Разрывая кокон

Оба молчали. Стало слышно, как бьется о стекло шмель. Где-то далеко пискнула пичуга.

Полина развернулась и пошла к себе. Ей надо было подумать.

***

Она оперлась на закрытую дверь, сползла на пол. Взгляд блуждал по комнате. Знакомые с детства вещи стали почти родственниками, Полина черпала в них силу. Казалось, ее окружает семья, она в безопасности.

У стены стоял старинный комод, давным-давно Ита выменяла его у коллеги-бутафора. Посередине - огромная кровать с покосившейся резной спинкой, подарок бабушке с дедушкой на свадьбу. Рядом - тумбочка со старушкой "Вегой". Вместо подоконника - широченный стол, заваленный кисточками, красками, папье-маше, всевозможными крючочками, лентами, нитками и остовами незаконченных кукол. Здесь Ита творила свое волшебство. В детстве чудилось, что бабушка вовсе не лепит кукол, а колдовством выманивает из неведомого мира миниатюрных людей. Но потом Полина выросла и поняла, что Ита просто была отличным мастером. После смерти бабушки она постаралась ничего не менять, только разгребла на столе место для своих рисунков и переклеила обои...

Что же делать? Полина порылась в сумке, достала две купюры. Последние стольники до конца месяца. Зарплата продавца книжного магазина не располагала к роскошеству. Как бы на еду хватило, а тут квартиру выкупать!

На Тему надеяться нечего - братец ни дня в своей жизни не работал, только ввязывался в провальные прожекты. Иногда, правда, деньги материализовывались в его карманах, Полина на всякий случай не спрашивала, в чем секрет трюка. Темка покупал ей конфеты, дорогие побрякушки и платья, а сам завеивался в очередной загул. Возвращался худой, изможденный, с остекленевшими глазами, и Полина откармливала его борщами, тефтелями и домашними варениками, в промежутках отвечая на звонки лапуль, мась, бэбиков, кисуль и прочих пассий. Смазливая физиономия брата и его цыганская щедрость делали свое дело, женское внимание преследовало Тему. Но пресытившись, он бежал за помощью к сестре, и она отшивала всех, притворившись рассерженной женой. Пришлось выучить пару витиеватых ругательств, благо родная Мясоедовская подбрасывала идеи...

Интересно, если бы она умела злиться, если бы могла показать характер, вылила бы сейчас отчаяние на брата? Ведь вот он - виновник всех бед! Полина усмехнулась. Но такого шанса у нее нет. В конце концов родных не выбирают: какие судьба сдала карты, теми играешь. И Полина играла. Вот уже двадцать три года.

Она принялась мерить комнату шагами - от комода до окна, от окна до кровати и обратно к комоду. Замкнутый круг - шагов и мыслей. Чтобы вернуть квартиру, нужны деньги, а единственно ценное, что у нее есть (было, поправила себя Полина) - это квартира. Валяться в ногах и бить на жалость кредиторов Артема, она, во-первых, не сможет, во-вторых, это бесполезно. Скорее, бить будут они, и уже не на жалость, а кастетами и по почкам. Насмотрелась она на знакомых брата - в их присутствии подмывало надеть бронежилет и отойти на безопасное расстояние. Это Молдаванка, детка!

Оставался выход из дешевого сериала - немедленно и очень удачно выйти замуж. Полину начал разбирать истерический смех. Наверное, семейное. Тема тоже улыбается и поет, когда самое время есть пригоршнями антидепрессанты.

Она задержалась у комода. Из затертого зеркала смотрела бледная девушка с огненной копной волос. Полине всегда казалось, что вместо шевелюры у нее клоунский парик, что она на сцене, и люди таращатся на фигляра и ждут фокуса. Больше всего ей хотелось стать невидимой для жаждущей развлечения публики. Спрятав волосы под платок или шапку, Полина превращалась в мышь. Белая кожа, тусклый блеск каре-зеленых глаз, тонкие губы, щуплая фигура. Так естественней и привычней. Никто не лез к ней с фальшивым любопытством, и девушку это устраивало.

- Майне либе фройндин!(3) - послышалось за дверью.

Выпендрежник! Только на это его и хватает.

- Я просто хотел сказать: ауффидерзейн!(4)

Артем успел надеть рубашку и почти не шатался.

- Куда собрался? Проспись сначала, потом поговорим.

Брат грустно улыбнулся, обнял девушку. Вернее, он думал, что обнял, а на самом деле повис на Полине своими семьюдесятью с лишком килограммами.

- Полечка, девочка, я трезв, как глукобо... глувоко... глу-бо-ко-водная камбала! Вот!

- Ага, по глазам видно. Они у тебя на одну сторону съехали.

- Правда? - Тема в притворной панике принялся ощупывать лицо. - Как же я теперь очки носить буду?

Господи, о чем он говорит! На что тратит время! Раздражение, злость, отчаяние переполняли Полину.

- Полька, хочу открыть тебе страшную тайну... Все дело в том... Никто не знал, а я...

- Бэтмен?

- Неа, - Артем покачал головой, - хотя и это тоже.

Брат замолчал, как-то странно на нее глянул.

- Спасибо за все, Поля! Люблю тебя, бэйби(5)!

Он снова ее обнял, на сей раз неожиданно крепко, по-мужски.

- Ушел за пивом, вернусь через дымоход, не стреляй! - Тема расплылся в улыбке и махнул рукой на прощание.

- Стой, подожди!

Полина кинулась к двери, прислушалась: внизу затихал звук шагов.

***

На душе сделалось гадко. Будто это не Артем, а она ударилась во все тяжкие и прокутила их уютную сталинку. Пустая квартира давила на Полину, словно осуждая. Не уберегла, не защитила, не отстояла.

Девушка забралась на стол, подтянула под себя ноги, выглянула в окно. Умиротворенность дворика убивала. Здесь годами ничего не меняется. Под окном в крошечном палисаднике тети Майи алел розовый куст. В клумбе посреди двора росли желтые мальвы, небо закрывали ветки акации. Дети кричали и гоняли друг за другом на велосипедах, распугивая облезлых, битых жизнью котов. Сосед дядя Макс сидел перед гаражом на трехногой табуретке, которая по всем законам физики должна была развалиться лет тридцать назад, и строгал деревянные фигурки.

-Жили-были три японца: Як, Як Цедрак, Як Цедрак аля Симфони... - по обыкновению Макс Бершадский бубнил скороговорку.

"Жили-были три японки: Цыпи, Цыпи Дрыпи, Цыпи Дрыпи Лямпампони" - всплыли в голове знакомые с детства слова.

Странный человек. Из всей дворовой константы, он был самым нерушимым элементом. Куда потом девались фигурки, Полина не знала. Макс Бершадский не дарил их детям, не продавал, не выставлял в пыльные окна.

Подхватив карандаш, Полина принялась набрасывать зарисовку. Пожилой мужчина. Согнутая дугой спина. Рука-коршун замерла над фигуркой, ищет, куда опустить нож, чтобы выклевать лишнее. Беспощадная, опасная рука. И этот взгляд соседа - сосредоточенный на работе, но чуть скошенный, будто дядя Макс знает, что за ним наблюдают, и лишь ждет момента, чтобы поднять глаза на безмолвного свидетеля.

Девушка захлопнула блокнот. Рука выходила слишком мягкой, безобидной. Напрашивалась гармошка и кепка крокодила Гены. В реальности сосед выглядел зловеще, а рисунок выходил смешным.

Бершадский бросил острый взгляд на девушку. Не поздоровался, не улыбнулся, лишь выставил перед собой фигурку. До гаража было метров семь, Полина не могла разглядеть деталей, но образ уловила. Темка! На шее фигурки болталась петля из грязной веревки.

Господи! Полина едва не вывалилась из окна - прямо в соседский палисадник.

- Мишигенер(6), тебя риба дома заждалась, фаршированная. Ей будешь глазки строить, - раздался зычный голос тети Фани, возникшей на пороге парадной. - Золотко, не обращай внимания, - еврейка сочувственно обратилась к Полине, покачала головой, в такт подпрыгнули бигуди. - Так вас жаль, такие дети хорошие, мы все знаем, все...

"Что все?" - захотелось заорать, вытрясти из Фаины правду, заставить растерять ее бигуди, ненастоящие локоны и никому ненужную жалость. Все внутри клокотало от бессильной и безъязыкой ярости. В глазах потемнело.

И вдруг сквозь эту пелену невысказанных эмоций до Полины дошло - Артем с ней попрощался! Брат не шутил, он действительно ушел!