатором вкуса, пожевал и нет ничего, одна безвкусная дрянь во рту и плюнуть охота, ну а когда с чувством то это как ... не знаю как, не было у меня ничего с чувством то ... с Олей не было ничего.