Страница 35 из 46
Малов. Вы хотите сказать, что я плохо выполнял свои обязанности?
Следователь. Что вы! Это вовсе не мое дело — давать вам оценку.
Малов. Ну да, пока все гладко — ты хорош, а случись что во всем виноват начальник. Думаете, я не вижу, куда вы клоните?
Следователь. Успокойтесь, ни в чем я вас не виню и никуда не клоню. С чего вы взяли?
Малов. Не надо, я не мальчик, не играйте со мной в кошки-мышки. Так и ждете, на чем бы подловить. Давайте прямо, рубить так рубить.
Следователь. Странный вы, однако… Но будь по-вашему, начнем рубить. Вы, Олег Викторович, как руководитель вверенного вам коллектива, допустили ряд ошибок…
Малов. Позвольте, позвольте…
Следователь. Причем элементарных, и потому их можно квалифицировать как грубейшие, повлиявшие на обстановку в лагере.
Малов. Примеры, доказательства?
Следователь. Будут, сейчас будут. Во-первых, с тем же Полосовым. Совершенно не зная человека, кто он, откуда, с какой целью внедрился в экспедицию…
Малов. Отдел кадров, его направил отдел кадров, у них спрашивайте.
Следователь. И спросим, не сомневайтесь, а вы отвечайте за свои действия. Даже когда он признался, что нанялся к вам, преследуя определенную цель, вы не удосужились…
Малов. Удосужился. Познакомьтесь с моим отчетом. Я вел индивидуальную работу с каждым, в том числе с Полосовым, с ним даже больше. Он приходил ко мне по пятницам, с семи до восьми. Каждый сотрудник знал свой день и час, расписание висело на доске объявлений. График соблюдался безукоснительно.
Следователь. Каждую пятницу?
Малов. Начиная с первой недели, хотя она была неполной. Полосов являлся без напоминаний, в назначенный срок. Другие, случалось, опаздывали, но он — ни разу. Был исключительно точен.
Следователь. Наверное, ничего страшного, если кто и опаздывал. Не на самолет же, не на поезд… Постойте, а в тот день, когда они с Уховым… Кажется, это было в пятницу?
Малов. Вы же сами знаете, что у нас тогда стряслось.
Следователь. Вот видите, а говорите, без ЧП…
22
Из дневника И. К. Монастырской
Малов ворчит: спать дома будете. Без замечаний не может. Я с ним в поле четвертый сезон, не меняется. Исповедует одну веру: Ordnung. Уверен, что без него мы все увязли бы в болоте анархии. От одних наставлений родить можно. Чего стоят его приказы! Ежедневно два-три, по всякому поводу, на все случаи жизни. Чихнул громко или в неположенном месте — приказ, все будут знать, где и как чихать. Увидел, что я ноги сбила, наставлением не ограничился. Нашел в своих запасниках инструкцию по уходу за ногами в походе, вывесил на всеобщее обозрение. Тут же пустил по кругу бегунок: распишись, что с инструкцией ознакомлен.
На доске объявлений среди прочих появился приказ:
тов. Полосов Валентин Андреевич зачислен и пр. Для Малова он — товарищ Полосов, для АСУ — бодрячок, для Ларисы — Валек. А для меня?
Что-то он стал меня слишком уж занимать, с утра в голове. Что же будет дальше? Ну, спасибо вам, Эдуард Павлович, подкинули вы мне заботенку.
Куда это они чуть свет? вероятно, на ледник. Это надолго. Не завидую Валентину. Я бы с АСУ и часа не выдержала.
Время обедать, их нет. Малов на взводе. Вообще-то мы редко садимся за стол в полном составе. Кому надо, уходят на целый день. Разумеется, по договоренности и с сухим пайком. Эти ушли без пайка, к двенадцати обещали вернуться. Сейчас пять второго. Малов достал карманные часы, положил перед собой, рядом с хлебницей. Накаляется, шипит, раз-другой промахнулся ложкой, подбородок в борще. Наши ухмыляются. Я смотрю то на Малова, то на его часы, и жуть берет: схватит он их вместо хлеба и сглотнет сгоряча, даже не заметит, потом искать будет.
Показался АСУ, один. Идет не торопится, посвистывает. В хорошем, значит, настроении. Дурная примета: ему хорошо, когда другим плохо. Малов вырос над столом, онемел. Заготовил, видимо, одни слова, а они оказались не к месту. Надо прежде выяснить, где Полосов.
АСУ улыбается нам улыбкой кота,, только что съевшего мышь. Проходит мимо, вначале к себе в палатку, потом мыть руки. Малов все высится над столом, только головой вертит: куда АСУ, туда и он.
АСУ сменил мелодию, засвистал выходной марш из «Аиды». Встречайте, мол, вашего пропавшего. Точно, показался Валентин. Вид не такой бодрый, как у АСУ, но тоже, можно понять, в настроении. Лицо красное, распаренное. Бедняжка взмок под ящиками.
Малов прячет, не успев проглотить, часы. «Опоздание — час десять. Чтобы в первый и последний раз. И по одному не ходить. Ушли двое — возвращаться в том же составе. Категорически». К вечеру, наверняка, появятся приказ и инструкция.
Лариса мучается какой-то тайной, ждет не дождется, когда уляжемся, чтобы вышептать. Тайны — только шепотом, в шепоте — всегда тайна. Я догадываюсь: опять что-то о Валентине. Он ходил к реке, таскал воду на кухню. Она перехватила на полпути, заговорила. У него вены на руках вздулись, пока решился поставить ведра. Откуда ему знать, что встреча с Ларисой короткой не бывает… Ну, давай выкладывай, что там у тебя, я слушаю.
Ого, действительно новость! Такого у нас еще не было. Дословно Ларису не перескажешь, не хватит бумаги. Она ему расписала, как мы их ждали к обеду, думали уже, не случилось ли что. Ну, он ей и выложил: задержались, потому что выясняли отношения. Словом, между ним и АСУ состоялся мужской разговор. Обошлось без тяжких телесных повреждений: синяки, возможно, будут.
Лариса возбуждена, будто сама дралась. «Ты только никому, слышишь, он это одной мне, не для передачи. До Малова дойдет — такое будет…»
Есть над чем поразмыслить. Он что — задира? Вряд ли. Это АСУ его подогрел, с тем разговаривать можно только так — на кулаках. Но зачем было распинаться перед Ларисой? Не по-мужски как-то. Вот уж не думала, что он трепло. Или оттого, что урод? Спрошу у Эдуарда Павловича.
23
Следователь. К этому мы еще вернемся, Аркадий Степанович. Что вы все-таки имели против Полосова?
Ухов. Перекреститесь! Кто вам такое наплел? Я к нему не против, а за. Из всей нашей шатии, если кто и был стоящий, так это он.
Следователь. Тем не менее в разговоре с ним вы выражений не выбирали.
Ухов. Ну и что? Кто он такой, чтобы стесняться? Говорил, что думал.
Следователь. Но думали не очень-то лестно.
Ухов. А, бросьте! Лестно — не лестно… Чушь собачья. Думаю я всегда одинаково. Вижу, человек начинает из себя кого-то корчить, так и говорю: не корчь, не будь кокетом.
Следователь. Сильно, однако. Можно понять как оскорбление. Есть же другие слова, не обязательно «кокет».
Ухов. Это для ясности, чтобы не сомневался. Скажешь вяло, еще не так поймет, решит, что я его недостаточно хорошо вижу.
Следователь. Что произошло между вами в первый совместный выход на ледник? Вы тогда опоздали к обеду. Вспомните, было это, кажется, пятого июня.
Ухов. Возможно, и пятого. Мусора в голове не держу.
Следователь. Из-за чего вы повздорили? И кто начал — он или вы?
Ухов. Зачем вам все это? Его уже нет, свидетелей не было. Что бы я сейчас ни наговорил, останется в области сплетен. Проверить не сможете, к делу не подошьете. Кстати, откуда вам известно?
Следователь. У вас синяк появился под ухом, все заметили. Полосов рассказал Ларисе Мальцевой, в тот же день.
Ухов. Нет, не мог он, не такой уж он сволота… И что, бахвалился? Вот, мол, какой я герой, ему в ухо съездил?
Следователь. Не бахвалился, просто сказал, что вы повздорили, сцепились.
Ухов. Жаль, что я тогда не знал. Я бы научил его держать язык за зубами. А вы говорите «нелестно думал». Таких к ногтю надо. Я, между прочим, сразу его на мушку взял.