Страница 19 из 21
8 июня 1986 года. Москва. ДК МИИТ. Фестиваль московской рок-лаборатории «Движение в сторону весны»
8 июня 1986 года в ДК МИИТ состоялся фестиваль Московской рок-лаборатории «Движение в сторону весны». Музыканты «Кино» играли вместе с группами «Аквариум», «Алиса», «Звуки Му», «Николай Коперник».
Нина Барановская:
«Помню, когда московская рок-лаборатория впервые устроила нечто вроде фестиваля, в качестве гостей пригласили и питерские команды, в том числе „Кино“ и „Алису“. После мрачноватых изысков москвичей выступление „Кино“ было как порыв свежего ветра. В антракте я подошла к Цою и сказала ему об этом. И он, несомненно, радуясь отличному своему выступлению, с азартом произнес: „Э, подождите, вот сейчас еще Костя выступит! Он им покажет!.. Куда Москве до нас!“…»[74]
Юрий Гаранин, художник:
«Вообще, я никогда не был поклонником группы „Кино“. И если бы не прямая связь творчества Цоя и БГ, вряд ли он бы попал в поле моего внимания. Но тем не менее много раз с Михаилом Науменко мы порывались ехать к Цою в котельную „Камчатка“. Но в самый последний момент падали без сил. Я, конечно, был с ним знаком. Но не накоротке. Короче, не выпивал. Однако горжусь своим фото, сделанным на фестивале „Движение в сторону весны“ в 1986 году в ДК МИИТ…»[75]
Первому Крымскому рок-фестивалю 1986 года посвящается…
Это сейчас установленной на газоне палаткой никого не удивишь, а в 1986-м выросший у симферопольского Дворца культуры строителей целый городок фанатов рок-музыки привел местных жителей в ужас. Они утешали себя тем, что потерпеть это безобразие придется только две недели – пока не закончится «кошмар», обрушившийся на тихий город.
Мало кто помнит, что именно в Симферополе прошел первый в Союзе фестиваль, собравший музыкантов и артистов, которые сейчас уже считаются звездами. Например, Гребенщиков пел на пляже в Коктебеле, напротив знаменитого дома-музея Волошина.
Популярным среди коктебельских завсегдатаев местом стала лодочная станция, возле которой был удобный пляжик. На этой станции, которая до сих пор стоит на своем месте, в начале 80-х обосновался в качестве сторожа-директора изгнанный из университета за антисоветские взгляды Борис Румшицкий вместе со своей будущей женой Ириной Легкодух.
Борис Румшицкий, общественный деятель:
«То, что Боря, с которым мы постоянно квасили на пляже, был не просто мой тезка, а какой-то „тот самый Борис“, я понял нескоро…
Однажды мы сидели, он запел, а люди, проходившие по набережной, стали останавливаться, кто-то сказал: „О, смотрите-ка, кто-то под Гребенщикова работает!“ И тут до меня дошло, что это он сам и есть. Как-то очень быстро вся эта коктебельская тусовка попадала в нашу маленькую сторожку: оказывается, они уже в Москве передавали друг другу мой адрес: дескать, найдешь в Коктебеле лодочную станцию, там есть такой Боря, он тебе расскажет, где чего снять…
В Коктебеле 80-х найти кров было непросто, поэтому лодочная станция превратилась в перевалочный пункт и место, где можно было весело провести время. Майк Науменко („Зоопарк“), Петр Мамонов („Звуки Му“), Александр Титов („Аквариум“) – чуть ли не все ленинградские, челябинские и прочие музыканты, многие из которых теперь считаются „отцами“ рок-музыки, сиживали в маленькой сторожке.
Душой компании был Сергей Курехин – музыкант, композитор, отец „Поп-механики“. Смешным он мог делать все что угодно. Идет наша компания через мостик у речки, там лягушки квакают. Он тут же начинает ими дирижировать, подпевать, нас заставляет – и такой хор получается! Или возвращались в Коктебель мимо персикового сада, привезли во-от такой пакет, и Курехин на набережной продавал эти персики за… песню или рассказ, или за право измерить проходящим рядом девушкам длину ног…»[76]
Хорошее было время: пили крымское вино, пели песни, выручали друг друга деньгами. Однажды Борис Гребенщиков накануне отъезда остался без копейки, и Борис Румшицкий взял его запасные джинсы и понес продавать, выручив тридцать рублей – как раз на билет до Ленинграда.
Виктора Цоя Румшицкий встретил на набережной: тот стоял и крутил нарисованный от руки план поселка, где кто-то стрелочками указал, как добраться на лодочную станцию. Дружба, которая завязалась в тот день, продолжалась до самой гибели Виктора…
Уже известный тогда клоун-мим Вячеслав Полунин вместе с группой «Лицедеи», тоже знакомый рок-музыкантов по Коктебелю, оказался беззащитным перед советской провинциальной цензурой. От него потребовали подать на утверждение… тексты выступлений. «Это же мим, он вообще не разговаривает, – убеждал чиновников Борис Румшицкий. – Он лицом и телом работает!» Нет, согласовать текст необходимо, настаивали чиновники. В результате они получили листок с полунинским текстом, состоящим всего из двух слов: «ни-иззя» и «зя!» – и еще долго размышляли, не кроется ли в них какая-то крамола. Из 16 запланированных концертов состоялись только два, остальные все-таки отменили. В цирке на «Лицедеев» собралось множество людей, и тут выяснилось, что нет света: почему-то не работают прожекторы. Тут же, за кулисами, договорились, что Полунин займет зрителей, а Цой будет петь. Объявили, что по вине цирка программа не состоится, но зрелище будет, и четыре часа Полунин и Цой «вели» зал. После концерта Виктор был страшно оскорблен, увидев очереди у касс: люди спешили получить назад деньги за билеты, так как обещанное шоу им не показали.
Осень 1986 года. Цой. Концерт в Долгопрудном
Осенью 1986 года Цой по приглашению едет в город Долгопрудный, где дает пару акустических концертов в студенческом клубе «Кофейня» Московского физико-технического института. У устроителя этих концертов охранилось несколько довольно неплохих фотографий.
Из воспоминаний:
«Я видел Цоя один раз: это было в 1986 примерно году. Обещано выступление „Звуков Му“, „Бригады С“ и тогда очень уже знаменитого „Кино“. Однако концерт откладывался из-за того, что один из московских музворотил, раздосадованный тем, что ведущие всего этого дела в восторженности как-то его оттерли на второй план, не выставил на сцену какую-то существеннейшую часть аппарата. Пока это тактичное напоминание о себе доходило до сознания ведущих, шло время. Атмосфера из-за страшной накуренности и всеобщей истерики делалась почти невыносимой. Поэтому я слонялся по залу без дела и случайно увидел Цоя. Он и другие музыканты „Кино“ сидели за столиком, не ввязываясь ни в какие разговоры. Цой, казалось, был очень раздражен происходящим. Он сидел абсолютно неподвижно, курил и пил воду. Смуглое лицо его было мрачно. На запястье блестел массивный желтый браслет. Он напоминал какого-то якутского идола. Конечно же именно он, неподвижно сидящий в центре этой неописуемой московской суеты, был достоин поклонения, как никто другой…»[77]
6 сентября 1986 года. «Кино» в Риге
6 сентября 1986 года, согласно отчету Рижского рок-клуба, в Риге, в зале Латгипрогорстроя состоялся концерт группы «Кино».
Андрей Яхимович, рок-музыкант, президент Рижского рок-клуба:
«Тогда, в то время мы вытаскивали всех из Питера в Ригу, всех, кого могли… И вот решили вытащить Цоя. По-моему, у него тогда как раз вышел новый альбом. У нас же все только „Начальника Камчатки“ слушали.
Честно говоря, когда произошел приезд, в Риге они не произвели впечатления, потому что их все больше знали по акустике, еще когда Цой играл с Рыбой… И так немножко странно восприняли то, что ребята были одеты как Depeche Mode, а пели про какие-то там „перемены“.
И я могу сказать, может быть такой смешной случай, в зале кто-то сказал даже: „А что это за Мао Цзэдун приехал?“
Реакция была именно такая. Но они нормально выступили, такие все в черном… Там с ними уже тогда играл Тихомиров из группы „Джунгли“, которую мы все как-то больше любили, потому что там профессиональнее все было. Кстати, это все как-то через Тихомирова все прошло, то есть через „Джунгли“. Мы пригласили, они приехали, выступили… К сожалению, материалов с концерта и не сохранилось у меня, разве что несколько фотографий с концерта. Цой там такой накрашенный, цветная картинка.
Ну, вот так вот было… Они приехали, выступили, но фурора не было. Но это был их первый приезд, еще до всяких „Асс“ и прочего, и я как-то не могу сказать… „Аквариум“ вот очень хорошо приняли, да. А „Кино“… ну не обсвистали, конечно. В Латвии вообще не принято обсвистывать же. Было неожиданно, по крайней мере для Риги, я точно помню, что все как-то привыкли к хипповым вариантам Цоя, его песенкам типа „Восьмиклассницы“, записи которых ходили по рукам, поэтому на концерте многих поразил этот новый Цой и буквально лозунги со сцены. Мао Цзэдун… „Перемен!“ Мы-то в этом отношении как-то более спокойно относились к этому.
Своей площадки, зала у рок-клуба в Риге тогда не было, что и хорошо. Мы договаривались с различными залами сами.
Зал Латгипрогорстроя, где выступало „Кино“, был такой приличный, мест на 400–500, что называется, институтский конференц-зал. Такие площадки были при всевозможных ДК, только без аппаратуры. Мы выставляли аппаратуру свою, а площадки были очень хорошо оборудованы под акустику и вообще, то есть они в принципе носили характер клуба. И вот это мероприятие не было, в общем-то, подпольным, наоборот все было довольно серьезно, да и заведение было весьма серьезное – это был научно-исследовательский институт практически в центре города.
Конечно, каких-то особенных, ярких воспоминаний о том концерте у меня нет. Просто позвонили, договорились о приезде. Тогда же все было так: позвонили, все по телефонным звонкам. Договорились, мол, давайте, вы приедете в Ригу. Перед этим „Джунгли“ приезжали, видимо, сказали там, в Питере, что все нормально, и ребята приехали.
До выхода „Ассы“ в Риге практически не было такой дикой популярности „Кино“ и Цоя. В Риге вообще тогда было сложно всем выступать, потому что мы всегда были как-то так оторваны от России в целом.
Жили „киношники“ в тот приезд по домам у местных в Болдерае, и я помню, что жаловались потом, естественно, на барабанщика „Кино“. Что-то он там тогда вытворил, как всегда… Он же все время что-то вытворял, например, мог опоздать на самолет или выкинуть какую-нибудь штуку интересную. Его тогда Густав все звали, прозвище такое было.
Наши ребята с ними сдружились там потом, попили с ними там… Я как-то меньше, потому что, честно говоря, я немножко не понимал этого всего, да и постарше был как-то. Поэтому рок такой я не воспринимал как-то так всерьез. Да и играли они плохо тогда. Хотя тогда все играли плохо, по большому счету. А многие совсем плохо.
Хотя я вот помню – „Звуки Му“ приехали, они очень так… рассмешили… И „Аквариум“ очень хорошо прошел. Там челюсть отвисла. Потому что у нас тут немножко другие традиции были, у нас тут как-то больше такое рок-н-ролльное, припанкованное, с ориентиром не на тексты, а на музыку больше. И поэтому Цой был так немножко… Как раньше говорили, „хэви давай“. А здесь что? Вышел такой парень в черном, в браслетах, и вдруг как запел какими-то лозунгами… „Перемен!“ И вот эта фраза всем очень запомнилась. А что это Цой стал как Мао Цзэдун? Но вообще все нормально было. Вход на концерт тогда стоил два рубля. Но билеты нам было запрещено продавать: эти концерты считались творческим обменом молодежи. Поэтому мы собирали деньги в форме членского взноса Рижского рок-клуба. Комсомольских деятелей на концерте было много. Они внешне мало отличались от простых членов рок-клуба, но я их сразу вычислял по качественной финской обуви или кроссовкам, которые были доступны не всем. Вели себя прилично. Через год Цой снялся в „Ассе“ и сразу стал героем всего советского пространства, нетитулованным народным артистом, чьи песни, нравятся они кому-то или нет, стали народными. Конечно, по линии Рижского рок-клуба его уже было не достать».[78]
74
Н. Барановская. «По дороге в рай…». СПб.: Новый Геликон, 1993.
75
www.yahha.com
76
http://simferopol.in/topic/3626-interesnie-fakti-iz-istorii-simferopolja/page__st__330
77
Из воспоминаний поклонников «Кино».
78
Из интервью автору – 2014 год.