Темная материя

Я киваю.

– В две тысячи четвертом году отмечены премией Павиа, и в том же году журнал «Сайенс» почтил вас статьей, в которой ваша работа была охарактеризована как «прорыв года». Вы – приглашенный лектор в Гарварде, Принстоне, Беркли. – Доктор смотрит на меня, встречает мой растерянный взгляд и поворачивает планшет так, чтобы я сам смог увидеть страницу «Википедии», посвященную Джейсону Э. Дессену.

Мой синусный ритм на кардиомониторе заметно ускоряется.

– Вы не опубликовали ничего нового и не приняли ни одного связанного с преподавательской деятельностью предложения после две тысячи пятого года, когда стали руководителем лаборатории реактивного движения «Скорость». Здесь также сказано, что восемь недель назад ваш брат подал заявление о вашем исчезновении и что вас не видели на публике уже более года.

Удар такой, что я не могу вдохнуть.

Кардиомонитор отзывается на повышение кровяного давления тревожным скрипучим попискиванием.

В дверях появляется дородный медбрат.

– У нас все хорошо, – говорит доктор Спрингер. – Вы не могли бы сделать так, чтобы эта штука замолкла?

Медбрат подходит к монитору и убирает звуковой сигнал.

Подождав, пока он уйдет, врач касается моей руки.

– Я хочу помочь вам, Джейсон. Вижу, вы напуганы. Не знаю, что с вами случилось, и у меня такое чувство, что и вы этого не знаете.

Ветер с озера крепчает. Капли скользят по стеклу, смешивая мир за окном в импрессионистский городской пейзаж – серое пятно, расцвеченное мерцанием далеких фар.

– Я позвонила в полицию. Они пришлют детектива. Тот возьмет показания и постарается выяснить, что случилось с вами прошлой ночью. Это первое, что мы сделаем. Дальше. Связаться с Дэниелой мне не удалось, но я нашла контактную информацию вашего брата Майкла, живущего в Айова-сити. С вашего разрешения я хотела бы позвонить ему, сообщить, что вы здесь, и обсудить с ним ваше состояние.

Я не знаю, что сказать. С братом я не разговаривал уже два года.

– Не уверен, что хочу, чтобы вы ему звонили, – отвечаю я неохотно.

– Понимаю, но позвольте кое-что пояснить. В соответствии с Законом об ответственности и переносе данных о страховании здоровья, если, по моему мнению, мой пациент не может высказаться «за» или «против» раскрытия личной информации вследствие невменяемости или чрезвычайных обстоятельств, я уполномочена решить, отвечает ли раскрытие таковой информации члену семьи или другу вашим интересам. Полагаю, что ваше теперешнее психологическое состояние можно квалифицировать как невменяемость, и, соответственно, консультация с кем-либо, хорошо знающим вас, будет служить вашим интересам. Поэтому я намерена позвонить Майклу.

Доктор опускает глаза, как будто ей не хочется говорить мне, что будет дальше.

– Третье и последнее. Для оценки вашего состояния нам необходимо заключение психиатра. Я намерена перевести вас в центр психологического здоровья Чикаго-Рид. Это неподалеку, в Норт-сайде.

– Послушайте, да, согласен, я не вполне понимаю, что именно происходит, но я и не сумасшедший, – вздыхаю я. – И с психиатром поговорил бы с радостью. Мне даже нравится такой вариант. Но согласия на помещение куда бы то ни было, если вы об этом просите, я не дам.

– Я ничего не прошу, Джейсон. При всем к вам уважении решать в данном случае уже не вам.

– Извините?

– По закону, если я считаю, что вы представляете угрозу для себя или других, у меня есть право дать распоряжение о принудительном задержании сроком до семидесяти двух часов. Послушайте, для вас сейчас это самое лучшее. Вы не в состоянии…

– Я пришел сюда сам, по собственной воле и без чьей-либо помощи, потому что хотел понять, что со мной не так.

– И правильно поступили. Именно это мы и собираемся сейчас сделать: выяснить, чем вызван этот разрыв с реальностью, и определить лечение, необходимое для вашего полного выздоровления.

Монитор фиксирует новый подъем кровяного давления.

Чего мне сейчас не нужно, так это того, чтобы он снова поднял тревогу.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

Медленно выдыхаю.

Еще один забор кислорода.

Показатели падают.

– Итак, вы собираетесь поместить меня в резиновую камеру, отобрать ремень, острые предметы и закормить лекарствами до состояния ступора? – уточняю я.

– Ничего подобного. Вы пришли в больницу, потому что хотели, чтобы вам помогли, ведь так? Что ж, это первый шаг. Я хочу, чтобы вы доверяли мне. – Доктор Спрингер поднимается со стула и несет его через комнату к телевизору. – А пока отдыхайте. Полицейские должны скоро быть, и уже сегодня вечером мы перевезем вас в Чикаго-Рид.

Я провожаю ее взглядом с ощущением нарастающего беспокойства и тревоги.

Что, если островки веры и обрывки воспоминаний, составляющие суть моей личности – профессия, Дэниела, сын, – всего лишь трагические перебои, ложные срабатывания в серой материи у меня между глазами? Буду ли я сражаться за то, чтобы оставаться тем, кем себя считаю? Или отрекусь от этого человека и всего, что он любит, и приму личину того, кем хотел бы видеть меня этот мир?

А если я и впрямь лишился рассудка, что тогда?

Что, если все, что я знаю, ошибочно?

Нет. Стоп.

Я не схожу с ума.

У меня в крови обнаружены наркотики. На лице и теле остались синяки с прошлой ночи. Мой ключ открыл дверь того дома, который на самом деле не мой. У меня в мозгу нет никакой опухоли. На пальце имеется вмятина от обручального кольца. Я нахожусь в больничной палате, и все это происходит на самом деле.

Я не имею права считать себя сумасшедшим.

Я должен решить эту проблему.

Дверь лифта открывается в больничный вестибюль, и я прохожу мимо двух мужчин в дешевых костюмах и мокрых плащах. Они похожи на копов, и когда наши взгляды встречаются, я ловлю себя на мысли, что эти двое, возможно, приехали за мной.

Кабина уносит их вверх, а я миную зону ожидания и направляюсь к автоматической двери. Поскольку я находился в неохраняемом отделении, выбраться из больницы оказалось намного легче, чем представлялось. Я просто оделся, подождал, пока опустеет коридор, и прошествовал мимо медсестринского поста, не обратив на себя ни малейшего внимания.

Внутренне сжавшись, приближаюсь к выходу. Жду, что вот сейчас зазвенит сигнализация, меня окликнут по имени и охранники устремятся ко мне через вестибюль.

За дверью – дождь. Время, похоже, ближе к вечеру. В пользу этого говорит и обилие машин, обычное для окончания рабочего дня – часов примерно для шести.

Я сбегаю по ступенькам, выскакиваю на тротуар и торопливо шагаю до следующего квартала. Оглядываюсь через плечо. Никто за мной не гонится, никто не преследует. По крайней мере, насколько я могу судить.

Вокруг море зонтиков.

Одежда начинает промокать.

Куда я иду? Не знаю.

Заметив какой-то банк, я схожу с тротуара и становлюсь под козырек над входом. Прислонившись к каменной колонне, наблюдаю за проходящими мимо людьми. Дождь монотонно бьет по мостовой.

Из кармана слаксов достаю зажим с деньгами. Ночная поездка на такси нанесла серьезный удар по моим скудным финансам. Наличность сократилась до ста восьмидесяти двух долларов, а мои кредитные карты бесполезны.

О возвращении домой не может быть и речи, но в нашем районе, всего в паре кварталов от моего особняка, есть дешевый отель, комната в котором, судя по его убогому виду, мне по карману.

Снова иду под дождем.

Темнеет с каждой минутой.

И холодает.

Ни пальто, ни куртки у меня нет, и уже через два квартала я мокрый насквозь.

Отель «Дейз инн» занимает здание напротив бара «Виллидж тэп».

Только вот не все так просто. Тент совсем другого цвета, да и весь фасад выглядит непривычно – шикарнее и дороже. Здесь определенно какие-то роскошные апартаменты. Мало того, у входа стоит под зонтиком швейцар. Рядом с ним женщина в черном тренче, для которой он пытается остановить такси.