Фартовые деньги

В общем, Казан поначалу никаких конкретных планов об изменении маршрута не строил. Просто решил поглядеть карту и прикинуть, куда можно в течение суток доехать от Кудрина за Снороть. Вытащив эту карту здоровой рукой из бардачка, Шура разложил карту на коленях, вперил в нее глаза и совсем не смотрел на Нинку, которая сидела за баранкой.

На карте никаких проезжих дорог, ведущих в ту сторону, до поворота на Московское шоссе, не значилось. Однако если пилить до поворота сорок верст, имея в качестве транспорта тяжелогруженный воз, который вряд ли двигался быстрее хорошего пешехода, то есть со скоростью, не превышающей пять километров в час, то Орел с братвой потерял бы на это дело треть суток. А ему еще надо было пересечь Московское шоссе, выбраться на Лузинское, доехать до моста через Снороть и потом по каким-то просекам добираться до хутора. Получалась, выражаясь языком Президента, «загогулина» еще в 120–150 километров. К тому же действие происходило в зоне, объявленной на военном положении, то есть где на дорогах запросто можно было бы нарваться на разъезды или патрули красных, которые, даже если у Орла уже был какой-нибудь мандат от Ермолаева, все равно для порядку обшмонали бы воз. Кроме того, могли на дороге попасться и бывшие сподвижники, с которыми тоже нежелательно было встречаться и затевать разборки.

Поэтому Казан сразу сообразил, что Орел поехал какой-то своей, малоизвестной, дорогой, которая, возможно, на нынешней карте не значится потому, что уже давным-давно заросла лесом.

Наверное, после этого он плюнул бы на все это бессмысленное занятие, запихнул карту в бардачок и больше не вспоминал о Батином рассказе. Но все случилось иначе. И виной тому опять оказалась Нинка.

Ей с каждой минутой все меньше нравилось это путешествие. Она-то, после того как Казан ее с собой позвал, вовсе не рассчитывала, что он всю ночь будет с дедом болтать, в три часа, уже почти засветло, спать уляжется, а утром, едва проснувшись, погонит дальше ехать. Хоть бы потискал немножко, для приличия. В конце концов, если не поднимается, так сказал бы пару добрых слов, которые и кошке приятны… Нет же, сидит насупившись, как сыч, на нее и глаз не поворачивает, карту смотрит, с понтом дела, будто дороги не знает. Может, она ему уже разонравилась? Вчера одно, сегодня другое. Может, она ему просто как шофер потребовалась? Или просто для отмаза от ментов — жена мужа в Москву лечиться везет…

В общем, Нинка решила, что ей пора обратить на себя Шурино внимание. Только как это сделать? Сказать пару ласковых? Но можно не в кассу попасть и только хуже сделать. Все-таки Казан не мальчик-ботаник, он возьмет да и вмажет по роже, благо правая рука не ранена. Ходи потом с синяком, а то и не с одним…

Решение пришло как-то само собой. Проселок вошел в лес, и справа неожиданно появилась какая-то узкая, колдобистая и замшелая дорожка, уводящая в глубь леса. Нинка взяла да и свернула на нее.

Вообще-то идея у нее была простая. Отъехать от проселка метров на сто, а потом остановиться. Ну и, проявив активность, раскочегарить Шурика. Неужто откажется побалдеть на природе?! На сиденьях поваляться или прямо на травке в кустиках… «Во мху я по колено», так сказать.

Казан действительно встрепенулся, но вовсе не потому, что сразу сообразил, зачем это Нинка от намеченного маршрута отклоняется.

— Ты откуда эту дорогу знаешь? — спросил он встревоженно. — Подслушивала вчера?

Глаза у Казана так отчаянно блеснули, что экс-«лохотронщица» аж перепугалась и нажала на тормоз:

— Ничего я не подслушивала! — забормотала она торопливо. — И дорогу эту я не знаю… А куда она ведет?

— На хрен тогда поворачивала? — подозрительно спросил Шура.

— Да потрахаться с тобой, дураком, хотела! — взвыла Нинка, опасаясь, что Казан ее тут и прирежет.

Но Шура резать ее не стал, а просто расхохотался.

— Во! — постучал он себя по лбу. — Я точно дурак! Вчера небось дожидалась, не спала?

— Вчера-то спала, — осторожно сообщила Нинка, — но ждала, что разбудишь… Хоть утречком.

— Понятно, — улыбнулся Шура. — Давай еще чуть подальше проедем? А то от дороги нас видно.

— Как скажешь, Шуринька…

И Нинка покатила дальше. Дорожка была узенькая, ветки по стеклам скребли, ухабов немеряно, наверно, можно было и не забираться так глубоко. Но Нинка уже сообразила, что Шуре эта дорожка зачем-то очень нужна. И не решалась останавливаться, хотя они заехали уже не меньше, чем на километр. Однако Казан не торопился давать команду «стоп». Он вновь поглядывал на карту, на солнце, чего-то прикидывал… Нет, похоже, Нинка его сейчас совсем не интересовала. Во всяком случае, намного меньше, чем эта дорожка, на которую она его завезла.

— Ладно, — сказал Казан неожиданно, — глуши тачку. Пойдем прогуляемся…

Честно говоря, Нинка вылезала из машины с опаской, даже, пожалуй, с настоящим страхом в душе. Ей вдруг взбрело в голову, что, выехав на эту дорожку, она невзначай проникла в какую-то жуткую тайну Казана, которую не должна была узнать, и теперь Шура ее собирается приколоть тут, в лесу, по-тихому.

Но Шура, вопреки ее мрачным предчувствиям, нежно обнял Нинкину сдобную талию здоровой рукой и прошептал:

— Скорей бы от гипса отделаться! А то и ухватиться за тебя не могу как следует…

— Ничего, — сказала Нинка, жутко радуясь, что ошиблась, — у меня-то обе целы, обниму как надо.

И, ласково обвив Казана, тесно прижалась к нему всем телом. Опять спаялись вместе губы, сбилось дыхание, теплые волны заходили в головах и душах. А лесной аромат — хвойный, смолистый, с какими-то травами в придачу — хмелил и пьянил. Так на что-то сумасшедшее и подбивал, и подначивал — даже комарики, которые кое-где попискивали, не мешали.

Нинка разжала объятия, схватила Шуру за здоровую руку и потянула в кусты. Заскочила в промежуток между стволами деревьев, покрытый пушистым мхом, одним рывком сдернула платье через голову, ловко освободилась от всего остального и опустилась на колени. А потом еще и нагнулась…

Наверно, Шуре тяжеловато было, как говорится, «переходить в партер». Все-таки и бок, и бедро еще не зажили. Но он все-таки сумел встать на колени у нее за спиной. И тут Нинка неожиданно ощутила, как Казан наклоняется и целует ее сперва в одну половинку, потом в другую, потом еще несколько раз…

Что только с Нинкиной задницей в разные времена не делали: и щипали, и кусали, и тискали, и шлепали, и даже пороли по-настоящему, но целовали так нежно — в первый раз! От этих поцелуев на нее, и без того уже возбужденную, и вовсе бахмур находить начал.

А Казан не торопился, он еще и еще целовал и гладил Нинкины телеса, скользил действующей ладонью по бокам, спине, животу и грудям, по бедрам и ляжкам, словно бы этой руке было поручено работать и за себя, и за раненую руку тоже.

Ну а потом он все-таки задвинул Нинке снизу вверх, и дальше все пошло более-менее обычным для нее образом…

Когда мероприятие было завершено, Нинка, уже одеваясь, заметила:

— Шурик, а ведь нам на этой тропке не развернуться будет! Километр задним ходом переть придется.

— Мы прямо поедем, — ответил Казан. — До тех пор, пока не упремся.

Нинка хотела спросить, а что будет дальше, но не решилась. К тому же сейчас ей было все равно, куда ехать, лишь бы с Шуриком.

Путешествие по просеке продолжалось еще не меньше часа. В нескольких местах еле-еле протискивались через кусты, в одном месте едва не завязли, переезжая ручей, но все-таки в конце концов выехали на опушку леса и оказались на относительно приличной дороге, идущей по краю поля, засеянного кукурузой. «Царица полей» подросла еще не шибко, но все же из-за ее двухметровых стеблей трудно было разглядеть, что находится на другой стороне.

— Налево поедем, — решил Шура после того, как в очередной раз поглядел на карту и посмотрел на солнце. Нинка послушно повернула баранку, и «шестерка» покатила по грунтовке. Слева тянулся лес, справа — кукурузные заросли. И эдак проехали еще километр, после чего дорога отвернула от леса вправо. Теперь кукуруза качалась с обеих сторон. Еще километр — и полевая дорога вывела на асфальтированное шоссе. А по этому шоссе как раз в это время мимо «шестерки» проехал автобус с табличкой «Автовокзал — Лузино».