Страница 37 из 106
— И идет на рынок за молоком! — весело добавляет Дунди.
Да, да, конечно! Утром Капелька отправляется со своим маленьким бидончиком на рынок за молоком. Дунди радостно хлопает в ладоши, а глаза ее радостно горят, видя перед собой фею Капельку с ее малюсеньким бидончиком для молока. Ну, а если уж крошечная фея ходит за молоком, то почему она не может варить обед? Из одного-единственного бобового зернышка Капелька может устроить целое пиршество.
А что еще умеет делать маленькая фея? Она умеет умываться, причесываться, и даже ромашку, если ее взлохматит ветер, она умеет причесать. Дунди радостно хохочет, бежит в конец сада и, найдя какую-нибудь растрепанную ромашку, тотчас же причесывает ее лепестки своими пухлыми пальчиками. Это она так играет в фею Капельку. Иногда они поют вдвоем с Элфи:
И, вернувшись с дачи, в Будапеште, Элфи долго еще по десяти раз на дню вспоминала Дунди. В тихой, прохладной парикмахерской, которая ей во сто раз милее дачи на Балатоне, она подходила к широким окнам, подолгу смотрела на чистый, ровный проспект, и на глазах у нее навертывались слезы. Как ей не хватало Дунди! Воробьиный гам на бульваре напоминал ей писк и кудахтанье кур на богларской даче. Но, как ни плохо было на даче, иногда ею овладевала вдруг тоска по тем дням: ведь там рядом с нею была Дунди! Ее милая сестренка! Мать и отца Белочке заменяют бабушка и дедушка. А кто заменит ей Дунди? И Элфи украдкой смахивала слезинки с глаз. Иногда после работы она забегала на улицу Мурани, чтобы взглянуть на Дунди. Водила ее гулять, раза два приводила с собой к бабушке. Но как-то раз вернулась с нею поздно и за это получила нагоняй от дяди Шандора:
— Зачем таскать ребенка по городу? Да еще доверили его такой растяпе! Чего доброго, еще беда случится — вон движение какое на улице! Ребенок не игрушка, чтобы им забавляться…
С этого дня дядя Шандор категорически запретил Элфи уводить Дунди из дому.
Ах, так? Вот, значит, какой вы, дядя Шандор? Или он ревнует Дунди к Элфи? Да, наверное, заметил, что Дунди и Элфи любят друг друга. Вот он и злится, желая показать, что Дунди — его дочь. Аги же — настоящая папина дочка! — сразу же вызвалась быть доносчицей. Теперь стоило Элфи только появиться в доме на улице Мурани, как она глаз не спуская стерегла, чтобы Элфи, чего доброго, не выкрала Дунди. Ходила вокруг, ни на минуту не оставляя их одних, хотя в другое время сама гнала свою младшую сестренку от себя, если та хотела поиграть с нею. Ну, а быть под этим неусыпным надзором Аги — Элфи лучше и не приходить вовсе! В ее присутствии Элфи не может ни сказок рассказывать, ни играть с Дунди. Элфи злилась на Аги, и они волком смотрели друг на друга. Один раз Элфи отшлепала Аги, потому что та надерзила ей: «Ты только глупостям учишь Дунди! И вообще, она тебе не настоящая сестра!»
Аги завопила и помчалась к отцу жаловаться, что Элфи побила ее. Дядя Шандор прибежал и начал кричать на Элфи:
— Это тебе, милочка, не в танцевальной школе, среди твоих стиляг-кавалеров, и не в парикмахерской! Или ты будешь говорить со мной в приличном тоне, или вообще ноги твоей здесь не будет! Я собираюсь воспитать своих детей не уличными оборванцами, а культурными, благородными людьми.
Мамы, разумеется, как обычно, не было дома; после обеда у нее всегда дела в городе, закупки.
После этого случая Элфи не ходила, да и не могла пойти к Дунди, даже если бы сердце разорвалось от тоски по ней.
В Богларе дядя Шандор, разумеется, смеялся, когда Дунди пела про «африканских газелей», подхватывал крошку на руки и умиленно целовал. А здесь все вдруг стало плохо: и песня, и то, что Элфи работает парикмахером, которым дают чаевые и которые поэтому наипоследние люди на свете, и что Элфи — глупая и дерзкая, а дядя Шандор хочет воспитать из своих детей «благородных людей». В том числе и из Дунди. «Когда нужно было работать, нянчить детей, и я была хороша, — думала Элфи. — Таково-то его „благородство“! Такова-то его хваленая „культурность“! Зато его доченька Аги „культурная“, потому что она знает слово „романтично“ и пишет стихи о лунном свете. А сама от зависти такая же желтая, как лунный свет! Или, может, потому Аги „культурная“, что задирает нос и не может слова доброго сказать своей младшей сестренке Дунди, а все только: „Убирайся отсюда, оставь меня в покое“. Если такая ваша „культура“, то уж лучше быть „стилягой“. Назло вам! Еще ярче накрашусь и выпляшу все свое горе в этой проклятой школе танцев, со „стилягами-кавалерами“!»
Два дня спустя после инцидента с дядей Шандором Элфи совершила страшное кощунство: она явилась домой с выкрашенными в черный цвет волосами. Высоко подняв голову, она проследовала от ворот к своим дверям, и каждый шаг, сделанный по желтому двору, болью отдавался в ее сердце. Такую решимость может породить только страх, наполнивший в эти минуты ее худенькое тельце с головы до кончиков пальцев. Что ее ждет, она знала наперед: ужас и неукротимый гнев бабушки, затрещина. И все действительно разыгралось так, как предвидела Элфи: она получила затрещину, а бабушкину ругань можно было слышать на всех этажах дома. Жильцы испуганно повыскакивали на балконы, чтобы узнать, что такое стряслось опять у стариков Варади. А бабушка всему дому, всем двумстам жильцам, поведала, что внучка ее — «последняя, бездомная, пропащая девчонка»… Разве могла знать бабушка, почему Элфи так поступила? Бабушке ведь тоже было больно. Когда домой вернулся дед, она сидела и горько плакала. Теперь понадобится не меньше трех дней, прежде чем бабушка поймет: не все еще потеряно…
IV
На другой день дядя Антон усадил Элфи в кресло и без лишних слов собственноручно смыл с ее волос черную краску. Делая это, он все время строго отчитывал девушку и допытывался, в какой парикмахерской согласились совершить это кощунство.
— Руки обломать надо тому мастеру, — негодовал он, — который по прихоти желторотой девчонки совершил подобную мерзость! Разве не видел этот дурак, что перед ним просто взбалмошный цыпленок? Пришла бы ко мне такая пигалица красить волосы, я бы ей показал! К сожалению, есть еще и среди нас такие люди, которым на все на свете наплевать, лишь бы свои форинты получить!
После мытья дядя Антон покрасил Элфины волосы в золотистый цвет, близкий к тому, какими они были от природы. Другого выхода не было. Пока не отрастут волосы, придется девчонке походить в «химических блондинках». Разумеется, краска с течением времени сойдет, волосы будут двухцветными, но за это Элфи пусть пеняет на себя, раз у нее ума маловато.
— Будем надеяться, что волосы отрастут быстро, — ехидно заметил дядя Антон, — ведь они у тебя корнями в воду опущены.
Элфи, не говоря ни слова и в душе благодарная дяде Антону, терпеливо сидела и ждала, пока он исправит последствия этой величайшей глупости, которую она совершила во вред самой себе. Разумеется, только в душе: хотя дядя Тони почти все утро провозился с ее волосами, она и не подумала сказать спасибо. А ведь ему пришлось из-за нее отказать даже одной постоянной клиентке, владелице магазина тканей, которая изо всех мастеров одному только дяде Антону разрешает прикасаться к ее прическе. Что делать: мастер попросил даму извинить его и зайти на следующий день. А Элфи не только не поблагодарила его за доброе дело, а, наоборот, сделала вид, будто нимало не раскаивается в своем поступке и будто она, только подчиняясь силе, согласилась стать снова белокурой. Впрочем, дядя Антон и не ждал от Элфи благодарности, зная ее упрямый характер. Ни за какие сокровища не заставишь ее признаться в собственной ошибке!
Элфи взглянула в зеркало и испугалась еще сильнее, чем вчера, когда увидела себя черноволосой. Эти слишком уж белокурые, блестящие волосы были еще более чужды ей, чем черные. Элфи даже пощупала их, словно не была уверена в том, что голова — ее собственная. Однако испуга своего она и тут не выдала. Напротив, как всегда, когда сердце ее сжимал страх, она старалась держаться как можно развязнее.