Страница 52 из 61
Помимо всего прочего, мы с мужем по-прежнему находились в патовой ситуации относительно моей семьи — равно как и его собственной.
— Готова? — спросил он.
Я слышала, что он улыбался.
— Да! Хотя необязательно всё время мне что-то дарить.
— Я же сказал, что подарю тебе весь мир. — И что освободит меня.
За этот месяц Дмитрий сексуально меня освободил. Ему требовался контроль, а я поняла, что освобождаюсь, подчиняясь…
— И кому-то же надо тратить наши деньги, раз ты это делать отказываешься, — со вздохом добавил он.
Я споткнулась, но он меня подхватил.
— Неужели ты правда это сказал? — Во время диванного шопинга я, наконец, расслабилась, погрузилась в мечты и ощутила всю мощь богатства.
Я перевела огромный денежный взнос от имени бабушки в общество ветеранов. Мой дедушка — любовь всей её жизни, был пилотом, чей самолёт разбился, когда бабушка была беременна мамой.
Я установила стипендии для молодых дизайнеров, потому что всегда хотела чего-то подобного для себя.
Я сделала щедрые переводы детским приютам, помня о Бенжи (и Дмитрии)…
— Пришли, — он начал развязывать шарф. — Но сначала я скажу то, что никогда не думал произнести: «Поздравляю с месяцем со дня свадьбы, dorogaya zhena», — он снял повязку.
Я недоверчиво моргала.
Передо мной была огромная дизайн-студия одежды с манекенами, стойками и тремя новыми швейными машинками. Одну стену занимали стеллажи для катушек, портновских метров и ножниц. Вдоль другой располагались рулоны дорогой ткани. Четвёртая стена была пустой. Там я смогу развесить эскизы!
— До этого момента… я не думала, что понимаю смысл слова «восторг», — пробормотала я. Подошла к раскройному столу, проведя пальцами по столешнице. Потом зависла у самой современной швейной машинки из виденных мною. Изучила ассортимент тканей, радугу оттенков и рисунков.
Мне хотелось исследовать абсолютно всё, но, как обычно, мой взгляд возвращался к Дмитрию. Я подбежала к нему.
— Ты самый лучший муж на свете! — о, я видела, что ему было приятно. — Никто никогда не дарил мне ничего более замечательного. — Я поднялась на цыпочки, чтобы его поцеловать. — Откуда ты знал, что купить?
— Я посоветовался с главным дизайнером в Шанель.
Я хихикнула, а потом поняла, что он серьёзен.
— Это не шутка?
— Нет, любимая. Не шутка.
— Как ты организовал всё так быстро?
— Курьерская экспресс-доставка. — Его стандартный ответ. — Покажу тебе своё любимое место здесь, — сказал он. — Тач-скрин. — Пустая стена вдруг засветилась, превратившись в десятиметровый компьютерный экран с иконками различных программ для дизайна!
По резкому взмаху его руки изображение сменилось, уступив место огромной канве.
— Вот, — он достал из кармана и вручил мне стилус. — Можешь зарисовывать и сохранять свои идеи. Отображаемая линия может быть разного размера и толщины. Здесь также можно установить тень.
Я нерешительно изобразила пару линий, а затем, осмелев, добавила базовую основу платья.
— А, чтоб меня. «Теперь мы готовим на газовой плите».
— Я… правда?
— Это образное выражение, — рассеянно ответила я, добавляя рисунку контрастности. Быстро разобравшись, как менять цвета, я принялась зарисовывать засевшую в голове идею.
Закончив основной набросок, я отступила назад, чтобы критически осмотреть эскиз, и лишь потом с беспокойством заметила, какая установилась в комнате тишина. Я повернулась к Дмитрию.
Он сидел, уперев локти в колени, жадно за мной наблюдая. И у него был стояк. Мой муж очаровательно пожал плечами, как бы говоря «ничего не могу с собой поделать».
— Ты совершенно неотразима, когда творишь.
Отложив стилус, я продефилировала к нему.
— Хочу наблюдать за тобой всякий раз, когда ты будешь работать в студии, — хрипло произнёс он. — Так что беру свои слова назад. Мое самое любимое место — этот диван.
Мой взгляд прикипел к его гордому лицу. За этот месяц он каким-то образом стал ещё красивее. Глаза блестели удовлетворением, тело готовилось меня ублажать.
И всё равно я чувствовала грусть. Дмитрий Севастьянов был слишком чутким, слишком внимательным и умным, и сексуальным и заботливым. Он был слишком…
Идеальным.
Этот подарок оказался последней каплей. Вся эта жизнь переполнила чашу.
Перед этим я позвонила Кэрин из туалета в прибрежной сувенирной лавке, словив, похоже, паническую атаку.
— Я едва могу дышать.
— Собираешься ему признаться?
— Разве я могу так рисковать? — Я бы ни за что ей не рассказала, что было у него в прошлом, так что вряд ли сестра поймёт, как сильно моё предательство ранит Дмитрия. — Что будет, если я его потеряю?
— Справишься с этим и станешь жить дальше, — сказала она отсутствующим тоном.
Бедная моя сестра.
— Может, ты ему так дорога, что он сможет тебя простить.
— Сможет всех нас простить. — Я по-прежнему понятия не имела, кто вызвал Бретта ко мне домой, чтобы заставить Дмитрия ревновать.
— Милая, месяц прошёл. Надо что-то решать.
Она была права. Телефонные разговоры с моей шайкой были чем-то вроде пластыря на незаживающей ране в груди. Слышать, как смеётся Кэш…
И пока я дожидалась разрешения этой дилеммы, дни продолжали ускользать…
— Вика? — Дмитрий стоял, глядя на меня в упор, явно пытаясь разгадать мои мысли.
Я подняла на него взгляд. Не хотела бы я любить того, кто в конечном счёте причинит мне боль — или пострадает от меня; однако же сейчас я сама находилась в полушаге от того, чтобы по уши влюбиться в Дмитрия.
И снова мне казалось, что я задыхаюсь. В страхе, на нервах я могла представить любой вариант развития событий, кроме одного: мы с Дмитрием будем жить долго и счастливо.
С судьбой нельзя смухлевать.
Взыграл инстинкт самосохранения: если он меня бросит, мне конец, стану жалким подобием самой себя, бесконечно вспоминая то, что когда-то имела.
Я отступила на шаг — аферистка во мне почуяла самую большую ловушку из всех — и пробормотала:
— Я… э-э-э, мне надо позвонить.
— Ты снова это делаешь. Чем больше я пытаюсь тебя порадовать, тем сильнее ты отдаляешься. Объясни. Мне. Почему.
Мне был нужен всего лишь короткий перерыв. Я заставила себя развернуться и пойти к двери.
Что-то надо решать.
Я почти уже вышла в коридор, когда он развернул меня, схватив за руку. Подняв голову, я увидела его яростное лицо, бешеные глаза.
— Ты никуда не пойдёшь.
— Всего на минутку…
— Чёрт возьми, я не могу тебя понять! Если не считать тех случаев, когда я тебя ублажаю. — Он сжал в кулаке край моего платья. — Вот тогда ты позволяешь мне видеть всё. — С воплем он сорвал с меня одежду. Я сглотнула, потрясённая внезапной мощью эмоций — его и моих. — Вот тогда ты ничего не скрываешь!
— Дмитрий, погоди!
На пол к платью отправились лифчик и трусики.
Я вскрикнула, когда он подхватил меня на руки, прижав горячие ладони к попке. Бурлящие в нём эмоции, должно быть, меня напугали; ноги обхватили его талию, руки оплели шею, его рубашка царапнула напряженные соски.
Когда он рывком расстегнул ремень и стянул брюки вниз, моя киска уже стала влажной.
— Женщина, ты сводишь меня с ума. — Он насаживал меня на член, вздрагивая с каждым проталкиваемым сантиметром. — Боже, Виктория!
Я застонала, принимая его.
Прижав к стене, он яростно меня целовал. Но его бёдра не двигались.
Не прерывая поцелуй, он стянул с себя рубашку. Его обнажённая грудь скользила по моей коже, язык двигался так, словно трахал мой рот. Но он по-прежнему не сделал ни одного толчка.
Как он вообще справляется с этим первобытным инстинктом? Его член во мне, но он всё равно сдерживается, заставляя меня умирать от желания.
Он явно делал это намеренно.
Прервав поцелуй, он провёл губами по моей шее.
— Ты отстраняешься от меня, — хрипло произнёс он мне на ухо. — Не надо.