Перед рассветом

-- Буду помнить! - переборов нервный спазм тихо пообещал он.

Алёнка представилась в ноябре того же года. А он вырос и стал известным художником. Про него ещё в художественной школе все учителя говорили: "Талант! Талант!". За яркие краски и смелые композиции картин его прозвали Ван Гог, хотя звали его: Ваня Гогрин. Но прозвище Ван Гог так и прилипло и потом все в школе и на улице звали его только Ван Гог. Ван Гог так Ван Гог, ему даже лестно было когда его так величали. Повзрослев, он свои картины так и подписывал: "Ван Гог" и весело беззаботно смеялся когда его упрекали в неумеренном тщеславии и наглой саморекламе своих работ.

От памяти остались только детские наброски карандашом, так и не ставшие картинами. Времени в котором он жил была нужна реклама и дизайн интерьеров. Он преуспел и в том и в другом. Иногда так для души, для себя писал портреты или небольшие пейзажи "с настроением".

"Ван Гог" - именно это еще детское прозвище и помогло ему выиграть конкурс дизайнерских проектов, объявленный южно континентальной фирмой. "Автор дизайна - Ван Гог это сильный и смелый пиар ход" - чуть картавя слова с заметным акцентом, сказала ему менеджер проекта молодая уверенно - деловая красивая рыжеволосая женщина и предложила поработать с ней за рубежом. С визой что там не ладилось и женщина так же по деловому для ускорения формальностей связанных с отъездом и работой в другой стране предложила ему вступить в брак. А раз уж в браке то сразу и спать стали вместе. Удобно, безопасно, комфортно и расходов меньше. Жена надежный партнер и отличный менеджер умело двигала его проекты, делала ему "Имя". Достаток, хорошие заработки, недурственные перспективы, его картины органично включенные в интерьеры стали приобретать. Уже готовилась в модном салоне персональная выставка его работ.

Ну какое ему дело до этой проклятой страны в которой он по недоразумению родился? К черту!

Взрывчатка заложена под основание памяти. Включен видимый на экране телевизора таймер, пошел электрический импульс к детонаторам, и в облаке пыли на мелкие кусочки разваливается и обломками падает на испоганенную землю казненная Мать так и не дождавшаяся предавших ее сыновей.

Ван Гог почувствовал острый болезненный укол в сердце и зашатался под ним пол. Он тяжело с присвистом дыша упал на кресло. Его испуганная жена, подобрав с деревянного покрытия пульт, стала поспешно и бестолково переключать каналы.

-- Стой! - бешено крикнул ей Ван Гог.

На канале TNN передавали боевые сводки корпуса миротворцев. Крупным планом мертвое лицо повстанца и комментарий на хорошо ему понятном, но все равно чужом языке. Вспомогательными отрядами миротворцев завербованными из местного населения полностью уничтожен еще один отряд террористов - мятежников. Сухо перечисляет диктор количество убитых мужчин и женщин взявших оружие, чтобы в бессмысленной попытке выступить против законного решения всенародной партии о введении вооруженных сил ЛЦГ для защиты полученных концессий и установленного прочного надежного порядка. Режиссер студии вводит в кадр график диаграмму: стоимость затрат на подавление мятежа; количество ожидаемой прибыли от полученной земли, ее недр и дешевого труда рабочей силы. А ведущая обаятельно улыбаясь, успокаивает своих соотечественников объясняя, что среди миротворцев потери отсутствуют, так как карательные операции осуществляются только силами завербованных местных наемников.

Ван Гог смотрит на мертвое лицо. Уже сменились кадры и закончился информационный выпуск. А у него всё стоит перед глазами показанный в новостях убитый Сережка Павлин тихий скромный мальчик с соседского двора. У давно повзрослевшего заросшего черной щетиной Сережки, мертвые залитые кровью глаза. Как же так? Они же в одну школу ходили! Он же его папу и маму знает. А с моими родителями, что? А другие повстанцы? Их лица не показывали только трупы, много трупов. Зато транслировали упитанные морды добровольцев из вспомогательных карательных частей миротворческого корпуса. Довольные они позируют перед камерами, откровенно делятся с задающим им вопросы журналистом TNN самым сокровенным, количеством получаемого ими жалования.

Зачем? Зачем ему-то переживать? Он живет теперь в другой стране. Он сыт, доволен, успешен. А эти? Да они сами всё просрали, пусть теперь сами и ползают и дохнут в своем дерьме.

-- Выпей!

Это когда же она успела сбегать до домашнего бара и принести ему пузатый стеклянный бокал на треть наполненный дорогим янтарного цвета коллекционным коньяком.

-- Пожалуйста выпей Ван Гог, тебе сейчас необходимо выпить, - дрожащим голосом повторяет его менеджер, его жена с который он заключил весьма выгодный для обоих контракт.

Вот только почему у нее сильно дрожит голос и стали такими встревоженными просто больными глаза? Разве в контракте это предусмотрено? Нет. В контракте у каждого свой счёт в банке, полученные от дизайн - проектов и картин деньги делятся в равных долях. Оплата расходов за квартиру и студию пополам. Обедают и ужинают они в хорошем недорогом ресторанчике, где у каждого свой кредит. Очень удобно. Она его удовлетворяет, он ее. Тут всё в полном порядке, никто никому ничего не обязан. Прекрасные цивилизованные отношения. Главное, выгодные, обоим.

А вот Надька дурочка этого не понимала, он уезжал, а она тогда ревела и всё просила его остаться в той проклятой Богом и людьми стране, обещала всегда рядом быть. Не понимала она дура ничего, и он не понимает, почему не выпив свой любимый напиток, подошел к встроенному шкафу и стал собирать свои вещи, с остервенением отбрасывая модные эксклюзивные шмотки, выбирая и укладывая в большую спортивную сумку, то что потеплее и попрочнее.

-- Я возвращаюсь домой, - отрывисто бросал тяжелые слова камни бледный с заострившимися чертами лица Ваг Гог, - Деньги со своего счета переведу на твой. Авторские права на картины и проекты отдаю тебе. Мне, - болезненно улыбнулся Ван Гог, - они больше не потребуются.

-- Не понимаю! - испуганно и торопливо заговорила его жена, сложив руки на животе, - Зачем тебе это? Там уже все решено, ты ничего не изменишь. Ты же не фанатик Ван Гог! Ты же понимаешь, что всех повстанцев уничтожат. У них нет шансов! Зачем тебе умирать? Зачем?

Уминая в сумке свои вещи (эх сколько барахла то набрал) он не ответил. И тогда подскочив к нему и в бешенстве пиная его дорогую спортивную сумку босыми ногами, она исступленно закричала:

-- Ну конечно! Это ваша национальная загадочная душа, тебя зовет! Что же вы с этой загадкой всё что смогли продали, а что у вас не купили то засрали!

-- Наверно ещё не всё, - на родном языке чуть слышно ответил Ваня Гогрин.

Только кому ты ответил? Себе? Женщине, которая как оказалось, тебя любит? Или тем последним защитникам своей земли, мертвые лица и тела которых ты увидел в чужой победной военной сводке? Кому?

-- Может хоть объяснишь? - обессилив от крика, тихо устало и безнадежно попросила жена и осторожно присела на кресло.

Что-то она сильно пополнела в последний месяц, невольно отметил Ван Гог, взвешивая в руках тяжелую сумку с вещами. А потом повернулся к ней лицом.

-- Объяснить? - задумался он, подбирая слова, - Нет не смогу. В картине сумел бы написать. А словами объяснить ... нет, не смогу. А картина. Я ее вижу. Под горячим степным ветром клонится к теплой земле родного поля золотая рожь. Добрый в этом году урожай будет. По золотому полю бежит освещенная солнцем маленькая русоволосая девочка и кажется, что бежит она именно к тебе и зовет тебя, а там вдалеке на краю поля очертания вооруженных мужчин построившихся в цепь, и из-за леса наползает на них тьма. Огромная черная туча всепожирающей тьмы. И пока не ясно успеет ли добежать до тебя ждущий защиты ребенок, остановит ли редкая цепь мужчин ползущую черную гадину или она пожрет все. Моё место там, в этой картине среди мужчин на краю последнего поля нашей земли. Прощай!