Убийца благой вести

Мелконян Агоп

Убийца благой вести

Агоп МЕЛКОНЯН

(Болгария)

УБИЙЦА БЛАГОЙ ВЕСТИ

Перевел с болгарского Евгений В. ХАРИТОНОВ

В зале стихли все звуки, когда Одноглазый заговорил: - Бог свидетель, ваша светлость, то был отличный денек! Самое время для охоты. - Он откашлялся, прочищая горло. - В то утро я проснулся и понял: сегодня будет добыча. Хорошая добыча! Мои ноздри уже щекотал запах запеченного мяса. Я взял арбалет и... - Не зарегистрированный в префектуре, между прочим. Так ведь? - подал голос Судья. - Ну... в общем так, конечно. Но, ваша светлость, вы же понимаете: мне нужно кормить своих детей, а их у меня - семеро. Семь голодных ртов! Как же без арбалета? - он снова закашлял. - Посудите сами: разве может голодный быть прилежным гражданином? Вот то-то и оно. Однако лицо Судьи осталось непроницаемым, и Одноглазый, не дождавшись ответа, продолжил свой рассказ: - Я отправился в горы, к Оленьему озеру. Здесь часто гнездятся птицы, возвращаясь с юга. Очень хорошее место для охоты... - Но ведь это же - частная территория! - Знаю, ваша светлость. Но, простите, перспектива голодной смерти меня не слишком вдохновляет. Он помолчал. - Я шел вдоль пастбища, когда заметил незнакомца. Обычный бедняк, навроде меня. Но не из местных, прежде его я не видал. Так вот, он колол дрова, явно намереваясь развести костер... - Он был один? - перебил Судья. - Нет, с ним была беременная женщина. Я это понял сразу, по лицу: знаете, у беременных женщин оно бледное и... беспокойное, что ли. Только это, знаете, беспокойство особого рода... - Не отвлекайся. - сухо оборвал Судья. - Ну так вот, я хотел-было подойти к этой парочке, но не успел сделать и нескольких шагов, как на пастбище легла тень... Тень здоровущей такой птицы! Я таких сроду не видывал! Она пролетела прямо надо мной и устремилась прямиком к хрустальной глади озера. Не долго думая, я направился в ту сторону. Такой шанс упускать - грех, вот что я вам скажу. Я, ваша светлость, отличный охотник. Никто и ничто не убежит от меня, и не скроется. - Это вопиюще! Ты нагло попираешь все законы: незарегистрированное оружие, проникновение на частную территорию, наконец, охота на птиц... Знаешь ли ты, что в это время года запрещается... - Знаю, знаю. Сколько же вам говорить, что виной всему проклятущий голод?! А видели бы вы эту птицу! Отменный, аппетитнейший экземпляр! Красавец! Огромные крылья, такие белые-белые... Абсолютно белые, до неправдоподобия, будто никогда их не касалась грязь... И такой уверенный в себе, - он даже не попытался укрыться в кустарнике, весь был, как на ладони: величественный красавец, любующийся своими не столь прекрасными собратьями. О, то было восхитительнейшее зрелище, ваша светлость! - И что случилось потом? - Мой нос снова стал раздирать этот запах. - Какой запах? - Запах запеченного мяса. Зарождаясь где-то в мозгу, он овладевал всем моим существом. И я не смог ему противиться, - он был явно сильнее меня. Это уж точно! А у меня ведь семеро детишек, ваша светлость, уже больше месяца в их бедных ротиках не было ни кусочка мяса... И тогда я вложил в арбалет самую острую стрелу и направил оружие на птицу. И тут она взмахнула своими огромными крыльями. О, какой это был чудесный экземпляр! Божественный, истину говорю! Но не взлетела. Стрела скользнула, устремляясь точно к цели, будто сам Бог ее направлял... Я не промахнулся. Точнехонько - в голову. И вот тут... Птица обернулась ко мне. Да-да, она смотрела на меня! Я таких голов никогда не видел у птиц. - Что же такого особенного в ней? - Не знаю, как объяснить... Таких голов у птиц не бывает. Но главное - это глаза! Она смотрела на меня и... плакала! А из раны в голове сочилась красная кровь... - И что ты сделал потом? - Я бедный, голодный человек, ваша светлость. Но не жестокий. Я не хотел продлевать мучения этого существа. Я вложил в арбалет вторую стрелу. - И после? Говори же! - Вторая стрела пронзила грудь. И тут птица расправила крылья и начала отчаянно бить ими по воде... И вода обращалась грязью, и взметалась грязь к небу. И темно стало вокруг, а молнии рвали небо в клочья! Земля подо мной задрожала, я едва устоял на ногах. О, ваша светлость, большего страха я вжисть не испытывал! Я так перепугался, что бросил даже арбалет. И кинулся что было мочи бежать. Прочь, от этого страшного места! Я заметил, что над пастбищем, где я прежде видел тех бедняков, небо оставалось вроде как чистым, а потому думал обрести там убежище... Какое-то время Судья молчал, нервно покусывая губы. - Когда это произошло? - О, я хорошо помню тот день, ваша светлость. Это было двадцать пятого марта. - О Боже! - прошептал Судья, и этот нервный шепет упал в тишину зала, подобно молоту. И вдруг Судья вскочил, губы его дрожали: Знаешь ли ты, что означает этот день, безумец?! - Нет, ваша светлость. - растерянно ответствовал Одноглазый. Судья уже не говорил. Он кричал, и голос его, отражаясь от стен, гулким эхом перкатывался по залу. - День Благовещения! Что ты наделал, гнусный! Птица, говоришь? Аппетитный экземплярчик? Он явился к беременной женщине, которую ты встретил на пастбище, чтобы сообщить ей Весть о скором рождении сына, которого мы так долго ждем... - Господи... - простонал Одноглазый. - Откуда же мне, темному, было знать? Я ж ведь никогда прежде не видел ангела.