Фартовые деньги

Лешка молчал. Стыдно было сознаться, сказав правду, а вранья никакого на лету придумать не смог.

— Да чего ты рычишь на него? — успокаивающе сказала Райка с усмешкой. — Интересно ему стало, как мы развратом занимаемся. Стрелять его за это, что ли?

— А по-моему, он подосланный! — с нарочитой убежденностью произнесла Юлька, хотя тоже прекрасно понимала причины Епихиного проникновения на чердак. — Врагами трудового народа…

— Попрошу без версий! — прорычал Механик, убирая пистолет под матрас. — Ждем ответа, гражданин Епифанов Алексей! На кого работаете, какое задание имеете?! Отвечайте! Чистосердечное признание зачтется!

Епиха испугался еще больше, поскольку принял утверждение Юльки и слова Механика за чистую монету. Его даже дрожь пробила, и он жалобно пролепетал самым детским голоском — так даже Шпиндель ныть не умел:

— Никем я не подосланный, дедушка Олег! Я это… Подсматривал просто, как вы это самое… Простите, я больше не буду!

— Тебе сколько лет? — не меняя сурового тона, произнес Механик.

— Ш-шестнадцать… — с трудом выдавил Епиха.

— Пора бы уж понимать кое-что! — продолжил воспитательную работу Еремин. — Например, что нравственно, а что нет!

Юлька не выдержала и прыснула. Райка тоже улыбнулась и хмыкнула:

— Пошел-поехал, трепло! Лекции о моральном облике читать… При голых бабах!

— Не понял юмора, товарищи! — Механик припомнил, как когда-то проводил комсомольские собрания в роте, будучи комсоргом еще во времена срочной службы. — Налицо факт нравственного проступка, не совместимого со званием молодого строителя… хм!… капиталистического общества. И мы, как старшие товарищи, не можем проходить мимо. Надо строго указать товарищу Епифанову на его аморальное поведение и принять меры к недопущению впредь ничего подобного. Какие будут предложения? Прошу высказываться.

Бабы, глядя на напыжившуюся мордашку Механика, не могли удержаться от хохота. Только тут Епиха понял, что ничего серьезного ему не грозит и публика над ним попросту подтрунивает.

— Разрешите мне, товарищ Еремин? — чинно подняла руку Юлька, которая успела немного побыть комсомолкой в школьные годы. — Я, как передовая доярка и свинарка, курятница и огородница, прямо-таки балдею… то есть глубоко возмущена аморальным и похабным поведением Алексея Епифанова. В то время, как весь бывший великий советский народ, понимаешь, вкалывает ни за хрен собачий и надрывает пуп для построения рыночной экономики, когда вы, дорогой и глубоко-глубокоуважаемый Олег Федорович, взяв на себя повышенные обязательства, не жалея своего драгоценного здоровья, перевыполняете план по обслуживанию двух баб одновременно, находятся отдельные мелкие засранцы, которые стоят в стороне от этого процесса. Хотя вполне могли бы принять в нем участие и оказать посильную помощь, они ограничиваются тем, что подло подсматривают из-за угла и дергают себя за конец, разбазаривая семенной фонд. Заклеймим их позором и нехорошими словами!

— А какие конкретные предложения? — на лице Механика промелькнула уже не наигранная серьезность. Юлька эту серьезность заметила и сказала, положив руку ему на плечо:

— Можно и конкретные, — Юлька перестала кривляться. — Помнишь, Еремочка, как ты весной Раису привез?

— Помню.

— Ты тогда очень убедительно доказывал, что нам надо втроем жить, чтоб все было вокруг колхозное и не было никаких лишних завистей и упреков? Было такое?

— Было… — Механик понял, что Юлька говорит на полном серьезе, и уже знал, какие она выводы собирается сделать.

— Так вот, — сказала Юлька, переворачивая на спину притихшего Епиху и проводя ладошкой по его грудным мышцам. — Я именно сейчас поняла, как ты тогда прав был. Я думаю, нам в компании четвертый не помешает.

— Ой, — произнесла Райка изумленно, — что ты мелешь-то? У него ж молоко на губах не обсохло. Он мне в сыночки годится…

— Я Ереме тоже в дочки гожусь — и ничего, притерпелась! А потом, тебя с ним никто насильно класть не будет.

Механику не очень понравилось это самое — «притерпелась», хотя он понимал, что, наверно, по большому счету это достаточно точное выражение. И вообще от этого Юлькиного предложения он в восторг не пришел. Ревность возникла, самая настоящая. Если б Райка такое выступление произнесла, он, наверно, ничего против не имел. Весной он вполне спокойно отнесся к ее баловству с транссексуалом Женей и мог бы без скрипа подарить ей не только одного, но и обоих пацанят сразу. Пусть учатся у этой секс-инструкторши. Но Райка ничего такого не просила. А вот у Юльки прорезалось… Значит, ни фига она не утрясла в душе Райкино появление, и даже три месяца, прожитые втроем, так и не затерли ранку на сердечке. Вот она теперь и платит ему маленьким, но ядовитым укусом. Неприятно, но она права. И Механик постарался сделать как можно более равнодушный и рассудительный вид.

— Мысль правильная, гражданка Громова. Назначаетесь старшей пионервожатой, — сказал он, — будете нести ответственность за обучение и воспитание молодого поколения. Хочу напомнить, что пацанов двое, и один сейчас мирно дрыхнет на печке. Может, сходите и приведете для компании?

— Еще один дурак нашелся! — простодушная Райка не уловила злого сарказма Еремина. — Этот-то еще хоть ростом вышел, а тот совсем детеныш! Да за растление малолетних статья есть!

— Ужас какой! К нашим маленьким 105-м, да еще 134-ю — это ж вообще из тюрьмы не выйдешь! — иронически сказала Юлька, здорово подзубрившая УК-97, который им «для общего развития» привез из города Ларев. — Но сегодня я Николку будить не буду. Мне одного Лешеньки хватит… Такой хорошенький!

— Может, я лучше уйду, а? — испуганно поглядывая на мрачноватого Механика и явно побаиваясь его гнева, пробормотал Епиха.

— Нет, — сказал Механик, который как раз в этот момент подумал, будто Юлька попросту издевается и шутки шутит. — Если уж пришел, то назад ни шагу. Видишь, как ты моим бабам понравился? Молоденький, чистенький, а я развалина старая, меня в утильсырье и то не примут. Кому я такой нужен?!

— Да что ты болтаешь! — с неожиданным пылом вскричала Райка. — Какой ты утиль! Просто бородищу отрастил да одеваешься как старик… Мне ты нужен, мне!

И, обхватив Механика за плечи, легко, как пушинку, утянула к себе и, будто дитя малое, усадила на пышные колени. Олег жадно обнял Райку и прижался к ее гладким, мягким телесам. Приятно, слов нет. Эта баба за несколько месяцев странноватой и даже страшной жизни тоже стала родной и близкой, но все же Юлька — это Юлька… Мелькнула у Механика жестокая, но вполне логичная для его исковерканной психики мысль: а не всадить ли этому пацаненку пулю в башку? А потом и Юльке, заразе, напомнить, что он ее еще зимой прирезать должен был. Выдернуть из-под подушки кастет с выдвижным лезвием и искромсать ее на куски!

Но это только на секунду-другую в башке удержалось. Тормоза у Еремина все еще работали. Не маньяк же он, в самом деле! Чем этот мальчишка виноват? Тем, что подсмотреть решил? Так это по молодости лет дело вполне простительное. Механик сам, когда таким же поросенком был, тоже подглядывать ползал. И как девки голышом купаются, и как взрослые парни с девками по сараям кувыркаются. Ну а в данном случае они сами виноваты, надо было лестницу на чердак поднять и люк закрыть. И не услышал бы этот Епиха, и не полез бы…

С Юлькой, конечно, намного сложнее. Там такой клубок намотался — хрен распутаешь! Есаул, царствие ему небесное, на память приходил. Она ведь навела, паскудница! А живет после этого уже полгода и греется при нем, Механике, как кошка. Хорошеет даже помаленьку. И этот, щенок московский, Никита, которого весной запросто можно было завалить, тоже живет где-то. Почему? Да потому, что Анютка Белкина его пожалела. Сестрица двоюродная этой кобылы. Сейчас, летом, Механик, когда увидел их рядом, еще раз убедился, насколько они похожи. И обе его родную, законную дочку Лидуську напоминают… Ну что за жизнь, блин, прости Господи!

Механик аж зубами скрипнул от того, что не мог по жизни ничего переиграть, и чуточку дернулся в мягких, но прочных объятиях Райки.