Фартовые деньги

— Вишен небось обожрался! Перевитаминился, поросенок. Ну ничего, просвищется…

Но с желудком, несмотря на страх, у Шпинделя было все в порядке. Если у него где и свистело, так только в ушах, потому что Колька несся с такой скоростью, которой никогда не показывал ни на уроках физкультуры, ни на школьных соревнованиях. Лишь влетев под прикрытие деревьев, Шпиндель ощутил некое успокоение. Неполное, правда, но все же почувствовал себя чуть-чуть уверенней. Главным образом, потому что обнаружил: никто за ним не гонится, не пускает по следу собак и так далее. Поэтому Колька, промчавшись, если мерить по прямой, метров полтораста, позволил себе присесть на какой-то замшелый бугорок, окруженный деревьями, и отдышаться. Дыхалка у него была не больно здоровая — курил много по жизни, а потому запыхался он здорово. Глотая лесной воздух, Шпиндель помаленьку начал соображать, и чем больше его соображалка включалась в работу, тем больше приходило в голову утешительных и даже успокоительных мыслей.

Во-первых, Нинка-садистка, в принципе, еще на острове могла с ними расправиться окончательно. У нее и пистолеты были, и нож, и топорик — что хошь могла с ними сделать. Но не сделала, удовлетворившись тем, что хоть и было больно, но особой опасности для жизни не представляло. Во-вторых, она отобрала у Епихи и Шпинделя кастрюльку с деньгами и, должно быть, доставила все эти 600 тысяч баксов тем, кому они были нужны. Иначе ее самое крутые не пощадили бы. То есть по финансовой части к Епихе и Шпинделю у нее не могло быть больше претензий. Наоборот, у них могли быть претензии, потому что она у них забрала рюкзачок, топорик, лопату да еще и сапоги со Шпинделя сняла, зараза. Скороварку тоже уперла и не вернула. В-третьих, если они с Олегом Федоровичем и впрямь из одной конторы, то еще до того, как Епиха и Шпиндель все про себя рассказали, старичок должен был все про них знать. Может, его и вовсе на островок Нинка послала, усовестившись тем, что бросила там выпоротых пацанов мучиться от комариных укусов и холода?

Однако возвращаться в избу Шпиндель не спешил, все-таки боязно было. Наверное, надо было бы с Епихой для начала посоветоваться, но только где он, этот Епиха? Куда они с Юлькой уползли? Ясно ведь, опять трахаются где-то… Даже если найдешь, то прежде чем объяснишь, что и как, надают по шее.

Поэтому Шпиндель еще немного посидел на бугорочке. Сперва он прохлады не ощущал, потому как разогрелся на бегу, но попозже очень даже почуял. К тому же комары стали до него добираться — от того места, где он ошивался, до речки было с полста метров. В общем, Колька все же решил выбираться из леса. Солнце уже закатилось, только золотистая полоска еще светилась над верхушками деревьев. Ясно, что здесь сидючи, ничего хорошего не высидишь, кроме простуды. Кроме того, Шпиндель очень вовремя вспомнил, что у Механика есть обычай спускать на ночь собак. А Казбек и Лайма все еще не признали их с Епихой за своих. Епихе-то в сопровождении Юльки ничего, а ему разгуливать в одиночку нежелательно. Тем более — в одних трусах. Ежели б был в штанах, так собаки сперва их бы порвали, а уж потом до него непосредственно добрались. А тут сразу за голое тяпнут…

Итак, Шпиндель вышел из леса и не спеша двинулся к избе, точнее, для начала к гаражу-конюшне и примыкавшей к ней мастерской.

Шел он туда в сумерках, которые все плотнее сгущались, а потому старался посматривать себе под ноги. Поблизости от гаража и мастерской, как он знал, в траве валялось много ржавых гвоздей, кусков жести и прочих предметов, которыми можно было поранить ногу.

Добравшись до угла экс-конюшни, где был какой-то бугор, густо заросший лопухами и прочим бурьяном — должно быть, образовавшийся в древности из конского навоза, — Шпиндель испытал легкую физиологическую нужду и справедливо решил, что ее можно исполнить и здесь, не добегая до туалета.

Зачем и почему Шпинделю понадобилось ради исполнения нужды взбираться на самый верх бугра — фиг поймешь. Шестнадцатилетним вообще свойственно поступать вне всякой логики. Лично для себя Шпиндель (который в принципе уже совсем успокоился и не ждал особой беды от появления здесь Нинки-садистки) объяснил бы свое восхождение небольшим научным экспериментом. Ему захотелось выяснить, на какое максимальное расстояние он может пописать с этого бугра. Почему-то ему показалось, что дальше всего это удастся сделать с самой высшей точки бугра. Конечно, если бы на бугре росла крапива, Колька на такой эксперимент бы не пошел. Во-первых, потому, что она стрекается, а во-вторых, потому, что высокая и мешает траектории. Но на бугре росли только безобидные лопухи и прочие неколючие растения высотой примерно до колен Шпинделя.

В общем, Шпиндель взобрался на высшую точку бугра, находившуюся на уровне двух с половиной метров над окружающей почвой, достал прибор и стал поливать окрестности, с удовлетворением отмечая, что радиус действия струи превышает все известные ему результаты в этом виде спорта. Однако, когда запас жидкости иссяк и Шпиндель с чувством исполненного долга уже собрался спуститься вниз и продолжить путь к дому, произошло нечто непредвиденное.

Непосредственно под ногами Шпинделя что-то глухо хряпнуло, зловеще зашуршало, почва как бы ушла из-под ног, и в следующее мгновение Колька, успев только испуганно пискнуть, вместе с потоком осыпавшегося грунта провалился в невесть откуда взявшуюся воронку…

ТАИНСТВЕННЫЙ СТОН

Вообще-то в вечерней тиши, окружавшей лесной хутор, шум этого обвала был хорошо слышен. Даже некоторое сотрясение почвы почувствовалось, и довольно-таки заметное. Но в избе, где находилась основная часть публики, на него не обратили внимания, потому что Механик — а он после нескольких подрывов в Афгане был туговат на ухо — успокоил всех словами:

— Дерево в лесу повалилось… Сгнило на корню, да и бухнулось.

Собаки малость погавкали, но перестали довольно быстро. После этого все продолжили чаепитие, организованное Райкой, во время которого особо серьезных тем не затрагивали.

Гораздо серьезнее к этому делу отнеслись на чердаке конюшни-гаража. Во-первых, потому что от них до места происшествия было гораздо ближе, а во-вторых, потому что Епиха и Юлька давно прислушивались к передвижениям Шпинделя.

Конечно, Шпиндель был прав: они залезли на чердак, чтоб малость побеситься. Там, на конюшенном чердаке, специально для этих целей имелся тюфячок, набитый сеном. Задолго до Епихи его притащил сюда Механик, который иногда приводил сюда Юльку или Райку. Как правило, почему-то по одиночке, должно быть, тогда, когда у одной из красавиц наступали те самые «критические дни», о которых по телевизору говорят, а другая была на что-то пригодна.

В общем, Юлька на сей раз особо не экспериментировала, а улеглась на спинку и позволила Епихе поработать самым обычным образом. А потом, когда дело было сделано, они даже вздремнули немножко и проспали в аккурат до того момента, когда к мастерской, находившейся неподалеку от гаража, прибуксировали поломанный «жигуль» Шуры Казана. Базар, сопровождавший ремонтные работы, был им хорошо слышен. Но когда Епиха услышал среди других голосов Нинкин, он сперва не поверил своим ушам.

Потом прислушался: нет, что-то уж очень похоже! У него этот голос был крепко записан в памяти, даже, можно сказать, на заднице, где Нинка свое клеймо поставила сигаретой. Поэтому, отлипнув от Юльки, что-то сердито проворчавшей спросонок, Епиха осторожно слез с чердака и незаметно для всех заглянул в мастерскую. Точно, она!

В отличие от Шпинделя, который разглядел Нинку примерно через час после этого, Епиха повел себя более благоразумно и никуда убегать не стал. Во-первых, потому что подумал, будто баба эта сюда случайно заехала и через час-другой уберется, а во-вторых, потому что ему хотелось для начала с Юлькой проконсультироваться.

— Ты куда носился-то? — недовольно произнесла партнерша, когда Епиха вновь вскарабкался на чердак.

— Да так… — Епиха хотел соврать, что пописать бегал, но тут Юлька сама услышала незнакомый женский голос.