Пьесы в прозе

Нет, не стоит. Потом как-нибудь.

Любовь.

Ах, не обижайся, мамочка. Алеша!

Трощейкин.

Я за него.

Звонок.

Антонина Павловна.

Да нет... Все равно... Я сперва перестукаю, а то очень неразборчиво.

Любовь.

Перестукай и приди почитать. Пожалуйста!

Трощейкин.

Присоединяюсь.

Антонина Павловна.

Правда? Ну ладно. Тогда я сейчас.

Уходя, сразу за дверью, она сталкивается с Ревшиным. который сперва слышен, потом виден: извилист, черная бородка, усатые брови, щеголь. Сослуживцы его прозвали: волосатый глист.

Ревшин (за дверью).

Что, Алексей Максимович вставши? Жив, здоров? Все хорошо? Я, собственно, к нему на минуточку. (Трощейкину.) Можно?

Трощейкин.

Входите, сэр, входите.

Ревшин.

Здравствуйте, голубушка. Здравствуйте, Алексей Максимович. Все у вас в порядке?

Трощейкин.

Как он заботлив, а? Да, кроме финансов, все превосходно.

Ревшин.

Извините, что внедряюсь к вам в такую рань. Проходил мимо, решил заглянуть.

Любовь.

Хотите кофе?

Ревшин.

Нет, благодарствуйте. Я только на минуточку. Эх, кажется, я вашу матушку забыл поздравить. Неловко как...

Трощейкин.

Что это вы нынче такой -- развязно-нервный?

Ревшин.

Да нет, что вы. Вот, значит, как. Вы вчера вечером сидели дома?

Любовь.

Дома. А что?

Ревшин.

Просто так. Вот, значит, какие дела-делишки... Рисуете?

Трощейкин.

Нет. На арфе играю. Да садитесь куда-нибудь.

Пауза.

Ревшин.

Дождик накрапывает.

Трощейкин.

А, интересно. Еще какие новости?

Ревшин.

Никаких, никаких. Так просто. Сегодня я шел, знаете, и думал: сколько лет мы с вами знакомы, Алексей Максимович? Семь, что ли?

Любовь.

Я очень хотела бы понять, что случилось.

Ревшин.

Ах, пустяки. Так, деловые неприятности.

Трощейкин.

Ты права, малютка. Он как-то сегодня подергивается. Может быть, у вас блохи? Выкупаться нужно?

Ревшин.

Все изволите шутить, Алексей Максимович. Нет. Просто вспомнил, как был у вас шафером и все такое. Бывают такие дни, когда вспоминаешь.

Любовь.

Что это: угрызения совести?

Ревшин.

Бывают такие дни... Время летит... Оглянешься...

Трощейкин.

О, как становится скучно... Вы бы, сэр, лучше зашли в библиотеку и кое-что подчитали: сегодня днем будет наш маститый. Пари держу, что он явится в смокинге, как было у Вишневских.

Ревшин.

У Вишневских? Да, конечно... А знаете, Любовь Ивановна, чашечку кофе я, пожалуй, все-таки выпью.

Любовь.

Слава тебе боже! Решили наконец. (Уходит.)

Ревшин.

Слушайте, Алексей Максимович, -- потрясающее событие! Потрясающе-неприятное событие!

Трощейкин.

Серьезно?

Ревшин.

Не знаю, как вам даже сказать. Вы только не волнуйтесь, -- и, главное, нужно от Любови Ивановны до поры до времени скрыть.

Трощейкин.

Какая-нибудь... сплетня, мерзость?

Ревшин.

Хуже.

Трощейкин.

А именно?

Ревшин.

Неожиданная и ужасная вещь, Алексей Максимович!

Трощейкин.

Ну так скажите, черт вас дери!

Ревшин.

Барбашин вернулся.

Трощейкин.

Что?

Ревшин.

Вчера вечером. Ему скостили полтора года.

Трощейкин.

Не может быть!

Ревшин.

Вы не волнуйтесь. Нужно об этом потолковать, выработать какой-нибудь модус вивенди.

Трощейкин.

Какое там вивенди... хорошо вивенди. Ведь... Что же теперь будет? Боже мой... Да вы вообще шутите?

Ревшин.

Возьмите себя в руки. Лучше бы нам с вами куда-нибудь... (Ибо возвращается Любовь.)

Любовь.

Сейчас вам принесут. Между прочим, Алеша, она говорит, что фрукты... Алеша, что случилось?

Трощейкин.

Неизбежное.

Ревшин.

Алексей Максимович, Алеша, друг мой, мы сейчас с вами выйдем. Приятная утренняя свежесть, голова пройдет, вы меня проводите...

Любовь.

Я немедленно хочу знать. Кто-нибудь умер?

Трощейкин.

Ведь это же, господа, чудовищно смешно. У меня, идиота, только что было еще полтора года в запасе. Мы бы к тому времени давно были бы в другом городе, в другой стране, на другой планете. Я не понимаю: что это -западня? Почему никто нас загодя не предупредил? Что за гадостные порядки? Что это за ласковые судьи? Ах, сволочи! Нет, вы подумайте! Освободили досрочно... Нет, это... это... Я буду жаловаться! Я...

Ревшин.

Успокойтесь, голубчик.

Любовь (Ревшину).

Это правда?

Ревшин.

Что -- правда?

Любовь.

Нет -- только не поднимайте бровей. Вы отлично понимаете, о чем я спрашиваю.

Трощейкин.

Интересно знать, кому выгодно это попустительство. (Ревшину.) Что вы молчите? Вы с ним о чем-нибудь?..

Ревшин.

Да.

Любовь.

А он как -- очень изменился?

Трощейкин.

Люба, оставь свои идиотские вопросы. Неужели ты не соображаешь, что теперь будет? Нужно бежать, а бежать не на что и некуда. Какая неожиданность!

Любовь.

Расскажите же.

Трощейкин.

Действительно, что это вы как истукан... Жилы тянете... Ну!

Ревшин.

Одним словом... Вчера около полуночи, так, вероятно, в три четверти одиннадцатого... фу, вру... двенадцатого, я шел к себе из кинематографа на вашей площади и, значит, вот тут, в нескольких шагах от вашего дома, по той стороне, -- знаете, где киоск, -- при свете фонаря, вижу -- и не верю глазам -- стоит с папироской Барбашин.

Трощейкин.

У нас на углу! Очаровательно. Ведь мы, Люба, вчера чуть-чуть не пошли тоже: ах, чудная фильма, ах, "Камера обскура" -- лучшая фильма сезона!.. Вот бы и ахнуло нас по случаю сезона. Дальше!

Ревшин.

Значит, так. Мы в свое время мало встречались, он мог забыть меня... но нет: пронзил взглядом, -- знаете, как он умеет, свысока, насмешливо... и я невольно остановился. Поздоровались. Мне было, конечно, любопытно. Что это, говорю, вы так преждевременно вернулись в наши края?

Любовь.

Неужели вы прямо так его и спросили?

Ревшин.

Смысл, смысл был таков. Я намямлил, сбил несколько приветственных фраз, а сделать вытяжку из них предоставил ему, конечно. Ничего, произвел. Да, говорит, за отличное поведение и по случаю официальных торжеств меня просили очистить казенную квартиру на полтора года раньше. И смотрит на меня: нагло.

Трощейкин.

Хорош гусь! А? Что такое, господа? Где мы? На Корсике? Поощрение вендетты?