Страница 3 из 4
Варяжский путь по Дунаю?
Сразу же возникает два вопроса.
Почему летописец отправил апостола в Рим вверх по Днепру, когда к этому времени был надежный, испытанный путь вверх по Дунаю?
И почему путь «из варяг в греки» указан по Днепру, когда он шел по Дунаю, начинаясь от земель варягов-варинов-вагров? Только для того, чтобы апостол мог посетить место будущего Киева?
Конечно, если летописцу нужно было во что бы то ни стало показать, что Русскую землю, хотя она и совсем недавно была крещена, задолго до этого посещали апостолы,— на реальный маршрут можно было и не обращать внимания. Тем более что к концу XI века он был уже изрядно позабыт. Но тогда получается, что легенда выдумана не летописцем, а почерпнута им из какого-то письменного источника, более раннего, и только приспособлена к обстоятельствам момента. Если же учесть, что древний дунайский путь в Северную Европу во время переработки легенды еще носил название «варяжского», совпадая в своей южной части с древнейшим — притом единственным! — путем с берегов Черного моря в Рим, то остается думать, что согласно первоначальной редакции легенды апостол Андрей воспользовался именно этим, дунайским, путем для посещения «Вечного города» и встречи со своим братом Петром.
Другими словами, русский летописец в тексте легенды о хождении апостола Андрея заменил «Дунай»— «Днепром».
С точки зрения фактов здесь все было правильно. Путь «из грек в варяги» с ответвлением на запад, в Рим, проходивший долиной Дуная через Великоморавское государство и земли славян-ободритов — «ререгов», то есть «соколов», изображение которых мы находим на так называемых «знаках Рюриковичей», то есть «ререговичей»,— был кратчайшим путем, соединявшим Балтику и Скандинавию со Средиземноморьем и Византией. И вдвое, если не втрое, короче пути по Днепру, Ильменю, Волхову и Ладожскому озеру, и в пять или в шесть раз короче, а главное — безопаснее пути вокруг Европы. В эпоху неолита по нему с берегов Балтики в Европу поступали изделия из шоненского кремня, а позднее — балтийский янтарь и соль польских и чешских месторождений. Этим же путем, как выяснил П. П. Вяземский, двигались и скандинавские путешественники в Константинополь и в Святую землю: по дороге, отмеченной множеством старинных богатых городов, многочисленными селениями, в которых можно было найти пристанище, пищу, возможность поторговать...
И все-таки, где найти подтверждение, что в первоначальном тексте легенды значился не Днепр, а Дунай?
Как ни странно, доказательство этого сохранилось в тех же списках «Повести временных лет», между упоминанием пути и легендой об апостоле. Редактор, переписавший ее текст из какого-то источника, в реальной географии разбирался плохо. Вот почему перед рассказом об апостоле оказалась странная фраза, на которую никто не обращал внимания: «А Днепр втекает в Поньтское (то есть Черное.— А. Н.) море тремя устьями, это море зовется Русским, по нему же учил святой Андрей, брат Петра, как я уже говорил».
Любой человек при взгляде на карту может заметить, что Днепр впадает в Черное море только одним устьем. Напротив, именно Дунай впадает тремя устьями, не считая многочисленных мелких проток. Если же к этому добавить, что, по данным палеогеографов, на протяжении последних 200 тысяч лет такая картина не претерпела существенных изменений, то доказательства подмены названия Дуная в этом месте Днепром оказываются налицо, и все затруднения снимаются. И не просто снимаются, а открывают интереснейшую возможность ответить на вопрос, где и когда возникла эта легенда.
Ведь если апостол Андрей шел вверх по Дунаю, а не по Днепру, он все равно «предрекал» крещение какой-то земли на его берегах и грядущую славу ее новоявленной церкви! Но какой земле, какому народу он должен был предсказать блестящее будущее?
Определить это не так сложно, как может показаться вначале. Конечно, можно предположить, что имя Киева в легенде точно так же заменило какое-то другое, как Днепр заменил собой Дунай. Однако русские летописи донесли до нас смутное известие о существовании на Дунае какого-то «города Кия». Где он мог находиться, никто особенно не интересовался. Между тем болгарский филолог Н. Ковачев насчитал на территории современной Болгарии несколько десятков «Киевов». Следы древнейшего Киева на Дунае, по всей видимости, следует искать рядом или на месте современного города Русе — «города русов», через который в 1054 году из Константинополя в Рим возвращались папские легаты.
Если же вспомнить, что крупнейшим историко-культурным событием для всей Восточной и Юго-Восточной Европы явилось принятие болгарским народом в 864 году христианства в качестве официальной религии, что, в свою очередь, привело к утверждению и распространению славянской письменности, то вряд ли мы ошибемся, предположив, что именно эти события должен был «предвосхитить» своим пророчеством апостол Андрей, остановившийся на горах, «где после был Киев».
Вот почему в первоначальном тексте легенды, возникшей, вероятнее всего, в среде учеников славянских первоучителей, Константина-Кирилла и Мефодия, деятельность которых в полной мере развернулась после 886 года именно в Болгарии, автор отправлял апостола в «Вечный город», куда, как бы повторяя его путь, пришли и славянские просветители, приравненные к апостолам римской церковью за свои заслуги в деле просвещения славян..
На этом можно было бы поставить точку. Загадка, мучившая своей неопределенностью, решается сравнительно просто. Но оказалось, что за пределами решения существует еще один факт, доказывающий правильность выводов, причем открытый болгарским ученым, занимавшимся совсем другими вопросами.
В последних числах октября 1983 года я читал доклад о своем исследовании легенды об апостоле Андрее на секторе средневековой истории Института истории Болгарской Академии наук. Вопросов было много, присутствующие согласились с выводами, а в конце заседания один из историков сообщил, что к подобным выводам относительно времени возникновения этой легенды пришел известный болгарский историк литературы Стефан Кожухаров. С Кожухаровым я познакомился как раз накануне. Заинтересовавшись, позвонил ему на следующий день. Мы встретились, и вот что выяснилось.
Не только для Кожухарова, но и для всех специалистов, изучающих литературное наследие учеников Константина-Кирилла и Мефодия, было загадкой полное отсутствие каких-либо литературных произведений, связываемых традицией с именем Наума Охридского, одного из самых видных деятелей молодой болгарской церкви. Так продолжалось достаточно долго, пока, работая над рукописями библиотеки Зографского монастыря на Афоне, Кожухаров не обнаружил канон, то есть службу с песнопениями, посвященную апостолу Андрею. И в акростихе канона прямо читалось имя Наума Охридского! Само по себе это было открытием большого значения, но здесь привлекал, так сказать, «адресат» канона, заставлявший сразу же вспомнить о «хождении» апостола в Рим. Простым совпадением это быть никак не могло. Каноны пишутся не «вообще», а исключительно «по случаю». Таким «случаем» в жизни Наума Охридского, его товарищей и учителей стал день, когда они в Риме предстали перед папой Андрианом II с. переведенными на славянский язык богослужебными книгами, которые тот благословил и разрешил к употреблению. После этого все отправились не в собор святого Петра, не в Латеранскую базилику или в другой столь же известный храм, а... в церковь святого Андрея, чтобы там совершить благодарственное богослужение на славянском языке!
Вряд ли такой выбор был случаен. Думается, память об апостоле Андрее имела какое-то особенное значение как для солунских братьев («Солунскими братьями» называют основателей славянской письменности Кирилла и Мефодия. См. № 4, 5 за 1986 год.), так и для их учеников. Всю свою жизнь они словно бы шли по следам апостола, посещая те же места, где согласно церковному преданию ходил и учил он. Отсюда и путь по Дунаю в Рим, и первый благодарственный канон на славянском языке, и все последующее...