Страница 29 из 106
II
Анастазии Киш, или Бэби Нейлон, как ее все зовут, всего-навсего шестнадцать лет. Это миловидная девушка. Волосы у нее черные, а глаза голубые, но тоже под черными ресницами. Стройная талия туго перетянута широким поясом. Бэби легонькая, как пушинка, но она твердо стоит на ногах. Хоть и лет-то ей всего-навсего шестнадцать. Всю жизнь ее били да обижали. Никто никогда не любил, никто не приласкал, хорошего слова не сказал. С малых лет — в приюте, затем у приемных родителей, где ее заставляли пасти гусей, и позже в ремесленном училище — все только ругали, а иногда и колотили ее. Потому что Бэби всегда была нахальной и языкастой девчонкой! Она сама хвасталась этим.
К Элфи Бэби приходила часто и охотно рассказывала там о своих переживаниях, о себе. Бабушка шила для нее новые платья и переделывала старые. Бабушка, поскольку она не была заправской портнихой, вначале отказывалась шить, но Бэби так умоляла бабушку и умасливала, пока та не соглашалась. «Я не из капризных, — уговаривала Бэби бабушку, — сама помогу вам шить, вы только скроите мне». И действительно, возвратившись вечером из своего магазина, Бэби усаживалась подле бабушки и шила. Нитку она всегда откусывала зубами. Наперстком, что дала ей бабушка, она не умела пользоваться. Не привыкла. А вообще в эти минуты она чем-то напоминала маленького дикого котенка, усевшегося поближе к домашнему очагу. Бабушку она звала просто «бабушкой», как Элфи. Эта фамильярность и нравилась и не нравилась бабушке. С одной стороны, неприлично называть чужую женщину «бабушкой». А с другой стороны, бабушке было жаль Бэби, к тому же ее потешали рассказы Бэби. Она до упаду смеялась над некоторыми словечками Бэби и ее рассуждениями о жизни. Такой сморчок, пустышка, а рассуждает, будто уже знает жизнь вдоль и поперек.
— Поверьте мне, — говорила Бэби, — человеку нет смысла быть ни честным, ни добрым. Стоит только поддаться, как тебя сразу же затопчут. Такова жизнь! Возьмем хотя бы вас, бабушка. Весь век вы работали, а чего достигли к старости? Снова приходится гнуть спину. Главное, чтобы человек не поддавался…
Или так:
— Их только послушай, так они забьют голову тебе всяким мусором! Вот наша директорша в общежитии. Она там недавно. Директора и воспитатели там все время меняются. В первый день, она только что пришла, — такая она была ласковая, что девочки от ее слов прямо-таки таяли. «Доченьки, девочки! Мы хотим, чтобы вы стали хорошими, честными труженицами. Государство дает вам все, что вам нужно. Мы заботимся о вас». «Ну, — думаю, — поживем — увидим». Я так и сказала девушкам: «Не радуйтесь раньше времени, и эта будет не лучше других». Один раз возвращаемся из кино, часов этак в одиннадцать вечера, а она давай на нас орать, что, мол, это свинство, что она исключит нас. Здесь общежитие, сюда нельзя в полночь заявляться. Хотя еще и не было полночи. Ну, я не смолчала и говорю: «Я рабочий человек, сама себя содержу, вы мною не командуйте, я вам не школьница». Директорша на нас милицию напустила. Приехал «черный ворон». Это за нами-то! Отвезли нас, самостоятельно работающих, в детскую комнату милиции. А оттуда — идите на все четыре стороны…
Все это Бэби частенько излагала бабушке. Иногда ею овладевал гнев, и голос ее делался страстным, глаза горели. А Элфи сидела рядом за столом и с ужасом слушала все эти страшные рассказы. Тут уж было не до уроков. Правда, она не все понимала из того, что рассказывала Бэби, не знала, что такое «детская комната», какое она имеет отношение к «черному ворону». Бабушка тоже не все понимала, но разве это имело значение?
Рассказывала Бэби много всякой всячины и про школу танцев. По средам и воскресеньям там бывают «балы» и общие занятия всех обучающихся в школе. Их-то она и посещала регулярно. Тем более что школа совсем рядом, в доме напротив. По средам и воскресеньям музыка оттуда доносится и до Элфиного дома, потому что во время балов окна танцевального зала раскрывают настежь. Даже у них во дворе слышно музыку, и Элфи с жадностью слушает ее по вечерам. Играют там всегда самые модные шлягеры: «Петер», «Пришел, увидел, победил» и «Твой поцелуй — смертельный яд». Заводили и пластинку с «Беллой донной». Элфи, слушая эти мелодии, чувствовала себя на седьмом небе. Школа танцев! Огромный зал в шесть широких окон, где звучит только музыка и где все танцуют! Для Элфи это был сказочный дворец со стенами из конфет и шоколада! До сих пор школа танцев казалась ей чем-то недосягаемым, но сейчас, благодаря Бэби, она стала словно ближе к ней. Вот еще почему Элфи и смотрела на Бэби с таким восхищением: Бэби Нейлон, входя в школу, может танцевать там сколько ей вздумается. И никто не может запретить ей это!
Бэби научила Элфи нескольким танцевальным па. Вела она энергично, держала по-мужски крепко. Музыку для «урока» они находили по радио или сами напевали. Учиться танцевать было легко, очень легко! Музыка для танцора — что вода для корабля: поднимает и несет, несет, даже если ты не гребешь и не правишь.
Бэби говорила:
— Мальчишки в два счета обучили меня танцевать. Ты тоже быстро научишься. Ты — как маленький утенок: пусти его на воду, и он сразу же поплывет.
Большей похвалы Элфи не слышала давно, вероятно, никогда. Да и за что стали бы ее хвалить? Может быть, за ум, прилежание, любезность или красоту? Ничего этого у нее и в помине нет. Зато вот музыка, танцы — это ее стихия. В них она чувствует себя как дома. Здесь у нее такие же способности, как у Жоки Петц к декламации и изложениям, а у Гизи — к математике и химии!
До сих пор Элфи не то чтобы хвалили — ругали за ее любовь к музыке. Какой позор пришлось ей испытать, когда у нее отняли тетрадку-песенник! Но теперь, кажется, даже бабушка рада, что ее внучка с такой легкостью учится танцевать. Поглядывает она на них из-за своей швейной машины, ворчит, и тем не менее…
— Перестаньте, глупые, затопчете мне весь ковер! Вы бы лучше спросили дедушку, как я когда-то танцевала! Вальсы!..
Как-то раз в школе на одной из перемен Элфи схватила Маргит Хорват за талию и завертела в сумасшедшем вихре, как это делала с нею Бэби. А затем, отозвав Маргит в одну из оконных ниш, показала ей сложную фигуру «липси». Посмотреть собрались и другие девочки. Элфи имела в этот день необыкновенный успех. Раскрасневшаяся, танцевала она в лучах солнца, падавших в коридор через раскрытое окно. А когда остановилась, то увидела, что за спинами столпившихся девчат стоит директор, величественный, с седеющими висками, и рядом с ним — их классная руководительница Лайошфи, воплощенное совершенство, предмет всеобщего обожания. Они улыбались. Да, да, улыбались! Их глаза, губы, лица, белый лоб учительницы Лайошфи и даже очки директора были залиты ослепительной улыбкой.
— Способная девочка! — сказал директор.
И они пошли дальше, а Лайошфи, все улыбаясь, помахала ей рукой. И, казалось, даже ее рука, удивительно изящная ручка, тоже улыбалась.
Разумеется, Элфи ни за что не хотела после этого показывать танец дальше. Ей было и стыдно и радостно одновременно! Восемь лет ходила она в эту школу, а такого еще никогда не случалось с нею — чтоб при таких обстоятельствах обратили на нее внимание, да еще и похвалили! И ей было обидно. А в то же время и радостно: значит, не напрасно она училась танцам? Ну и пусть, что все так случилось, может быть, когда-нибудь и она станет рассказывать внучатам об этом, как ее бабушка — о своих былых вальсах? Девочки тянули ее за руки, просили: станцуй еще, покажи. Но Элфи отказалась наотрез. На счастье, вот и звонок на урок!
Как неисповедимы прихоти взрослых! Разве могла Элфи предположить, что учительнице Лайошфи понравится «липси»! Да еще в школе, среди бела дня, у окна в коридоре! Знай Элфи это раньше, может быть, она не боялась бы так своей учительницы. И тогда многое пошло бы совсем по-иному.
В этот день Элфи возвращалась домой вместе с Гизи. Она шла безмолвная — происшествие в школе и взволновало и наполнило ее счастьем.